человеческого осознания бытия. До этих событий, воссозданных мифом, люди не ведали ничего о смерти. Теперь же они вынуждены постоянно считаться с угрозой полного исчезновения. Нота смирения пронизывает сказание. Хотя с помощью зелья душа Энкиду возвращается на Землю, это продолжается недолго. Из преисподней кет пути назад. Таков конечный вывод. Известный шотландский религиовед и знаток древних ритуалов Л. Д. Фрэзер свидетельствует: "В Древней Греции человек, которого ошибочно сочли мертвым и по которому в его отсутствие были совершены погребальные обряды, считался мертвым до тех пор, пока не проходил через обряд нового рождения. Его проводили между ног женщины, омывали, завертывали в пеленки и передавали на попечение кормилицы. Лишь после скрупулезного исполнения 'этот обряда вернувшийся мог свободно вступать в общение с живыми людьми. При таких же обстоятельствах в древней Индии считавшийся мертвым человек должен был провести первую ночь после возвращения в лохани, наполненной смесью из жира и воды, не произнося ни слова. Он сидел там со сжатыми кулаками, как ребенок в утробе матери, в то время как над ним соверша лись все те обряды, которые обычно совершаются над беременными женщинами. На следующее утро он вылезал из лохани и еще раз проходил через все обряды, в которых принимал участие с юных лет, в частности, вступал в новый брак или еще раз с должной торжественностью женился на своей старой жене"*. Душа покойного, согласно верованиям древних, продолжала вступать в контакт с живыми. Кости усопшего тоже могли оказать воздействие на земные дела. Например, когда молодой представитель племени галело идет ночью на любовное свидание, он набирает на могиле горсть земли и посыпает ею крышу своей возлюбленной как раз над тем местом, где спят ее родители. Он воображает, что могильная земля погрузит их в крепкий, мертвецкий сон и они не помешают его свиданию с возлюбленной. На острове Яве, свидетельствует Фрэзер, взломщик берет с могилы землю и рассыпает ее вокруг дома, который он намеревается ограбить, будто бы погружая его обитателей в глубокий сон. С той же целью индус насыпает у двери дома золу с погребального костра, перуанские индейцы - пыль от истолченных костей покойного, а взломщик-русин вынимает из берцовой кости мозг, заливает туда сало и поджигает его. После того как сало загорится, он трижды обходит вокруг дома с такой своеобразной свечой, что якобы заставляет обитателей дома заснуть мертвым сном. У древних греков грабитель или взломщик думал, что самая злая сторожевая собака замолчит и обратится в бегство, если он
принесет с собой головню из погребального костра. Сербские и болгарские женщины, которых раздражают тяготы супружеской жизни, прикладывают медную монету к глазам покойника, омывают его вином или водой и дают мужьям выпить эту жидкость. После этого те делаются якобы столь же слепыми к прегрешениям своих жен, как покойник, к глазам которого прикладывали монету. Различные магические приемы, согласно шотландскому ученому, использовали представители других народов, чтобы продлить жизнь и избежать скорой смерти. Многие китайцы готовили себе саван еще при жизни. Одежду покойника предпочитают шить в високосный год, так как для китайца кажется очевидным, что сшитый в длинный год саван будет в большей степени обладать способностью продлевать жизнь. Особенно много усилий шло на то, чтобы наделить этим бесценным качеством одну часть погребального одеяния - длинное шелковое платье глубочайшего синего цвета со словом "долговечность", вышитым золотыми нитками. Некоторые народы, по мнению Фрэзера, верят, что жизнь в деревья вдувают души умерших. Племя диери в Центральной Австралии считает священными деревья, в которые, как гласит предание, превратились их предки: они с почтением отзываются об этих деревьях и делают все возможное, чтобы их не срубили и не сожгли. Когда белые поселенцы просят срубить дерево, они серьезно возражают, что за такой проступок им перестала бы сопутствовать удача. Часть жителей Филиппинских островов верят, что в определенных деревьях обитают духи их предков, и поэтому бережно относятся к ним. Если филиппинцы вынуждены свалить одно из таких деревьев, они просят у него прощения, говоря, что сделать это заставил их жрец. Духи находят пристанище преимущественно в высоких, величественных деревьях с большими раскидистыми кронами. Когда ветер шелестит листьями, туземцам чудится голос духа, и они никогда не пройдут мимо такого дерева, почтительно не поклонившись ему и не испросив у духа прощения за причиненное беспокойство. По верованиям корейцев, души людей, умерших от чумы или на дороге, а также души женщин испустивших дух во время родов, неизменно находят себе пристанище в деревьях. На грудах камней, нагроможденных под деревьями, этим духам приносят в жертву пироги, вино и свинину. В Китае с незапамятных времен существовал обычай сажать деревья на могилах, чтобы придать духу умершего силу и тем самым спасти его тело от разложения. А так как вечнозеленые сосны и кипарисы якобы больше других деревьев наполнены жизненной силой, для этой цели избирались именно они. Растущие на могилах деревья иногда отождествляются с душами умерших.
Эсхатологические мотивы, связанные с осмыслением загробной жизни, присущи всем религиям. Именно предельная встревожен-ность человека своей последней судьбой рождала многочисленные ритуалы и религиозные догмы, имела ключевое значение для генезиса религии. Тема смерти получала различные интерпретации в тех или иных культурах, поэтому и складывались непохожие религиозные системы. Но вот что поразительно: все эти сведения, носящие, казалось бы, сугубо этнографический, религиозный характер, получают неожиданное звучание в свете новейших научных открытий. Многие верования вовсе не выглядят сегодня, как об этом говорят помещенные в нашей книге переводы, наивными или гротескными. Напротив, все чаще в давних ритуалах и догмах обнаруживаются крупицы достоверных знаний, поразительные прозрения и интуиции. Современное знание исходит из того, что рождение, пол, смерть и духовность причудливо сплетены. Догадки такого рода то и дело встречаются в самых древнейших мифологических воззрениях. Обратимся еще раз к Фрэзеру. Он подчеркивает, что дикарь объясняет стихийные силы природы действием живых существ, присутствующих или стоящих за ним. Деятельность животного или человека объясняется присутствием души, а его успокоение во сне или смерти объясняется ее отсутствием. Сравним эти представления с теми результатами экспериментов, которые содержатся в книгах Л. Уотсона "Ошибка Ромео", А. Ландсберга и Ч. Файе "Встречи с тем, что мы называем смертью", и мы увидим удиви тельные совпадения, которые объединяют наивные верования древних и современные экспериментальные данные. Так как смерть, свидетельствует шотландский ученый, является постоянным отсутствием души, предохраниться от нее можно, либо закрыв душе выход из тела, либо, если она его покинула, добившись ее возвращения. Меры предосторожности, принимаемые дикарями для достижения одной из этих целей, выступают в виде запретов, или табу, являющихся не чем иным, как правилами, предназначенными достигнуть постоянного присутствия или возвращения души. Короче говоря, они стоят на страже жизни. Вот конкретные примеры. Индейцы-гуроны считают, что у души есть голова, тело, руки и ноги. Сравним с современными представлениями об астральном теле. У эскимосов бытует верование, согласно которому "душа обладает такой же формой, как и тело, частью которого она является, только более тонкой и воздушной". Согласно верованиям индейцев-нутка, душа имеет вид крошечного человечка. Его местонахождением служит макушка. Пока она держится прямо, владелец его крепок и здоров. Когда же она по какой-то причине выходит
из вертикального положения, тот теряет сознание. Малайцы рас сматривают человеческую душу как маленького человечка величиной с большой палец, большей частью невидимого. По форме и по сложению он является копией человека, в чьем теле обитает. Человечек этот сделан из очень тонкой материи, но не настолько, впрочем, неощутимой, чтобы при вхождении в материальный предмет не вызвать сдвига. Он может быстро перелетать с места на место. Во время сна, транса и в случае болезни он временно, а в случае смерти навсегда уходит из тела. На Кавказе обычай, согласно которому табу накладывалось на произнесение имени умершего, в древности соблюдали албанцы (Албанией называлось в древности Восточное Закавказье - теперешний Азербайджан). Этот обычай остается в силе у многих современных диких племен. Австралийские аборигены строжайшим образом придерживаются обычая не упоминать покойников своего пола по имени. Назвать в полный голос человека, оставившего земную жизнь,- значит грубо нарушить один из наиболее священных обычаев племени. Требование окутывать имена умерших покрывалом забвения основывается прежде всего на боязни потревожить дух покойного. Впрочем, как подмечает Фрэзер, нель зя сбрасывать со счетов и естественное нежелание людей воскрешать пережитую в прошлом утрату. То же отвращение к произнесению имен умерших питают аме риканские индейцы от Гудзонова залива до Патагонии. У индей-цев гоахиро в Колумбии произнесение имени покойного в присутствии его родственников считается ужасным оскорблением, нередко караемым смертью. Если такое случится в присутствии дяди или племянника умершего, те при малейшей возможности убьют обидчика на месте. В случае бегства он должен заплатить крупный штраф: два и более быков. "Подобную же неохоту упоминать имена умерших, по имеющимся данным,- пишет Д. Фрэзер,- испытывают столь отдаленные друг от друга народы, как сибирские самоеды и тода в Южной Индии, жители Монголии и туареги Сахары, айны в Японии, акам-ба и нанди в Восточной Африке, тингианы на Филиппинских островах, а также туземцы Никобарских островов, Борнео, Мадагаскара и Тасмании"*. Во всех этих случаях главной причиной умолчания, даже если она не выражена явно, является страх перед духом. Туареги, например, страшатся духа умершего и делают все возможное, чтобы этого избежать: после смерти соплеменника они меняют место стоянки, на веки вечные прекращают называть покойного по имени я избегают всего, что можно истолковать как вызов его духа.
