Был тот мужичок маленький, тощенький и даже как будто слегка полупрозрачный. И одет весьма странно. Сверху – отутюженный, с искрой, пиджак глубокого синего цвета. Под пиджаком – крахмальная рубашка. Галстук-бабочка на шее. На ногах – до нестерпимого блеска вычищенные лакированные штиблеты. Зато вся его нижняя часть…

Вся нижняя часть незнакомца была облачена в потрёпанные, дырявые, с ободранной бахромой штаны. В общем, в лохмотья. Пояс штанов был подвязан обыкновенной бельевой верёвкой,

Волосы на его голове были длинные и все заплетены в множество тонких седых косичек. Борода сверкала яркой рыжиной и тоже заплетена в косу, но всего одну.

- Можно у вас тут ненароком с краешку присесть? – вежливо поинтересовался мужичок у Веньки и, не дожидаясь ответа, по-хозяйски расположился у него в ногах, - Спишь, что ли? Ну, спи, спи.

Веньке разрешения на сон от мужичка не требовалось. Он и так спал, по привычке подложив ладонь под толстую щёку. Спал, и снилось ему, что прямо по воздуху подкрался к его кровати мужичок в пиджачке и лакированных штиблетах. Уселся в его ногах, как у себя дома. И повёл с Венькой витиеватые разговоры.

- Заскучал я что-то, - обратился к спящему Веньке ночной незваный гость, - Душа моя неприкаянная притомилась. Мечется, мечется, покою не знает. Неизбывная грусть навалилась на меня. Затуманились мои думы. Кручина скрутила моё сердечное естество… во… во… во, полетела, зараза! Ах, ты…

Дз-з-з-з-з-з-з!!! - что-то промелькнуло в слабом, выбеленном и размытом лунном свете.

Бах!!! - тщедушное тело мужичка рванулось вперёд, как будто им выстрелили из берданки.

Хлоп!!! - твёрдая, как карающий меч, рука с оттяжкой прибила это «что-то» на столе, не оставив ему ни единого шанса на спасение.

- Фу-у-у-ух!!! – довольный проделанной работой, мужичок вернулся на лавку и показал Веньке только что убитую муху, - Видал?

Венька видал. Потому что этот похожий на выстрел хлопок выбил из него весь сон. И сидел теперь Венька рядом с мужичком на лавке, тёр глаза и совершенно не понимал, что происходит.

- Муха, говорю, - мужичок гордо сунул свою добычу под самый нос Веньке, - Я тут на них лучший охотник. У меня и значок от охотничьей организации есть.

Мужичок был именно такой, каким приходил к Веньке во сне: тот же блестящий пиджак, драные, с бахромой, штаны, начищенные лакированные штиблеты. Только теперь Венька заметил, что на лацкане его пиджака сияет круглый, до блеска отполированный значок с нарисованной на нём навозной мухой и надписью по кругу «Отличнику мухобойного труда».

- А вы, собственно, кто? – поинтересовался Венька.

- Сам-то как думаешь? – вместо ответа спросил мужичок.

«Никак я не думаю. Ну вас всех с вашими загадками», - хотел сказать Венька и чуть было не завалился обратно спать.

- Домовой я тутошний, - не дождавшись от Веньки никаких гипотез и предположений, объяснил мужичок, - А ты Вениамин Иванович. Я знаю.

- Все знают. Сорока-белобока кашку варила, деток кормила…

- Какая ещё сорока?! – возмутился домовой, - Какие, к лешему, детки?! Что ты мне тут голову морочишь?!

- Ну…, - растерялся Венька, - Здесь все так говорят. Потому что сарафанное радио…

- Какое-какое радио?! – домовой схватил себя за бороду, выпучил глаза и уставился на Веньку как на слабоумного, - Сарафанное?!!! Скажи ещё, подштанниковое, дуралей! Надо ж, чего выдумал! Не знаешь, что радиосигнал по волнам передаётся? Они так и называются, радио-волны. Потому что радио – оно как море.

- Как море?! – воодушевился Венька, - Скажите пожалуйста!

- Скажу, - кивнул мужичок, - Вот смотри, на море бушуют волны, так?

- Говорят…, - вздохнул Венька, - я не видел.

- Для того, чтобы знать, видеть вовсе и не обязательно!

«Вот и Пантелеймон так же сказывал», - вспомнилось Веньке.

- Радио это бушует и волнуется тоже, - продолжил свою учёную лекцию мужичок, - Волнуется себе, волнуется, потом – раз! – и волну свою как пульнёт! Вроде как из ружья. Опять же, в виде радиовещательного сигнала. А ты говоришь…

- Я не знал, - смутился Венька, - Мы этого ещё в школе не проходили.

- Не проходили! А мозги тебе на что дадены? Там, в мозгах, кстати, такие кривые извилины. У тебя есть?

Венька смущённо потупился и пожал плечами.

- У меня точно есть! Прямо чувствую, как они там извиваются и шевелятся. Даже щекотно, - мужичок хихикнул и дёрнул себя сразу за несколько косичек на голове, - А между извилинами - тоже волны. Только не радио, а другие. Специальные такие волны. Называются – биополе.

- Откуда вы столько всего знаете? – восхищённо поинтересовался у домового Венька.

- Ты уши мои видал?

- Ну-у-у-у-у…

- А ты посмотри, посмотри получше. Можешь даже потрогать, - домовой вытянул шею по направлению к Веньке и придвинул своё огромное мясистое ухо к нему поближе, чтобы Венька мог как следует его разглядеть, - Я ж подслушиваю!

- Что?

- Всё! Всё подслушиваю, подглядываю, вынюхиваю… Нос у меня тоже хорошей величины, не заметил? Я им столько… о… о… о… ещё одна, паскудница, полетела!

Хлоп!!! И новая муха замерла бездыханно под меткой рукой домового.

Глава 12. Очень добрый домовой.

- А бабушка Серафима говорила, - заметил Венька, - что вы даже мухи не обидите.

- Не обижу! – подтвердил домовой, - Никогда в жизни не обижу ни единой мухи!

- Но ведь вы же… только что…

- Что я только что? Что я такого сделал? – обиженно поджал губы домовой, - Давай мы лучше у неё самой спросим. Эй, муха! Я тебя чем-нибудь обидел?

Убиенная муха, поднятая домовым за крыло высоко в воздух, безмолвствовала.

- Ну, вот! – радостно провозгласил домовой, - Она не в обиде! И ты не мели чепухи. Лучше давай с тобой посплетничаем.

- Сплетничать нехорошо. Мама говорит…

- Мама правильно говорит, - согласился домовой, - Но иногда, немножечко, самую малость, для поднятия тонуса, нужно! Как же можно жить совсем без сплетен?!

- Мы же дома как-то живём.

- Скучно живёте!

- И о чём же мы будем с вами сплетничать?

Венька-то сам сплетничать вовсе не умел. Даже ни разу в жизни не пробовал.

- Для начала я тебя спрошу, - домовой потёр руки и довольно заёрзал на лавке, усаживаясь поудобнее, - Вот, к примеру, кто тебе нравится больше, Сима или Фима?

- Сима, - не раздумывая ответил Венька, - Она весёлая, смешная, на балалайке играет.

- Ну да, ну да, - закивал головой домовой, - На балалайке играет, по воздуху аки по суше ходит, нечисть всякую тащит в дом. То эту склизкую Анисью, то всяческих мохнатых пауков. А мне, страдальцу…

Тут домовой громко всхлипнул и так треснул себя кулаком в грудь, что у него развязался и шлёпнулся на пол галстук-бабочка.

- Душа у меня слишком нежная, - вытирая грязным пальцем совершенно сухой глаз, объяснил Веньке домовой, - Не выношу я этого гнуса. Ни жаб. Ни мух… ух… ух… ух…

Хлоп!!! Третья муха пополнила скорбную коллекцию домового. А он меж тем отряхнул преспокойно руки и невозмутимо продолжал:

- С Фимой-то мне лучше. Фима дом приберёт. Киселю наварит. Пирогов напечёт.

В этом смысле Венька был совершенно с домовым согласен. Убирала Фима чисто. Готовила вкусно. Только вот…

- Только вот зануда она, - продолжал свои размышления домовой, - Скучная какая-то. Всё у неё по распорядку. Мух не обижай. Колотушкой по ночам не колоти. А если у меня именно ночью душа колотушек просит?!

С этими словами домовой вытянул из-за пазухи какой-то предмет, очень сильно напоминающий скалку.

- Бах! – шмякнул этой скалкой себя по голове.

- Бам-м-м!!! – пошёл от головы звон, заполняя собой всю, до самого дальнего уголка, избушку.

- Ох-х-х-ох-ох!!! – заворочалась за печкой старая Серафима.

Веньке стало немного не себе. Не тот ли самый это домовой, что давеча облил аптечной зелёнкой беднягу Пантелеймона? Что, если он сейчас и Веньку… Ведёт себя мужичок как-то странно. За мухами гоняется. Лупит чем ни попадя по голове.