Видимо, это и есть Гинзберги. И они не выглядели опасными. Особенно вон та собака сутулая, у которой явно самомнение выше крыши. Но нам надо действовать тихо, так что придётся дождаться подходящего момента, чтобы всё проделать без лишних писков и визгов.

Я продолжал смотреть в замочную скважину. А родственники в это время завели разговор, который явно уже не раз возникал между ними.

– Лида Ершова очень хорошая партия для тебя, – проговорил мужчина низким, прокуренным голосом. – Она из богатого и уважаемого рода с безукоризненной репутацией.

– Да она же страшная, как жаба. И толстая, – капризно заявил сутулый, состроив кислую гримасу, из-за чего стал ещё более отвратительным, почти как тёплое пиво. – Я хочу, чтобы ты договорился с Бестужевым. Мне по сердцу его младшая внучка.

– Она всем по сердцу, – усмехнулся отец, глядя на сына сквозь табачную дымку. – Младшая Бестужева – первая красавица Петербурга, да ещё из прославленного рода с огромными амбициями и возможностями. Ты же не забыл, что они входят в один из четырёх человеческих кланов, которые правят Россией-матушкой?

– Конечно помню, – кивнул дрищ и с раздражением снял с себя рубашку, скомкал её и кинул в угол комнаты, где уже валялась куча измятой одежды.

– Ну а раз помнишь, то чего же несуразицу лепечешь? Где они, а где мы? Выше Лиды Ершовой тебе не прыгнуть.

– Страшная… – прошипел сквозь зубы младший посвящённый и встал перед открытыми дверями большого резного шкафа, где висело даже больше рубашек, чем в иных магазинах.

– Тебе, главное, жениться на ней, а потом уже можешь заводить интрижки с красивыми простолюдинками. Они же за деньги на все будут для тебя готовы, – цинично заявил мужчина, пригладив тронутые сединой каштановые волосы. – Но все адюльтеры надо тщательно скрывать. Я не хочу иметь серьёзный разговор с главой рода Ершовых.

– Я подумаю, па, – без энтузиазма сказал сынок и устало пробурчал: – И зачем ты отпустил прислугу? Теперь самому маяться.

– Никто не должен знать, что мы куда-то сегодня едем. Я тебе уже говорил – в этом мире никому нельзя доверять, – нравоучительно заметил батя, почесав кончик крючковатого носа, делающего его похожим на изголодавшегося грача. – Всё посвящённые прибудут на бал втайне. Никто из них не будет пользоваться даже услугами своих шоферов. И мы поступим так же. Лучше перебдеть, чем недобдеть. В конце концов, события такого масштаба происходят всего четыре раза в год. Можно и потерпеть.

– Я тебя понял, отец, – промычал сутулый и посмотрел в дальний угол комнаты, где на столе из красного дерева лежала чёрная овальная маска, которая имела прорези для глаз и не закрывала рот с подбородком.

Старший посвящённый тоже глянул в ту стороны, из-за чего оба Гинзберга оказались затылками к двери, будто приглашая меня на свой междусобойчик. Я и воспользовался этим приглашением – бесшумно открыл дверь и сразу же опустил резиновую дубинку на голову мужчины. Конечно, пожилых людей бить не очень-то и благородное занятие, но, как оказалось, весёлое. Хозяин дома смешно хрюкнул и свалился с пуфика, выставив тощую задницу.  А вот его сынок проявил невиданную прыть. Он вскрикнул, и его рука метнулась в шкаф, выбравшись оттуда уже со старинным револьвером, чьё дуло незамедлительно уставилось на Клима, который следом за мной ворвался в гардеробную.  И собака сутулая имела все шансы проделать лишнее отверстие в полукровке, но я вовремя швырнул в дрища свою дубинку. Она чёрным пропеллером вспорола воздух и ударила юнца прямо в лоб, отчего тот грохнулся на пол, словно скелет из медицинского университета.

Я тотчас подбежал к нему, убедился, что он вырубился и прошептал, ощущая, как адреналин бешено носится по телу, а сердце стучит так сильно, будто хочет проломить грудную клетку:

– Ну, как-то так…

– Белиссимо! – выдохнул Клим, изумлённо тараща глаза. – Чемпион, ты где такому научился? И в темноте чувствуешь себя как рыба в воде, и дубинки метаешь на зависть всем.

– Ловкость рук и никакого мошенничества, – вымученно бросил я и лихо подмигнул охотнику.

А тот искренне сказал:

– Слушай, если бы не ты, то он бы…

– Забудь. Мы же охотники, так что должны прикрывать друг друга, – отмахнулся я и азартно добавил, понемногу успокаиваясь: – Квартира богатая. Её хозяин явно коллекционировал не только оскорбления. Может, унесём что-нибудь на память?

– Я уже чуть пулевое ранение не унёс. Нет, мы ничего брать не будет.

– Ладно, – немного разочарованно проронил я, слыша истошный писк внутреннего хомяка. – Тогда потащили гавриков к выходу?

– Угу, – кивнул Клим и взял со стола маску, хотя у нас уже имелись ровно такие же в количестве четырёх штук.

Он засунул её под худи и сделал посвящённым по одному уколу, а затем мы отволокли их в прихожую, следом выкрутили в подъезде оставшиеся на нижних этажах лампочки, чтобы нас никто не заметил через дверной глазок И уже втроём, с  присоединившимся Испанцем, засунули оба тела в подкативший фургон, после чего машина поехала к станции метро. И на этом закончился этап, на котором мы должны были совершать похищения. Дальше – только бал.

Пока же Клим принялся в подробностях рассказывать о том, как мы спеленали Гинзбергов. И я принимал заслуженные поздравления, но не разделял общей радости, так как мой мозг мрачно думал о том, что всё наши ухищрения по заметанию следов, скорее всего, херня из-под ногтей. Вряд ли они уж так сильно помогут, когда милиция или вампиры станут выяснять подробности похищений разумных. Но с другой стороны – среди нас и не было профессиональных похитителей, которые предусматривают каждую мелочь.  По факту, как я уже и говорил, мы были любителями, которых жизнь заставила пойти на такой риск. Впрочем, мы всё равно сегодня потрудились на славу. Но это ещё не всё – впереди самый важный отрезок ночи…

Между тем я отвлечённо глянул в окно фургона и увидел, что на тёмном небе появились чёрные тучи, предвещающие скорое начало дождя. И когда автомобиль остановился возле станции метро, по крыше застучали первые капли небесной водицы. Кажись, нам придётся под дождём добираться до гостиницы, чтобы переодеться. Ясный хрен, что ни у кого из нас данный факт не вызвал энтузиазма, но наша московская троица всё равно выбрались из тачки, а Клим поехал в гараж на окраине города, где планировал оставить четверых посвящённых, чтобы потом их допросить.

Оказавшись на улице, мы быстро спустились под землю, так как дождь оказался холодным. И уже в вагоне поезда Испанец со смешком проговорил, шмыгнув носом:

– Как бы не заболеть.

– Ага, в твоём возрасте уже пора думать о здоровье, – иронично сказал я.

Охотник усмехнулся, а потом посерьёзнел и проронил, сдвинув брови над переносицей:

– Ну, сегодня ночью нам надо думать друг о друге, учитывая, куда мы идём.

– Я всегда думаю ночью о Ленке, – нервно пошутил я и пошло подмигнул остроухой.

А эта неблагодарная особа лишь сокрушённо покачала головой и фыркнула:

– Зря думаешь. У меня уже есть тот, кто меня любит.

– Тебя? Даже ещё и любит? Вот же чёртов извращенец, – задорно выдал я, почему-то ощутив, как сердце, на мгновение, сбилось с привычного ритма.

– Сам ты извращенец! Тебе со мной ничего не светит!

– Чей-то? – вступился за меня охотник, на устах которого появилась задорная ухмылка. – У нас в стране мужики храбрые. Может и позовёт тебя Стажёр под венец. У вас вон уже и… волшебство было, – закончил он, намекая на сцену, увиденную в гостиничном номере.

– Ничего у нас не было! – яростно зашипела эльфийка, превратившись в настоящую мегеру.

И она стала яростно убеждать Испанца в том, что между ней и мной ничего нет, не было и быть не может. А тот, забавляясь, весело подтрунивал над ней, да так остро, что у девушки аж дыхание в зобу спёрло, а на щеках появились красные лихорадочные пятна.

Тут уж Испанец перестал прикалываться над ней и смиренно попросил прощения, а затем повёл нас в гостиницу, где мы облачились в подготовленные к балу шмотки, после чего вызвали такси, которое довольно быстро подъехало прямо к ступеням гостиницы, потому что дождик заметно усилился.