– Нет никаких улик, Алексей, – снова отвел глаза Левашов.

– Не понял. Как так?

– Дело передано в Москву вместе со всеми документами и материалами. Но…

– Что?

– До Москвы доехало не все. Экспертизы следов крови с кинжала в деле нет.

– Как это? А куда же она делась?

Левашов развел руками:

– Утеряна. Вероятно, халатность.

– Вы серьезно? Халатность? Хорошо, а ДНК-тест?

– ДНК-тест на месте. Но утерю экспертизы кинжала посчитали подозрительной.

– Естественно! – всплеснул руками Адамов.

– Да, но…

– ???

Роман Федорович покряхтел, поерзал.

– Переданные образцы в Москве прошли повторную генетическую экспертизу…

– И?..

Левашов в сотый раз отвел глаза.

– Родственных связей с убитым не обнаружено. Наш ДНК-тест оказался липовым.

– Не может быть! Значит, образцы не те! Надо перепроверить!

– Что проверять? Новый ДНК тест делать не с чего, кинжал давно отдан владельцу, сам понимаешь, на нем мы уже ничего не обнаружим.

– Да как так? – оторопел Адамов, пытаясь осознать масштаб катастрофы.

– А вот так. Патрушев объяснить этого не может.

– А что тут объяснять? Экспертизу украли, образцы подменили.

Левашов вздохнул и согласно кивнул:

– Вероятнее всего так и было. Но где и как произошла подмена, неизвестно. И доказать мы ничего не сможем. В компьютере заключения по экспертизе нет. Ее не успели внести в базу. Получается, будто ее и вовсе не было.

– А как же протокол допроса Загородней, когда Назаренко чуть не пристрелил меня в гараже на Пискаревке?

– Нет никакого протокола, Алексей, и дело то закрыто за недоказательностью… Да говорю же, против Назаренко ни одного показания, ни одной улики.

– Господи! – схватился за голову Адамов. – Надо что-то делать!

– Я велел провести внутреннюю проверку, да только это ничего не даст, ты же понимаешь. И, боюсь, эта проверка может еще больше навредить тебе.

– Навредить? Мне? Почему? – искренне удивился Алексей.

– Да потому что часть документов из дела забрал ты сам, если помнишь. И этому есть свидетели.

– Каких документов? – Адамов никак не мог собраться с мыслями.

– Тех самых, которые, по твоим словам, выкрал из твоей квартиры Назаренко.

– Что значит «по моим словам»? Вы не верите мне?

– Я верю, а вот поверит ли столичный Следственный Комитет, вот вопрос. Поэтому проверка проводится в строгой секретности. А Патрушеву я уже влепил выговор за халатность. Он не имел права выносить документы за пределы следственного отдела, тем более кому-то их отдавать.

Адамов запыхтел:

– Выговор, значит? Кому-то отдавать?.. Хорошо, а как же показания свидетелей на судебном заседании? Они не могли исчезнуть. А экспертиза моей машины со следами краски с Камаза? Наконец, мои показания! – упирался Алексей.

– Показания никуда не делись, и экспертиза краски тоже. Все зафиксировано. Но… Это не доказывает виновность Назаренко. Кстати, Патрушев послал своих на Пискаревку, а там им сказали, что Камаз чужой, не из их гаража, и вовсе не принадлежит компании Самойлова-Назаренко. И кто его туда поставил, так и не нашли. Патрушевские ребята все проверили – все так и есть.

Адамов даже опешил, его возмущению не было предела!

– Да вы, вообще, соображаете, что говорите?!

– Хватит! Свободен! – гаркнул Левашов и, схватив пульт, включил звук, всем видом показывая, что разговор окончен.

С экрана тут же послышалось: «За городом произошло очередное жестокое убийство. В лесном массиве, в районе Лосева со следами ножевых ран найден труп мужчины примерно семидесяти лет…»

– Вот, посмотри, что творится! – ткнул он пультом в экран. – Убийцы обнаглели совсем! Практически в черте города!

– Сказали же – в лесу, – сердито поправил Адамов.

Но Левашов только отмахнулся:

– Да какая разница? Все равно труп этот НАМ на шею повесят. Как пить дать! Так что не обессудь, надо заниматься делами. А тобой займется Следственный Комитет. Ну а пока ты отстранен от дел, сиди дома.

– Ясно, – поднялся Адамов, – значит, словам убийцы вы верите, а мне нет.

– Да не в этом дело! Я верю! – Построив брови домиком, Роман Федорович прижал одну руку к груди, а другую воздел к потолку. – Но все вышло на такой уровень… – Он тут же опустил глаза и с неискренним оптимизмом посмотрел на Алексея: – Но обвинение ведь еще не выдвинули, так что не волнуйся. Вот увидишь, разберутся. Все образуется.

Адамов вдруг сник, разочарованно хмыкнул и направился к дверям. Остановился, обернулся на начальника. Неплохой мужик Левашов и все понимает, да вот только одна незадача – за звезды боится.

Едва войдя в кабинет, Алексей сел за стол, выдвинул ящик и достал папку. Перелистав все документы дважды, он впал в задумчивость. Это лишь копии, которые не могут стать доказательством в суде, кроме того, в них не хватало всего пары-тройки самых важных листков, отсутствие которых меняло всю картину. И почему он не сделал копию экспертизы кинжала? А впрочем, если бы она и была, теперь это не имеет значения. Поскольку результаты пропали из лаборатории и из базы данных, дело проиграно.

Секретарша заглянула в дверь и виновато улыбнулась:

– Алексей Сергеевич, что-то нужно? Кофе принести?

– Нет, – коротко ответил тот, не поднимая головы, – хотя… – Он посмотрел на нее изучающе, помолчал, наконец вышел из оцепенения: – Лилиан Петровна, найдите Пашкова, скажите, чтобы немедленно явился.

Лиля все также с приклеенной улыбкой скрылась за дверью. Он устало потер глаза, встал и подошел к окну. Кажется, за окном осень, хотя нет, глянул на календарь, ведь еще август. Сезон сменялся сезоном, а Алексей ничего вокруг не замечал. И так уже много лет. Но ему казалось это неважным, он лишь уверенно шел к своей цели. И вот как все обернулось. Как же так случилось? Где он повернул не туда и в какой момент? Разве он не прав? Разве прав Назаренко? Так почему же!..

Дверь снова открылась, и послышался насмешливый голос Ростислава:

– Адамыч, что впал в задумчивость? Созерцаешь дыхание приближающейся осени за окном? – Он подошел и встал рядом. – Фу, август называется: сырость, серость и слякоть. Настоящая осень! И что там воспевал Пушкин? Не понимаю. Ха-ха-ха!

Алексей повернул голову и пристально посмотрел на друга. Нет, не может быть. Ведь они всегда были друзьями. Хотя ведь однажды он уже предал…

– Слава, кто-то изъял из лаборатории экспертизу следов крови с кинжала и подменил образцы проб.

– Что? – переспросил тот, внезапно посерьезнев.

– Назаренко больше не обвиняемый. – Адамов волчьим взглядом смотрел на друга.

Пашков застыл, глядя на шефа, затем молча развернулся и бегом умчался к себе в кабинет, но через минуту снова показался на пороге.

– В базе тоже ничего… – обеспокоенно сообщил он и подошел к Адамову, который стоял, сложив на груди руки, и хмуро смотрел на него. – Погоди, ты же не думаешь… Нет, нет, нет, Лёша, пожалуйста! Я никогда! Правда никогда! То есть… Ну не делал я этого!!!

– Угу, – угрюмо кивнул Адамов и прошел к столу. – Принимай дела.

– Почему? Зачем? – удивился Ростислав и подошел следом. – Лёша, да что случилось?

Тот не ответил, открыл ящик, кинул туда папку, которую только что изучал, и с грохотом задвинул обратно. Также яростно бросил в портфель ручку, ежедневник, чертыхнувшись достал телефон, брошенный туда же, и опустил в карман. Затем сгреб со стола папки с делами и протянул Ростиславу.

– Тут текущие дела. Принимай. Дело фин. директора Васильевой на особом контроле у Москвы. По художнику Карелину уже отработал, можно передавать в суд. Здесь всё по ДТП с машиной депутата Здорина. Держи.

Пашков даже не пошевелился.

– Да объясни толком!

– Да нечего уже объяснять! – раздраженно ответил Адамов, кинул папки на стол и, подхватив портфель, пошел к дверям.

– Лёша! Лёш!.. – Ростислав с недоумением смотрел другу вслед. – Да что происходит, черт возьми?!.. Лиля! Лиля!!!