- И мы перелётные, - согласилась Матрёна.

- Как птицы?

- Как старушки! – рассмеялась Серафима.

- Три перелётные старушки-хохотушки и один очень толстый летун-хлопотун, - уточнила бабка Матрёна.

«На себя бы посмотрела», - с обидой подумал Венька и тут же…

У-у-у-у-х!!! – камнем рухнул вниз.

Но Матрёна, хоть и похожа на бегемота, проворная оказалась, как стриж.

Раз! – бросилась пулей вслед за Венькой.

Два! – ухватила его поперёк туловища.

Три! – легко подбросила кверху, к облакам.

- Обиделся? – рассмеялась весело, - Вижу, что обиделся. Ты уж, Вениамин Иванович, не серчай. Небезопасно.

А Венька уже и не серчал вовсе. Да и чего уж тут обижаться, если Матрёна ему только что жизнь спасла!

- Зюйд-вест! – прикрикнула строго Серафима, - От винта!

Мол, нечего расслабляться. Берегите силы. Далеко ещё.

- Ну, от винта так от винта, - сказала бабка Матрёна и вперёд вырвалась, вроде как гусиный вожак.

Глава 20. Журавлиный клин и перелётные старушки.

Справа и чуть сзади от Матрёны пристроилась бабка Нюра. Слева расположилась Серафима. Венька занял позицию сразу за Матрёной. В общем, настоящий журавлиный клин получился. Даже лучше.

- Курлы! Курлы! – кричали летящие параллельным курсом журавли и от зависти сворачивали шеи.

- Вперёд смотрите! – предупреждал их Венька, - Нечего глазеть!

Но журавли пораскрывали клювы и совсем забыли про свой курс.

Бах-х-х!!! – падали они один за другим, - Бах-х-х!!!

Столько у Матрёны сразу работы образовалось!

Вжих! Вжих! – сновала она меж облаками, подхватывая непутёвых птиц и обратно в небо закидывая.

- Курлы! Курлы! – благодарили журавли и летели дальше, смотря прямо перед собой и вытянув вперёд головы.

А старушки с Венькой-летуном продолжали лететь своим курсом.

- Зюйд-вест какой-то, - бормотала себе под нос Матрёна, - Знать бы ещё, что это такое.

- Что-то на иностранном языке, - предполагала бабушка Серафима, - Только непонятно, на каком.

- А какой ты-то знаешь? – спрашивала её бабка Матрёна.

- В школе английский учила.

- Значит, никакой…

- Может, Вениамин Иванович нам с басурманского переведёт? – пищала провокаторша бабка Нюра, - Ась, Вениамин Иванович? Иль не слышишь?

А Венька, и правда, ничего не слышал. Он пристроился в кильватере у бабки Матрёны и парил над землёй, раскинув широко в стороны руки. Матрёна своей мощной грудью путь прокладывала, воздушные потоки разгоняла, и лететь за ней было легко и приятно. Правда, не видно впереди почти ничего, кроме могучего Матрёниного зада.

Но Венька вперёд и не смотрел. Он летел себе доверчиво, подныривая под облака, и сверху землю разглядывая.

Землю такую он до этого и не видал ни разу. Она нарядная была и торжественная. Как будто на праздник приоделась.

- Ух, ты! – захлёбывался от восторга Венька, провожая взглядом скользящую под ним кудрявую зелень лесов, ровные квадраты полей, ниточки дорог, причудливо изгибающиеся блестящие реки.

Долго так они летели. Может, три дня. А может, неделю. День прогонял ночь и гасил звёзды. Солнце сменяло луну. Холмы чередовались с долинами. Потом и они исчезли, уступив место чему-то огромному, коричневому, непонятному. Как будто сердитый великан в сердцах скомкал необъятный лист бумаги и так его, скомканный, и выбросил за ненадобностью.

- Что это? – удивился Венька.

- Горы! – крикнула бабушка Серафима, - Ты дальше, дальше смотри! Вперёд!

А там, впереди… О! неужели?

У Веньки сердце замерло, ухнуло, подскочило вверх и забилось часто-часто.

- Ах! – ахнул Венька, завидев вдали бескрайний ярко-синий простор, и головой врезался прямо в зад резко затормозившей Матрёне.

Глава 21. Старуха с разбитыми корытами.

Море оказалось точно таким, каким и представлял его себе Венька.

Оно бриллиантами сверкало на солнце, играло шипучими волнами, радостно пенилось, облизывая берег.

Берег был сплошь усыпан гладкими круглыми камушками – галькой.

На гальке, вытянув в сторону моря усталые ноги, сидела и пряла пряжу высокая суровая старуха с прямой спиной и в белом платочке.

- Старика своего жду, - мрачно сказала старуха в ответ на расспросы полетаевских жителей, - на Акулий утёс пошёл невод закидывать.

- Уху на ужин планируете? – уточнила деловитая и хозяйственная Серафима.

- Золотую рыбку на желание.

- Не советую, - улучив момент, шепнул старухе Венька, - У разбитого корыта останетесь.

- Вон их сколько, - скорбно кивнула старуха куда-то вдаль, в сторону ветхой землянки, - Уже складывать некуда.

Венька поглядел, куда она показывала, и ахнул. Весь двор, и вокруг, за забором, и дальше, сколько видел глаз – всё было завалено старыми, растрескавшимися и разбитыми вдребезги корытами. Они были сложены в штабеля высотой с дом. И на землянке сверху лежали, прямо на продавленной крыше. И, прислонённые к изгороди, проломили её в нескольких местах.

- Куда вам столько? – удивился Венька.

- Мне не надо, - тяжело вздохнула старуха, - Только он каждый день тащит и тащит… тащит и тащит… тащит и тащит…

В это время вдалеке, у спрятанного за туманом утёса, появилась высокая худощавая фигура. В одной руке она держала невод, в котором что-то блестело на закатном солнце и отчаянно трепыхалось. Другой рукой фигура придерживала прямоугольный тёмный предмет, с натугой волоча его по берегу.

- Ну, вот! – скорбно произнесла старуха, - Опять!

Меж тем фигура приближалась, приближалась и в конце концов превратилась в статного белобородого старика, одетого в выгоревшие на солнце штаны и холщовую рубаху.

- Бог с тобою, золотая рыбка! – пропел старик в сторону невода, запустил в него руку и вытащил на божий свет изумительной красоты и размеров рыбину, - Твоего мне откупа не надо…

- Не надо…, - горьким эхом прошелестела старуха, с кряхтением поднимаясь на ноги.

- Ступай себе в синее море. Гуляй там себе на просторе.

- Гуляй-гуляй, - подтвердила старуха, отобрала у старика корыто и тяжёлой старческой поступью направилась к землянке.

Старик поворотился к морю, размахнулся, зашвырнул рыбу куда подальше. Почесал в затылке, задумался о чём-то своём, потряс головой и тоже поплёлся к своему ветхому жилищу.

Глядь! На пороге сидит его старуха, а перед нею разбитое корыто.

- Вот так и живём! – приветствовал он только что замеченных им полетаевских гостей, рассевшихся на пороге рядом со старухой, - Что загадали, то и получили. Мечты, как говорится, сбываются! И вы, дорогие гости, присоединяйтесь.

Глава 22. Край исполненных мечтаний.

Вот так и вышло, что поселились полетаевцы у старика со старухой в землянке, как в гостинице. И зажили там все вместе припеваючи.

Старик ежедневно отправлялся на Акулий утёс удить рыбу. Старуха пряла свою пряжу.

Бабка Нюра водолазный костюм с фотоаппаратом на барахолке приобрела и расхаживала в нём по морскому дну – пузыри пускала и подводную флору и фауну изучала и фотографировала.

Матрёна устроилась в местный театр оперы и балета. Примой там стала, фуэте каждый вечер на сцене крутила и аншлаги невиданные собирала.

Серафима открыла на пляже кафе. Беляши пекла, шашлык на углях делала – отдыхающим и всяким командировочным по сходной цене продавала. Как оказалось, это и было её заветной мечтой. Только она до поры до времени никому об этом не говорила.

- Я пеку, люди радуются, - хвасталась бабушка Серафима, - Радуются да ещё деньги за это платят. Я деньги получаю, радуюсь ещё больше и ещё лучше, соответственно, готовлю. Люди покупают, ещё больше денег платят, радуются безмерно. Я с этой кучей денег иду на базар, ещё больше продуктов закупаю, больше готовлю. Люди больше покупают, больше едят, больше радуются и больше денег платят. Я…

- Ты не отвлекайся! – кричала с морского дна бабка Нюра, - Все беляши твои подгорят!

Венька – тот всё время на пляже проводил. Строил из камушков крепости и замки. В море купался. Прыгал на волнах. Нырял. Под водой всяких-разных рыбок рассматривал. На морских коньков любовался. Ракушки собирал.