Комок подступил к горлу. Вот опять она злится и жалеет себя! Ее жизнь сломалась, как дешевая техника или игрушка, сделанная из бумаги. Впрочем, ее жизнь никогда и не была дорогой, но она вполне устраивала Анну. Звезд с неба не хватала, просто была хорошим педагогом и жила себе тихонько на учительскую зарплату. Но вот случайное стечение обстоятельств, и все полетело в тартарары. Она прикрыла глаза и мысленно проговорила все, что решила в поезде, затем решительно встала и направилась к кассам дальнего следования.
– До Санкт-Петербурга, пожалуйста, один билет на ближайший рейс…
***
– Надежда Михайловна, это что такое? – слегка оторопев, Алексей смотрел на горшок к разлапистым цветком, стоящий на столе. Листья широкими лопухами свисали вниз, а прямо посередине торчал одинокий белый цветок.
– Это Спатифиллум, – горделиво сообщила та, подхватив на руки маленькую черную собачонку. – В народе называется «Женское счастье».
– А почему он тут? – еще больше удивился Адамов, женского счастья в этом доме априори быть не может, потому что он так решил.
– Ну как же, чтобы красиво было.
– Зачем? – начал сердиться Алексей.
Она подняла брови, искренне удивившись вопросу.
– Да как зачем? Пусть хоть этот цветок украсит твою берлогу. Ты посмотри, какое уныние вокруг.
Алексей огляделся и пожал плечами – никакого уныния, все как обычно.
– Ладно, пусть стоит, – со вздохом согласился он, но тут же поставил ультиматум: – Но поливать я его не стану.
– Да понятное дело, – снисходительно произнесла соседка. – Сама буду.
– Ну, я пошел, – Адамов повернулся и направился в прихожую.
– Алексей, ты куда? Сядь, поешь! Раббик, жди здесь, – приказала Надежда Михайловна и, опустив собаку на пол, ринулась в прихожую. – Ну, Лешенька, ну, пожалуйста! – ухватила она его за рукав, пытаясь силой вернуть в кухню.
– Надежда Михайловна, простите, спешу. – Раскидав тапки в разные стороны, Алексей схватил ботинки.
Однако та не отступала:
– Ну я же для тебя готовила, горячее еще, – обиженно сказала она и, подняв тапки, поставила на обувную полку. – Специально пораньше встала.
– Вы всегда рано встаете, сами говорили, – проворчал тот, снимая с крючка куртку.
– Да что же это такое! – всплеснула та руками. – Ну остановиcь ты хоть на мгновенье!
Алексей замер. Так когда-то говорила мама. И Аленка. Кинув на соседку хмурый взгляд, упрямо мотнул головой, но та смотрела так умоляюще, что он сдался. Снял куртку, снова нацепил тапки, вернулся в кухню и сел за стол. Наклонился, потрепал Рабби по загривку и кивнул соглашаясь.
– Ладно, только чай с пирожком.
Она довольно рассмеялась и засуетилась.
– Нет-нет, пирожок вчерашний. Омлет. Обязательно! Что я зря готовила? – Надежда Михайловна обиженно выпятила нижнюю губу, затем шустро развернула принесенный завтрак и поставила перед Алексеем. От тарелки шел ароматный парок, пахнущий укропом и чем-то давно забытым, навевающим ностальгию. – Помнишь? Как в детстве. Омлет, запеченный в духовке. Ну, укроп – это так, импровизация, знаю, что любишь.
Он поднял на нее глаза и смутившись скупо улыбнулся:
– Помню. В школьной столовой такой готовили.
– Приятного аппетита! – Надежда Михайловна махнула рукой, будто дала отмашку на старте.
– Сколько ж лет назад это было? А все помнится, – пробормотал он, пододвигая к себе тарелку.
Это снова напомнило ему далекое детство. И маму. И отца, когда тот приходил с работы уставший и погруженный в учительские заботы. Все садились за стол, обедали и делились новостями.
Надежда Михайловна почему-то всегда напоминала ему о безоблачном и счастливом детстве. И как же здорово, что именно сейчас эта напористая, немного надоедливая, но добрая женщина рядом с ним, иначе он бы не выжил. А ведь всего лишь соседка. Редкость в наше время. Или это просто две одинокие души сошлись на одной орбите и покатились вместе?
А она уселась напротив и, подперев рукой щеку, с умилением наблюдала, как Алексей уплетает слегка осевший, но все еще пушистый омлет.
– Не торопись, поешь нормально. Я потом все уберу, захлопну дверь и пойду к себе. Сегодня пенсию обещали принести. – Она помолчала, потеребила накрахмаленную ею же скатерть и подняла настороженный взгляд. – Лёшенька…
– М-м, – откликнулся тот, прихлебывая чай.
Надежда Михайловна запнулась на мгновенье и несмело спросила:
– Ты не узнал, как там Аннушка?.. Она что-то больше мне не звонит и не приходит… Уж второй месяц пошел.
Адамов помрачнел и, пожав плечами, равнодушно буркнул:
– Уехала, наверное.
Знал он, что Анна пару раз приходила к ней, и только в то время, когда он был на работе. Зачем, спрашивается?
Надежда Михайловна встала, прошлась по кухне, смахнула ладошкой пыль с подоконника, отметила про себя, что надо бы протереть, затем вернулась и села рядом с Алексеем.
– Послушай… Не забыл ты ее, я же вижу…
– Надежда Михайловна, пожалуйста, не начинайте! – рассердился Адамов и, не допив чай, отставил чашку. – Спасибо. Было очень вкусно.
Он поспешно вскочил и вышел.
А она только вздохнула и осуждающе покачала головой. Понимала прекрасно, страдает он, старательно скрывая свои переживания за маской безразличия и грубоватости, но чем ему помочь, не знала. И Анна на звонки больше не отвечала.
Сердце старой женщины ухало и отдавалось болью от переживания за этих глупцов, собственными руками погубивших свое счастье. Да только как заставить их любить? Никак невозможно. Вот, цветок этот дурацкий принесла. Зачем? Ведь и сама не верит в это «женское счастье». Она глянула на одинокий белый колоколец на тонком, длинном стебле и вздохнула, глупости какие, ей-то он счастья не принес. Ни мужа, ни детей, а жизнь прошла. Наверное, оттого и хотела во что бы то ни стало помочь Анне с Лёшенькой.
Надежда Михайловна убирала со стола и вздыхала, охая и шепча про себя слова молитвы: просила небеса наставить заблудших на путь истинный…
Вспомнилось, как она целых два месяца настойчиво приходила сюда каждый день к ряду, старательно подбирая ключик к сердцу этого сурового, замкнутого человека, замкнувшего себя по доброй воле, оттого одинокого и несчастного. А он никак не хотел вылезать из выстроенного собственными руками мирка: мрачного, беспросветного, никого в него не допускающего. И Аннушку прогнал по той же причине. Надежда Михайловна от нее все знала: о его прошлом и настоящем, и о том, как много лет губит этот несчастный человек свою жизнь местью, и о любви, которой боялся и от которой отрекся.
Говорить на эту тему он упорно не желал, и она отстала, лишь изредка делая попытки, когда было совсем невмоготу смотреть на его муки, которые он тщательно скрывал за оболочкой невозмутимого и бесчувственного человека. Но ее ведь не проведешь.
Да и толку от этих разговоров? Добротой да заботой бо́льшего можно добиться, чем в душу лезть со своими уставами и принципами. В конце концов, каждому свое: и характер, и уклад, и жизнь – с любовью или без.
И вот добилась, смогла, теперь хоть принимать ее начал, как свою, а не как человека из чуждого ему мира. Снова вздохнула тяжко, вышла в прихожую, в очередной раз убрала на место тапки, затем подхватила на руки своего любимца Раббика и, прихлопнув дверь, ушла к себе. Пенсию вот-вот должны принести. И хоть теперь надобности в ней особой не было, так как Алексей помогал, однако порядок есть порядок.
Глава 2
Стоя на перекрестке у светофора, Адамов крепко сжимал руль, стараясь усмирить нахлынувшие эмоции. Права! Во всем права учительница! Не забыл он Анну, конечно, не забыл. Но ему совсем не до личной жизни. Да и не по пути им – без него ей лучше, спокойней. Однако он здорово изменился в последнее время, признал Алексей. Анна его изменила и события последние. А соседка Надежда Михайловна со своей учительской твердолобостью и непреклонным упорством пробила огромную брешь в его броне, достигнув невозможного – стала практически родной.