Иннокентий Анненский (1856–1909) Среди миров Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Её любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у Неё одной ищу ответа, Не потому, что от Неё светло, А потому, что с Ней не надо света. 3 апреля 1909 Я люблю Я люблю замирание эха После бешеной тройки в лесу, За сверканьем задорного смеха Я истомы люблю полосу. Зимним утром люблю надо мною Я лиловый разлив полутьмы, И, где солнце горело весною, Только розовый отблеск зимы. Я люблю на бледнеющей шири В переливах растаявший цвет… Я люблю все, чему в этом мире Ни созвучья, ни отзвука нет. Бабочка газа Скажите, что сталось со мной? Что сердце так жарко забилось? Какое безумье волной Сквозь камень привычки пробилось? В нем сила иль мука моя, В волненьи не чувствую сразу: С мерцающих строк бытия Ловлю я забытую фразу… Фонарь свой не водит ли тать По скопищу литер унылых? Мне фразы нельзя не читать, Но к ней я вернуться не в силах… Не вспыхнуть ей было невмочь, Но мрак она только тревожит: Так бабочка газа всю ночь Дрожит, а сорваться не может… Что счастье? Что счастье? Чад безумной речи? Одна минута на пути, Где с поцелуем жадной встречи Слилось неслышное прости? Или оно в дожде осеннем? В возврате дня? В смыканьи вежд? В благах, которых мы не ценим За неприглядность их одежд? Ты говоришь… Вот счастья бьётся К цветку прильнувшее крыло, Но миг – и ввысь оно взовьётся Невозвратимо и светло. А сердцу, может быть, милей Высокомерие сознанья, Милее мука, если в ней Есть тонкий яд воспоминанья. Петербург Желтый пар петербургской зимы, Желтый снег, облипающий плиты… Я не знаю, где вы и где мы, Только знаю, что крепко мы слиты. Сочинил ли нас царский указ? Потопить ли нас шведы забыли? Вместо сказки в прошедшем у нас Только камни да страшные были. Только камни нам дал чародей, Да Неву буро-желтого цвета, Да пустыни немых площадей, Где казнили людей до рассвета. А что было у нас на земле, Чем вознесся орел наш двуглавый, В темных лаврах гигант на скале, – Завтра станет ребячьей забавой. Уж на что был он грозен и смел, Да скакун его бешеный выдал, Царь змеи раздавить не сумел, И прижатая стала наш идол. Ни кремлей, ни чудес, ни святынь, Ни миражей, ни слез, ни улыбки… Только камни из мерзлых пустынь Да сознанье проклятой ошибки. Даже в мае, когда разлиты Белой ночи над волнами тени, Там не чары весенней мечты, Там отрава бесплодных хотений. 1909 Две любви Есть любовь, похожая на дым: Если тесно ей – она дурманит, Дай ей волю – и её не станет… Быть как дым – но вечно молодым. Есть любовь, похожая на тень: Днём у ног лежит – тебе внимает, Ночью так неслышно обнимает… Быть как тень, но вместе ночь и день… Константин Фофанов (1862–1911) «Печальный румянец заката…» Печальный румянец заката Глядит сквозь кудрявые ели. Душа моя грустью объята, – В ней звуки любви отзвенели. В ней тихо, так тихо-могильно, Что сердце в безмолвии страждет, – Так сильно, мучительно сильно И песен и слез оно жаждет. Август 1883 Стансы И наши дни когда-нибудь века Страницами истории закроют. А что в них есть? Бессилье и тоска. Не ведают, что рушат и что строят! Слепая страсть, волнуяся, живет, А мысль – в тиши лениво прозябает. И все мы ждем от будничных забот, Чего-то ждем… Чего? Никто не знает! А дни идут… На мертвое «вчера» Воскресшее «сегодня» так похоже! И те же сны, и тех же чувств игра, И те же мы, и солнце в небе то же!.. Октябрь 1888 Камера На стене рисунок чей-то, Точки, профили зверей. Коридор звучит, как флейта, Из отверстия дверей. За окном – решетки, точно Клеть курятника. Кругом – Всё высоко, плотно, прочно, Свод – что грот под потолком. Только легкие тенета У окна и по углам. Разве мушек здесь без счета, Что так любо паукам? Да к тому ж теперь не лето, Паутина здесь вокруг. Наспех символ создал этот Очарованный паук! 12 января 1907 |
