Косые лучи заходящего солнца окрасили корешки книг на полках в красные тона. Слуга, неслышно ступая, зажег свечи и вечер за окнами отступил в тень. Веселые огоньки свечей покачивались и трепетали. Бенедикт обмакнул перо в чернила и начал быстро писать, стараясь ухватить за хвост интересную мысль, а потому не услышал дробного стука лошадиных копыт и грохота колес.

Через полчаса дверь в библиотеку снова приоткрылась, слуга нерешительно взглянул на крупную фигуру хозяина, быстро водившего пером по бумаге. Но вот стремительный росчерк пера и удовлетворенный вздох.

– Господин… – слуга все же решился нарушить молчание.

– Да? – мужчина недоуменно приподнял бровь.

– Вам письмо…

– Письмо? Что же давай…

Он быстро взял увесистый конверт, слуга успел заметить свежие пятна чернил на дорогих кружевах манжет. Лицо господина омрачилось, между бровей пролегла характерная складка, когда бумаги легли на стол.

– Она здесь?

– Да, только что приехала. Просить?

– Пусть войдет.

Слуга скрылся за дверью и вскоре вернулся, с легким поклоном впустив хрупкую фигурку в черном платье. Девочка замерла, словно оглушенная. В комнате царил полумрак и тишина, а ей казалось, что все еще продолжается тряска в карете по бесконечной дороге. Она смотрела в пол, бездумно и покорно опустив голову. Круглые узоры на толстом ковре у ее ног казалось закручивались и раскручивались.

– Подойди ко мне, дитя мое.

Она повернулась на голос и не сразу заметила крупного мужчину в белой рубашке и расшитом золотом жилете. Он слегка щурился и бесстрастно рассматривал ее, улыбка была любезной, но равнодушной. Девочка сделала несколько шагов навстречу и замерла, оказавшись в полукруге света. Она тоже стала рассматривать его: высокий лоб, длинные густые волосы с проседью, по моде собранные в хвост, растрепались, и длинная прядь падает на лоб, большие внимательные газа. Кажется, она уже видела это лицо когда-то давно. В счастливом прошлом, в том мире, о котором она запретила себе не только думать, но и вспоминать.

– Беатрис, ты помнишь меня?

– Кажется, да…

– Я только что узнал. Здесь завещание и все твои документы. Получается, что теперь я отвечаю за тебя перед людьми и Богом… Зови меня Бенедикт. Сейчас тебя проводят в гостевые покои, завтра решим, где ты будешь жить.

Так в особняке появилась тихая и незаметная девочка с двумя служанками. Вскоре Бенедикт стал забывать о ее присутствии, отвел для нее дальние покои, в которых сделали легкий ремонт, пополнил штат слуг, а затем снова окунулся с головой в написание трактата, который считал главным делом своей жизни. Он не был бессердечным человеком, даже оплатил требы в аббатстве, чтобы там молились за помин души ее родителей, с которыми был связан дальними и крайне запутанными родственными связями. Отметил, что девочка может стать красивой, если сильно на разрастется. Привел в порядок ее финансовые дела, повелел экономке обновить ее гардероб и приобрести все необходимое для юной леди. И время стремительно понеслось вперед.

Осенний ветер завывал в старом парке, безжалостно клоня к земле голые ветви деревьев. Дождь с утра и до вечера стучался в окна. Беатрис вышла из своей комнаты, кутаясь в теплый платок, ей не спалось, она шла со свечой в руке в библиотеку. Раньше, когда родители были живы, они не поощряли ее тяги к чтению, теперь же она была предоставлена самой себе и с упоением читала сутки напролет. Света в библиотеке не было – хороший знак. Значит Бенедикт уже ушел. Она вошла, притворила за собой дверь, неторопливо зажгла свечи в большом канделябре. И направилась к заветной полке. Вот и томик Шекспира – отличное издание. Без труда нашлась «Леди Макбет», Беатрис предвкушала, что скоро снова прочитает предсказание трех ведьм, и начала бормотать знакомые наизусть слова, а потом будет следить за судьбой героев и размышлять до утра под стук дождя.

– Так-так… У моей библиотеки появился новый читатель… – Бенедикт сидел в глубоком кресле, лицо его было в тени. – Судя по всему юную леди интересует судьба Макбета?

Девушка вздрогнула, услышав его голос. Она спокойно выдержала его насмешливый взгляд.

– Судя по отрывку, который я услышал, вы это уже читали ранее?

– Да, читала…

– Хм, о чем, по-вашему, эта книга?

– О превратностях судьбы.

– Вот как? Не о любви, не о преступлении и честолюбии?

– Об этом тоже, но все же о выборе и о жребии…

Бенедикт смотрел на нее с изумлением, по его мнению женщины не способны мыслить здраво, а юное создание, стоящее перед ним, не только говорит без тени жеманства и кокетства, но еще и умно. Он меньше бы был удивлен, если бы дрессированная обезьянка в салоне маркизы начала бы говорить.

– Жребий предрешен? – это было даже забавно – послушать, что она еще скажет.

– В определенном смысле, но это не отнимает у нас права выбора. Человек свободен, в этом его благословение и проклятье…

Бенедикт хмыкнул, устроился поудобнее, что-то мальчишеское промелькнуло в его лице, и предложил собеседнице присесть в кресло напротив. Беседа затянулась за полночь. Вездесущий и незаметный слуга зажег огонь в камине, и осенняя ночь за окном закуталась в пелену дождя. Они читали вслух, спорили и соглашались, размышляли и удивлялись. Бенедикт развалился в кресле, болтал ногой и смеялся, он заметил, что ее светлые глаза могут становиться бездонными, особенно в моменты, когда она задумывалась над сложным вопросом.

Они стали часто встречаться по вечерам в библиотеке. Бенедикту была приятна роль наставника, он подбирал для нее все новые и новые книги, часто увлекаясь, рассказывал, о чем думает сам. Ни один собеседник не слушал его с таким напряженным вниманием, не задавал таких точных вопросов. В пылу беседы или от жара огня на бледных обычно щеках Беатрис вспыхивал румянец, Бенедикту это нравилось. Изредка он отлучался из поместья, но вскоре, решив все неотложные дела возвращался, удивляясь тому, что скучает по этим философско-литературным беседам. Теперь в поместье время для него текло иначе.

В городе было как всегда шумно, суетно и бестолково. Бенедикт вынужден был появляться при дворе. Кроме того, его часто приглашали на философские диспуты в аббатство. Разгульная жизнь придворного чередовалась в городской жизни для него с научными и богословскими обсуждениями.

Незадолго до возвращения в имение он зашел в книжную лавку, которую особенно любил. Владелец лавки – юркий старичок с хитрым прищуром, как всегда, встретил его радушно, проводил в свой кабинет – маленькую комнату за прилавком.

– Есть для меня что-нибудь интересное?

– Да! Безусловно. Из одного скриптория при монастыре удалось достать еще два диалога Платона! Это было крайне рискованно… – говорил он, понизив голос.

– Я не останусь в долгу – глаза Бенедикта радостно блеснули.

– Ну и так, по мелочи… Хорошие редкие книги тяжело найти… Что интересует вас сейчас?

– Все то же – душа человеческая, его природа, что движет им? Что такое совесть? В чем Бог проявляет себя ярче всего?

– М-да… Вечные вопросы. Природа – это характер. Мне кажется, что душа часто страдает от природы… А Бог – устроитель законов этого мира.

– А природу тиранит мораль.

– Мораль – не от Бога ли происходят ее постулаты?

И беседа их продолжилась. А потом снова оборвалась, чтобы возобновиться при встрече. Проходя мимо прилавка, Бенедикт заметил небольшую книгу в красивом переплете с птицей феникс, изображенной сверху. Он взял ее, чтобы рассмотреть.