- Знаю! – пискнула бабка Нюра, - Вениамин Иванович! Как не знать?

- Наслышаны, наслышаны, - подхватила толстым басом бабка Матрёна, - Сорока-белобока кашку варила, деток кормила, на хвосте новости носила…

- Ну, хоть при мне-то чушь нести постеснялись бы, - брюзгливо проворчал домовой, подцепляя на вилку огромный кусок ветчины, - Объяснял вам, старым двоечницам, объяснял… Про радио-море и радио-волны, как они там в циклическом зефире завихряются, колобродят и друг в друга сигналами пуляются. Всё без толку. Неучи и чумички!

- В общем, как говорится, будем лично знакомы, - совершенно игнорируя Добрынины дерзости и колкости, пробасила бабка Матрёна и протянула Веньке здоровенную, как утюг, ладонь.

Венька сидел, широко открыв рот, и таращил на неё глаза, как на диковину.

А посмотреть там было на что! Ох, было!!!

Всем своим внешним видом бабка Матрёна очень сильно смахивала на бегемота. И фигура - внушительных, небывалых размеров. И руки – коротенькие, жирные, с пальчиками навроде сарделек. И ноги – как у мамонта или слонопотама.

Но главным в бабке Матрёне было вовсе не огромное тело, а её выдающихся размеров голова. Почти без шеи, голова эта лежала сразу на туловище, расплывшись толстыми щеками по плечам. Причёски видно не было, она вся спряталась под маленьким ситцевым платочком, чудом державшимся на самой макушке. Из-под платочка смешно торчали Матрёнины крошечные уши.

- Что, нравлюсь? – широко улыбнулась бабка Матрёна.

И улыбка была у неё… Какая же удивительная у Матрёны была улыбка! Хоть и вытянутая до ушей, хоть и тонкогубая, редкозубая и даже кривоватая слегка…. Но вот поди ж ты – улыбнулась Матрёна, и сразу в красавицу превратилась, будто лампочка у неё внутри включилась, а в душе канарейки запели и одуванчики пышным цветом расцвели.

- Знаю, о чём спросить меня хочешь, - продолжала Матрёна, обращаясь к Веньке, - И сразу дать тебе ответ могу.

«Вот ведь, все тут про всё за меня додумывают, и что меня интересует, знают наперёд», - недовольно подумал Венька.

А Матрёна потрепала его ласковой мягкой рукой по голове и, улыбнувшись ещё шире, продолжала:

- Ты думаешь: как же, мол, она, такая корова…

«Ну, положим, не корова, а бегемот», - мысленно поправил Матрёну Венька.

- Как же, мол, размышляешь ты, такой бегемот…

«Поосторожнее надо, с мыслями-то», - испугался Венька и постарался не думать вообще.

- В общем, мозгуешь сидишь: как я летать могу, такая большая и пышнотелая. И каким образом воздух меня на себе выдерживает. Угадала?

Венька застенчиво потупился и молча кивнул.

Глава 22. Про балерин и водолазов.

- А это не воздух вовсе, - объяснила Веньке бабка Матрёна, - Мечта моя меня в полёте держит и вниз упасть не даёт. От земли отрывает и вверх, к облакам, уносит.

- Как так?

Венька не понял, что это – шутка, аллегория или просто так, для красного словца.

- Вот ты, Вениамин Иванович, мечтаешь о чём-нибудь? – вместо ответа поинтересовалась бабка Матрёна.

- На море хочу, - честно признался он.

Даже чуть слезу не пустил, вспомнив, что маме не дали отпуск, а у папы длительная командировка. И ещё про телевизор с холодильником, скучную дачу и бабушки-Марусин ревматизм.

- Ну-у-у!!! – со смехом протрубила бабка Матрёна, - Какая ж это мечта?!

- А что же это, по-вашему? – надулся на Матрёну Венька.

Очень уж от этих насмешек обидно ему стало. И сразу все его зелёные пальмы, жёлтый песок и тугие белые паруса съежились, скукожились, помутнели, отодвинулись вдаль и даже как-то измельчали, по Матрёниной прихоти перестав быть мечтой.

- Не сердись, Вениамин Иванович, - попросила бабка Матрёна и снова осклабилась, заулыбалась, расплылась, - Просто у тебя мечта слишком простая. На море-то мы с тобой сто раз слетаем. Плёвое дело!

- У тебя, Матрёна, всё плёвое дело, - влез в разговор домовой, - А вот ежели Вениамин Иванович вообще летать не умеет, как он с тобой на это море самое попадёт?

- Запросто! Нет таких людей, чтоб летать не умели и научиться не могли. Даже, вон, тётка Груша хвостом помахивает, с ветки на ветку перелетает. А всё потому, что у неё тоже мечта!

- Да уж! Мечтательница! – проворчала бабушка Сима, - Воровка она, а не мечтательница! Пиранья!

- У каждого своя мечта, - продолжила бабка Матрёна, - Может, она мечтает помолодеть.

- Имеет право, - вступился за русалку домовой.

- Имеет. Отчего же не иметь. Только совсем она свихнулась на своей молодости. Молодится и молодится, молодится и молодится. Будто ей больше делать нечего.

- Хи-хи! – тонюсеньким голоском хихикнула бабка Нюра, - Не выйдет у неё ничего!

- Почему это? – удивился Венька.

- Потому что совесть надо иметь! Ей уже девятьсот лет вот с таким вот гаком и с хвостом. А выглядит на семьдесят пять, как девчонка. Куда ж ей ещё-то? В головастика, что ли, превратиться решила? Поумерила бы свои аппетиты!

- Вот я…, - ударилась в воспоминания Матрёна, - С детства, знаешь, кем мечтала стать?

- М-м-м-м-м…,- задумался Венька, - Поваром? Кулинаром? Продавцом колбасы на рынке?

- Господи-и-и!!! – раздражённо пропищала бабка Нюра, - Неужели так трудно догадаться? Ну, посмотри! Посмотри как следует на неё!

- М-м-м-м-м… Грузчиком? Боцманом? Тяжелоатлетом?

- Балериной! – бабка Нюра схватилась крошечными пальчиками за подол своей малюсенькой юбки и закружилась, завертелась на лавке юлой, - Фуэте Матрёна хотела крутить! Танец маленьких лебедей танцевать! Вот это мечта так мечта! Не то что…

Бабка Нюра как-то враз остановилась, замерла, осела, сморщила своё маленькое мышиное личико и пустила одинокую слезу.

И все сразу кинулись её утешать и уговаривать, что и у неё мечта будь здоров. Всем бы такую! Да не у каждого смелости хватит.

- А что за мечта у бабки Нюры такая? – шёпотом поинтересовался Венька у бабушки Симы, - Что в ней такого особенного?

- Мечта как мечта, - пожала плечами Сима, - И особенного ничего нет. Хочет, видишь ли, наша Нюра стать водолазом! Чтоб с аквалангом и в гидрокостюме по дну пруда пешком ходить!

- Чтоб глубоко, значит, погружаться! – уточнила бабка Нюра, - Вот такая у меня глубокая мечта!

- Есть!!! – пушечным выстрелом прогремело из дальнего угла, из-под тряпки, - Пить!!! Спать!!!

Все так и подпрыгнули. А Венька с бабой Нюрой, так вообще – затряслись и залезли от страха под лавку.

Глава 23. Леший Самсон.

Пока в избушке шёл спор-разговор и дым стоял коромыслом, леший преспокойно очнулся, глаза протёр и тихо теперь сидел себе в углу, зевал, покачивался маятником из стороны в сторону. Время от времени он тяжко вздыхал и вскидывал взгляд вверх, на жабу Анисью, сидевшую на часах. Смотрел он на неё с превеликим, надо сказать, интересом. То ли съесть хотел. То ли просто завязать полезное знакомство.

Анисья лешего игнорировала, и от тоски он громко икал и выкрикивал своё шаманское заклинание:

- Есть!!! Пить!!! Спать!!!

- Вот ведь животное! – покачала головой бабка Матрёна, поглядев на всё это безобразие, - Только бы утробу свою набить и спать завалиться!

После долгих расспросов и уговоров удалось всё-таки выяснить, что у лешего есть имя. Довольно необычное для этих мест - Самсон. Оказалось, что в своей семье он был самый младший, низкорослый и считался изгоем. Не вышел, как говорится, ни телом, ни делом. Мышей и птиц ловить не умел. Север и юг не различал. В породах деревьев путался.

- Какой же ты леший? – говорили ему родственники лешаки, - Если в лесу, как у себя дома, не ориентируешься?

Никто Самсона не любил, не кормил и сказки на ночь не рассказывал. Только шпыняли и еду отбирали все кому не лень. Поэтому единственной мечтой его было – наесться хоть раз в жизни до отвала и выспаться на пуховой перине всласть.

- А-а-а-а-а-а!!! – вспомнив о своей несчастной, убогой жизни, Самсон зарыдал и уткнулся в огромный, как парашют, Матрёнин подол, - А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!