Полин взглянула на меня уничижительным взглядом. Впервые я видел её такой. Измученной, воинственной, злой.

– Хватит. – Сказала она. – Я не могу смотреть, как ты убиваешь себя.

– У меня умерла жена. – Попытался оправдаться я слабым голосом.

– А у меня умерла дочь. У этого малыша умерла мать. Но мы стараемся изо всех сил, чтобы продолжить жить. Так хотела бы Элизабет.

Я не мог даже мельком взглянуть на коляску, которая разрывалась рыданиями. Элизабет больше всего на свете хотела родить этого ребёнка. Она была лучшей матерью, хоть и не успела подержать его на руках. Она так заботилась о частичке нашей любви, что росла в её животе, что я не переставал восхищаться ей. И её мечта исполнилась. У нас родился сын, но остался сиротой. Его мать скончалась на операционном столе, а отец приканчивал себя выпивкой.

– У Кристофера ДЦП, Шон. – Как гром среди ясного неба прозвучали слова Полин над головой, и я осмелился, наконец, поднять на неё глаза. – Теперь до конца своих дней ему придётся бороться за свою жизнь. И ему нужен отец, который будет бороться вместе с ним. Если ты не поднимешь свою задницу с этого дивана и хотя бы не взглянешь на своего сына, то я выставлю тебя вон. Я люблю тебя, но, видит бог, я сделаю это.

Впервые Полин разговаривала со мной в таком тоне. Я не знал, что произвело на меня больший эффект: её злость или её слова о том, что мой мальчик, ребёнок, о котором мы с Элизабет так мечтали, теперь будет мучиться всю свою жизнь. Тогда я не знал почти ничего о детском церебральном параличе, кроме того, что это не лечится. Как и моё горе по погибшей жене.

– Ты ему нужен, Шон. Нужен всем нам.

И я поднял свою задницу с дивана. Подошёл к коляске и заглянул внутрь. Вытащил маленькое тельце, не представляя, как правильно держать его на руках. Полин помогла уложить сына так, чтобы головка мирно покоилась на моём предплечье. Я сделал то, чего от меня хотела тёща. Чего от меня хотела бы Элизабет. И этот момент изменил всё.

Он был так похож на неё. Те же глаза, тёмные, глубокие, словно океанские недра, только цвета древесной коры. Словно Элизабет смотрит на меня сквозь них с небес.

Крис перестал плакать. Но заплакал я.

В тот же день все мои запасы алкоголя, которые я каждый день пополнял в магазинчике через дорогу, вылились в мойку. Я поклялся Полин, что она не увидит больше ни одной бутылки в доме, ни полной, ни пустой. Позже мы сели за кухонным столом и стали перечитывать заключения врачей и памятки, которые Полин успела насобирать за последние два месяца и сложить в папку. Там было всё. Операции, которые потребуется провести, потому что мой мальчик может ослепнуть. Реабилитационные курсы, которые придётся пройти, чтобы разработать конечности, потому что мой мальчик может никогда не пойти. Пустота внутри разрасталась и достигла размера сотен вселенных, потому что теперь я понимал – я потерял женщину, которую любил всем сердцем, а теперь могу потерять ещё и сына.

Не понимая ни слова из того, что написано на медицинских писульках, я поднял глаза на Полин и спросил:

– Что же нам теперь делать?

Она сжала мою руку и ответила:

– Любить его в два раза сильнее.

И мы любили.

Генри спустился вниз и развеял воспоминания. Он тоже любил Криса в два раза сильнее. Я знал это, потому что он всегда был рядом, что бы ни случилось.

– Он уснул?

– Как младенец. – Улыбнулся Генри, присаживаясь в кресло напротив. – Мы успели дойти до момента, когда Гарри встречается с дементорами в поезде на пути в Хогвартс. Жаль, что детей так легко вырубить книжкой. – Усмехнулся он. – Я так и не узнал, чем всё закончится.

– Когда мы дочитаем «Узника Азкабана», я дам и тебе почитать.

Генри улыбнулся.

– Полин не злится? – Спросил он, переключаясь на более важную тему.

– Она святая. Чем дольше я живу здесь, тем сильнее в этом убеждаюсь.

– Что намерен делать?

– Завтра же начну искать работу.

– Я знаю одного парня, он неплохой адвокат. Познакомились ещё во времена «Тёрнер Хаус». Может, помнишь, Алан Хьюитт?

– Это тот, что улаживал иск от «Апач Молла»?

Иск, который разорил наш семейный бизнес окончательно. Генри тогда занимался всеми судебными вопросами, потому что я пропадал в Атланте, на приёме у лучшего физиотерапевта Джорджии. Я бросил его на произвол, потому что занимался другим.

– Выходит, он не так хорош, раз мы проиграли. – Заметил я с лёгкой издёвкой.

– Тот иск был оправдан. Мы затянули со строительством на полгода. Они планировали начать использовать этот склад уже летом, а мы только закончили с чертежами.

– Прости, Генри. Всё из-за меня.

Я принёс уже тысячу извинений за то, что мы потеряли компанию. Но этого было недостаточно.

– Если ты продолжишь извиняться, я сделаю с тобой то же самое, что ты сделал с Таннером. Серьёзно, Шон. Ты нужен был сыну. Благодаря тебе, Крис может ходить, может смотреть мультики и видеть мир вокруг. Мы не проиграли, Шон. Мы победили.

Не могу поверить, что мне досталась лучшая команда поддержки на свете. Полин, Уэйн и Генри, которые были готовы на всё ради моего сына. Мы и правда победили.

Только сейчас я взглянул на положение вещей в таком ключе. Нам повезло, что у Криса выявили более лёгкую форму недуга, с которой можно дожить до пятидесяти лет. Мы вовремя начали реабилитацию, курсы физиотерапии, электрофореза, массажа. Заставляли моего мальчика испытывать колоссальные усилия, чтобы сейчас он мог вести жизнь обычного ребёнка.

С более сложными симптомами, невозможностью самостоятельно глотать, судорогами, абсолютной слепотой или, не дай бог, умственными отклонениями, прогноз был бы куда менее утешительным. С тяжёлыми формами ДЦП дети могут не дожить до совершеннолетия. А я увижу, как вырастет мой сын. Как закончит школу и получит диплом колледжа или университета – что сам выберет. Надеюсь, что увижу, как он влюбится и заведёт семью. Слишком радужные надежды, я знаю, но разве не все родители желают для своего дитя только лучшего?

– Надеюсь, что моя выходка не скажется на тебе. – Сказал я, растирая ладонями лицо. Генри больше не работал на объектах, а занимал должность менеджера по закупкам и работе с поставщиками. Именно он замолвил словечко, чтобы Франклин Таннер взял меня в прорабы. И он точно так же мог вылететь со своего места просто за то, что был моим братом.

– Не гони вперёд паровоза, братец. Поживём – увидим. Может, ещё всё обойдётся.

– А если нет? Камилла сожрёт меня с потрохами.

– Скорее она сожрёт с потрохами весь «Дженерал Констракшн» за то, что они позволяют так вести себя с Крисом. Ты же знаешь, она любит его, как родного племянника. Не волнуйся за нас.

Я благодарно кивнул, но на душе не стало легче. Я угробил не только собственную карьеру, но и, вполне возможно, карьеру брата.

Генри порылся в бумажнике и протянул мне визитку.

– Позвони Алана Хьюитту. Если у нас и есть шанс замять это дело, то это он.

Глава 6

У нас с Элизабет долго не получалось завести ребёнка. Так расплачиваются все счастливые пары за свою любовь. Вселенская несправедливость, иначе не назовёшь. Мои знакомые залетали после случайного секса в кабинке туалета какого-нибудь бара. А те, кто искренне хотел воплотить свою любовь в нечто большее, в нечто прекрасное, годами не могли забеременеть.

Так случилось и с нами. С подросткового возраста Элизабет мучилась с поликистозом яичников. Её гормоны скакали, как теннисные мячики. Сколько помню, она всё время сидела на таблетках, чтобы поддерживать их оптимальные показатели, а к моменту, как мы решили, что готовы к ребёнку, полтора года наблюдалась у акушера в больнице Сент-Мэрис. Но чуда так и не случалось.

Пришлось дважды прибегать к ЭКО. И спустя два года тщетных попыток, УЗИ показало маленькую горошинку в животе моей любимой жены. Она заплакала прямо в кресле, не веря своим глазам.

Но из чуда беременность резко превратилась в наше проклятие. На 23 неделе беременности наш акушер-гинеколог доктор Стивен Крейг сделал неутешительное признание. Обычный токсикоз, который мучает многих женщин на ранних стадиях, оказался не таким уж обычным, как мы думали. Элизабет начали навещать головные боли. Её руки и ноги отекали со скоростью раздувающегося в печи теста. Живот болел, но, как выяснилось, не просто от расстройства пищеварения. Всё это было следствием развития преэклампсии. Из-за чего она возникла, доктор Крейг так и не смог выяснить – причины заболевания до сих туманное поле в медицине. Может, повлияла болезнь Элизабет, а может что-то другое. Но факт оставался фактом.