Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Я справился бы и без тебя, – сказал Свербицкий с видимым облегчением.

– Наша взяла! – захлопал в ладоши Петров-Плещеев. – Долой бунтовщиков!

С неожиданной прытью Глафира подскочила к вероломному контрразведчику и ловко пнула его острым носком в пах.

Петров-Плещеев скорчился и стал хватать воздух раззявленным ртом.

– Проститутка! – только и смог вымолвить он.

– Возможно, – жестоко усмехнулась Глафира и направила пулемет на

Свербицкого. – Но не убийца.

– Что это – очередная роль? – нахмурился Свербицкий. – А как же твоя поруганная честь, сожженный дом и истребленные родственники?

Как же все эти разговоры об Орлеанской девственнице, которые мы вели ночи напролет?

– Я давно не девственница. А тебе следовало чаще посещать театр,

– отрезала Глафира. – Немедленно отпусти этих несчастных!

– Вы попались на женскую удочку, мой капитан, – не без сочувствия объяснил партизану Филин. – Но хочу вас утешить: вы не первый.

Вашему библейскому предшественнику вообще во сне оттяпали голову.

– Так это какая-то сцена из Библии! – Свербицкий хлопнул себя ладонью по лбу. – То-то я вроде как где-то все это читал!

– Не удивлюсь, если это действительно так, – процедил Бедин, надевая очки. – Глафира непредсказуема.

– После этого спектакля я, кажется, остался без потомства, – простонал Петров-Плещеев. – А что я такого сказал?

– Да, вечеринка не сложилась, – покачал головою Свербицкий. – А теперь я попрошу тебя положить оружие на место и исполнить несколько арий из популярных классических опер. У нее божественный голос, господа приговоренные.

– Ну нет, – твердо возразил Бедин, зорко поглядывая то на

Глафиру, то на Свербицкого. – Мы и так слишком засиделись. Оревуар!

Не спуская глаз с пулемета, ствол которого нацелился в пространство между грудью Свербицкого и дверью, Бедин подошел к

Филину и хлопнул его по плечу.

– Пойдем, все было очень вкусно. Прохор, Демид, Ганимед, вы остаетесь?

Нерешительно переглядываясь, археологи сняли маски поросят, отстегнули хвостики и поднялись из-за стола.

– Довольно! Хватит с меня художественной самодеятельности! Я хотел устроить прощальный ужин, а вы пытаетесь сесть мне на шею! – тонко выкрикнул

Свербицкий. – Прапорщик Игрицкая, немедленно отведите пленных в подвал! Начинается последний акт нашего спектакля под названием

“Ночь перед расстрелом, или Собакам собачья смерть”. Советую составить завещания и набросать прощальные письма.

– А поблажка? – удивился Петров-Плещеев.

– Как трусу мы можем вам завязать перед смертью глаза, – брезгливо сказал Свербицкий. – Прапорщик, извольте выполнять.

– Нет, мой милый, сегодня в подвале будешь ночевать ты!

Ствол пулемета вновь переместился на уровень груди Дикого

Капитана. Мигом утратив весь свой артистизм, Глафира некрасиво скривилась и перешла на визг.

– Руки за голову! Шагом – арш!

Крик словно отрезвил бравого капитана. Он стоял посреди врагов – беспомощный, безоружный, ошеломленный, в дурацком костюме Андрея

Болконского. Даже если бы Глафира, при всей своей ярости, не посмела применить оружие, все равно ему одному не под силу было справиться с девятью противниками.

– Ты это серьезно? – растерялся Свербицкий. – А как же наша любовь?

Вместо ответа Глафира перевела оружие на одиночную стрельбу, прицелилась ему в колено и спустила курок. Сильно подпрыгнувший в руках артистки пулемет дал промах, пуля пробила дырищу величиной с пятак в нижней панели долотовской фисгармонии, а Дикий Капитан подскочил, как заяц. На пол он шлепнулся совсем другим – смирным и напуганным. Лицо его обесцветилось, как воск, руки и ноги тряслись.

– Прохор, Антон, сведите капитана в подвал. Ему необходимо отдохнуть от игры в солдатики. Да не забудьте покрепче запереть за ним дверь. У капитана скверная привычка бродить по ночам, – уверенно бросил Бедин.

Глафира прислонила ненужный пулемет к роялю, приникла к плечу

Феликса и зарыдала – видимо, и ей этот спектакль дался нелегко.

Дюжие археологи подхватили под руки оглядывающегося Свербицкого, который и не думал оказывать сопротивление, и повлекли его к двери.

– Ключ под половичком! – крикнула Глафира.

Постепенно возбуждаясь, Бедин гладил волосы прекрасной актрисы и целовал ее соленые щеки. Та, несмотря на расстройство, не забывала отвечать ему бедрами.

– Он был такой милый, – всхлипывала Глафира. – Это был единственный мужчина, который не требовал от меня сексуального удовлетворения в обмен на любовь.

– Он просто болен. Мне его немного жаль, – бормотал Бедин, запуская руку под кожаную курточку актрисы.

– Его расстреляют? – спрашивала Глафира, словно не замечая поползновений утешителя.

– Не думаю. Скорее – сумасшедший дом.

Бедин начал было левой рукой обшаривать глянцевые шорты актрисы: застежка, к сожалению, находилась не спереди, а сбоку, как вдруг настроение Глафиры переменилось: со смехом она отпрянула от обозревателя, поправила лифчик, застегнула молнию на бедре и подбежала к зеркалу, чтобы навести порядок на подмоченном лице.

– Туда им и дорога, – беззаботно сказала она. – Я выведу вас лесом на трассу, где припрятан автобус разведчиков (она промокнула поджатыми губами нанесенную помаду). Заодно полюбуетесь и на сказочное озеро, на дне которого якобы находится Киж. Здесь места живописные, но вряд ли вы найдете что-нибудь более волшебное, чем свежий воздух и грибы.

Бывшие пленники примолкли. Очевидно, их приключение благополучно подходило к концу, тайна невидимого града Кижа получила удовлетворительное объяснение, но от этого на душе не становилось легче. Казалось, они приблизились к восхитительному миражу, на глазах распавшемуся на груду бессмысленных зеркальных осколков. При этом обманом казался не сам мираж, а те стекляшки, которые его составляли.

– Теперь я напишу очерк с продолжением об исчезновении Кижа и его удивительного народа, – сказал Филин, задумчиво наигрывая на рояле что-то бесформенное. – Глафира вернется к своему мужу, Феликс в редакцию, а я… я не хочу возвращаться никуда.

– Честно говоря, я тоже вошел во вкус, – признался Бедин. -

Вперед идти – далеко, назад – обидно.

– А как же нам быть с Диким Капитаном? – поинтересовался гуманный

Филин. – Неужели он так и будет сидеть в подвале до второго пришествия?

– Нашествие уже началось, – строго заметил Бедин. – Мы только его не заметили.

Стенные часы гостиной ударили пять раз. За окнами было уже светло, в пустые проемы шла знобящая лесная свежесть, птицы, изведенные фанатичным капитаном, но вновь населившие заповедник, прошивали густой утренний аромат такими частыми парчовыми нитями трелей, что среди них, казалось, мог застрять самолет.

Издалека, со стороны заброшенной кижской дороги, раздался явственный гул двигателей, такой звук могла издавать только колонна тяжелых боевых машин. Люстры Светлицы затряслись, словно охваченные страхом, и стали издавать хрустальный перезвон. Комната, как показалось присутствующим, стала крениться сначала в одну, а затем в другую сторону и застыла в перекошенном положении, словно каюта корабля, вмерзшего в лед посреди качки, рояль потихоньку пополз к двери, а со стола соскользнула одна из крайних тарелок.

Бывшие узники молча переглянулись и, не сговариваясь, заторопились вон из дворца, вслед за наиболее сообразительным

Плещеевым, уже каким-то образом оказавшимся на улице. И вовремя.

Едва сбежав по шатким ступеням лестницы и захлопнув за собою дверь, они услышали жуткий грохот, показавшийся им попаданием снаряда, по стене побежала тонкая паутина трещины, мгновенно превратившаяся в зияющую брешь, и дворец Долотова стал тонуть в земле, словно в воронке колоссальных песочных часов. Земля зарокотала, гул все нарастал, словно передразнивая рев бронеколонны, горизонт стал дрожать и кривиться то в одну, то в другую сторону, а воздух поплыл дрожащим маревом. Вдруг все разом стихло, не стало даже птиц. Земля поворочалась и замерла в кривом стоп-кадре, словно размышляя, разойтись еще сильнее или снова впасть в глубокий сон.

29
{"b":"82099","o":1}