Вот в свете этого воздушного солнечного столба Венька и увидел… увидел и обалдел, схватившись за голову.
- И зачем же я, дурак, правый тёте Груше отдал?! Она же не вернёт теперь! У неё ведь, что с возу упало, всё её!
…Прямо в центре сарая, в круге нежного и переливчатого солнечного света, как ни в чём не бывало стояла Венькина пропажа. Левый кед. Правда, совершенно без шнурков и с вываленным наружу языком.
Кед был доверху набит куриными яйцами необыкновенного золотого цвета.
Глава 17. Снесла курочка яичко…
- Что ты там приволок? – вскричала бабушка вернувшемуся с добычей Веньке.
За то время, что он провёл в борьбе с сумасшедшей Корябой, у Серафимы успело произойти очередное перевоплощение. И теперь вместо спокойной и домовитой Фимы в избушке вовсю царила и хозяйничала её полная противоположность.
- А я тут репетирую! Новое представление к приходу гостей готовлю! – объявила Сима, - Але-оп!
Она взлетела в воздух реактивной ракетой, перекувырнулась три раза через голову, вихрем пронеслась вокруг Венькиной головы, спрыгнула на пол, вцепилась в Веньку, крепко прижала его к груди и лишь только после этого с любопытством заглянула в корзинку.
- Десять штук! – произвела Сима молниеносный подсчёт, – Это при нынешней цене на золото… по текущему грабительскому курсу… сколько ж это в рублях-то будет…
- Они что, правда…, - с любопытством поинтересовался Венька, - Из чистого золота?
- Две тысячи триста шестьдесят восьмой пробы! – гордо ответила Сима, поплевав на яйцо и поскребя его ногтем по боку, - Только моя Коряба такие несёт, рекордсменка! Матрёнины-то куры не такой чистоты золотишко выдают. А у Нюрки вообще – сплошь медь да серебро.
Сима скривила физиономию, выражавшую полное презрение к таким неказистым курам, которые всё больше по меди, и запустила руку в корзинку.
- Вот какие драгоценности наша Коряба на-гора выдаёт, - приговаривала она, любовно поглаживая и перебирая золотые яйца, - Кормилица наша! Не яички, а настоящий клад! Золото! А… а… а это что такое?!
Симина рука вынырнула из корзинки с зажатым в ней яйцом. Яйцо было не блестящее и золотое, а матовое, светло-коричневого с крапинками цвета. То есть совсем обыкновенное.
- Снесла курочка яичко! – совершенно расстроилась Сима, - Накося! Поздравляю!
- Яйцо как яйцо, - вступился за Корябу Венька, - свежее, нормальное, простое.
- Вот именно! Снесла курочка яичко, не золотое, а, туды её растуды, простое! Последнее время всё чаще за ней такое стало водиться. Халтурщица! Бракоделка!
- Но ведь все курицы…
- А-а-а!!! – с досадой махнула рукой Сима, схватила корзинку с яйцами и полезла с ней в подпол, прятать в сундуке.
Тут же из-за печки показалось огромное волосатое ухо и не менее внушительных размеров нос.
Глава 18. Двое старших.
- Ага! – сказал большой любитель добра Добрыня, внимательно проследив за Симиными действиями и направлением, куда она корзинку с яйцами понесла.
- Эй, ты! – крикнул Венька, заприметив домового.
- А ты мне, Вениамин Иванович, не тычь, - обиженно вздёрнул тот свою рыжую бороду, - Я тебе всё-таки не простолюдин Кузьмич. Невежливый ты, как я погляжу, Вениамин Иванович.
- Извините, Добрыня Добрыньевич, - поспешил исправить свою оплошность Венька, - Больше не буду. Я просто спросить собирался.
- Я, конечно, не справочное бюро. Но для тебя, так и быть, исключение сделаю. Начинай своё интервью.
- Что?
- Ну, задавай вопросы.
- У меня, собственно говоря, один вопрос-то.
- Для интервью маловато. Я уж приготовился. Извилины завил, распрямил и из последних сил напряг.
- Да я просто узнать хотел. Это вы сделали?
- Что опять? В чём я перед тобой всегда виноват? За мух я уже отчитался!
- Вы стащили и подкинули Корябе мой кед?
- Какой мопед? – Добрыня мгновенно впал в полную глухоту и несознательность, даже для достоверности уши в трубочку закрутил, - Нету никакого мопеда. Ступа была. Телега была. Ковёр-самолёт когда-то тоже существовал, но его моль давно съела. Ты вообще, Вениамин Иванович, о чём?
- Вы тут Ваньку-то не валяйте! – рассердился Венька на домового.
- Веньку, говоришь, не валять? И когда это я тебя, Вениамин Иванович, валял? Что ты ерунду придумываешь и следом своим надо мной, как кувалдой, размахиваешь?!
- Я?! Следом размахиваю?! – возмутился Венька, - Что вы, Добрыня Добрыньевич, за чушь несёте?
- А что ты меня тут допрашиваешь, как подследственного? Стало быть, под следом я у тебя! А ты, Вениамин Иванович, изверг!
Добрыня дёрнул себя двумя руками за седые косички, и из его глаз фонтаном, как у клоуна, брызнули потоки жалостливых слёз. Потом достал из-за пазухи скалку и…
И-и-и-и-и!!! – тонко заскрипела и откинулась со слабым стуком крышка подпола. На поверхности показалось нахмуренное Фимино лицо.
- Снова сплошь золотые. Простое всего одно. Из чего ж омлет-то готовить?
Венька тоже огорчился – омлет он очень сильно любил, особенно с горошком и сыром. И не пришло ему даже в голову, что на Корябино золото столько куриных яиц и омлетов накупить можно! Было бы из-за чего переживать!
- Чем же гостей радовать и угощать? – причитала Фима, хлопоча у печки, - Неужели брюквой простой и пареной репой?
Бах!!! – грохнуло из-за печки.
Бам-м-м!!! – пошёл по всей избе звон.
- Ты, я смотрю, уже средь бела дня своей колотушкой колотишь? – рассердилась на домового Фима.
- А-а-а-а-а-а!!! – во весь голос зарыдал за печкой Добрыня, - Не хочу пареную репу! Сосисок хочу! Колбасы!
- Ладно-ладно, - смягчилась Фима, - Не реви. Пойду в лавку схожу. Куплю чего-нибудь.
Она сняла с крючка плетёную авоську. Сунула в карман кошелёк. Повернулась к Веньке и строго погрозила ему пальцем.
- Пока не вернусь, будешь за старшего.
- Я за старшего! – раздался из-за печки оскорблённый вопль, - Я!!! Я старше него!!! И вообще!!!
Бах!!!
Бам-м-м!!!
- Ну, хорошо, - печально вздохнула Фима, - оба за старшего. Дом стерегите. Дверь никому не открывайте. Только званым дорогим гостям.
С тем и ушла.
Венька остался сидеть на лавке, мучительно соображая – что ему делать, если кто-нибудь в Фимино отсутствие всё-таки придёт. И как он узнает, званый это гость или незваный, дорогой или так себе, не очень.
…Ровно через пять минут после того, как затихли Фимины шаги, в дверь громко и очень настойчиво постучали.
Глава 19. Незваный гость.
- Иди давай, открывай! – раздался Добрынин голос из-за печки, - Слышишь, стучат!
- А чего я-то? – огрызнулся Венька, - Вы хотели за старшего быть. Вот и идите сами.
- Я уже расхотел. Фима сказала, ты старший. А я вообще послушный домовой. Всегда свою многоуважаемую Фиму слушаюсь и почитаю. Почти как родную мать.
Между тем в дверь колотили и колотили, как будто молотком или кувалдой. Грохот стоял такой, словно дом целиком запихнули в мешок с камнями, и так и трясли всё вместе, перекатывали.
- Иди-иди, - продолжал командовать домовой, - Чего расселся квашнёй?
- Есть!!! – прогремел снаружи густой жутковатый голос, - Пить!!! Спать!!!
Веньке стало совсем не по себе. Даже в животе от страха закрутило.
Точно ли это дорогой гость? А если даже и дорогой, то званый ли? А если званый, то кем и куда?
- Так и быть, - сжалился над Венькой домовой, - Пойдём открывать вместе. Я, как старший, в щёлочку подсмотрю, всё тебе обскажу подробно, а ты уже потом щеколду отодвинешь и откроешь. Делов-то!
Венька не стал напоминать Добрыне, что тот вроде бы старшим быть расхотел. Он и так был домовому благодарен безмерно, что он согласился Веньку до входной двери проводить.
Вместе они тихонько прокрались через сени. Добрыня прижал к замочной скважине прищуренный левый глаз.
- Мужик какой-то, - прошептал он, хорошенько сквозь скважину приглядевшись, - Росту большого. Метра два. Ручищи - ого-го! Ножищи – лучше вообще не смотреть. И, главное дело, волосы у него сплошняком зелёные. Как зелёнка аптечная, честное слово.