Девушка неспешно надела очки, чему Петр Иванович был несказанно рад, открыла лакированную сумочку, одним движением пальцев достала оттуда карточку и протянула ее:

– Если вы захотите что-нибудь мне сказать позже, то позвоните.

Девушка гордо повернулась и зашагала прочь с таким видом, будто это Петр Иванович только что не сдал у нее экзамен, а не она у него.

Петр Иванович перевел взгляд на кусочек картона, который он машинально взял у девушки. Там было напечатано ее имя и номер сотового телефона, больше никаких данных.

– Иваныч, да иди же ты сюда, – позвали коллеги. – Или ты влюбился?

Мужики загоготали в предвкушении потехи. Петр Иванович оглянулся на них невидящим взглядом, подошел к своей старенькой машине, сел в нее и осторожно прикрыл дверь.

– Че это с ним?

– А фиг знает.

– Поди спроси, Жень.

– Идите сами.

– Он вроде бы к тебе ниче относится, а нас пошлет, сам знаешь, куда.

– И правильно сделает. Чего мы все к нему липнем? Нормальный мужик. Ладно. Схожу.

Но лишь только Женя приблизился к машине, где Петр Иванович нашел убежище неизвестно от чего, быстро завел мотор и дал по газам. Молодой инструктор только и успел отскочить от брызг грязи, заметив через стекло, сосредоточенное лицо с отрешенным взглядом.

2

– Алло, Анна Ивановна? – Петр Иванович зачем-то скомкал счет за квартиру, лежавший перед ним, – это я…

Будто этим «я» все сказано. Кто он такой, чтоб себя так называть. Но в мобильнике понимающе прозвучал грудной голос диктора центрального телевидения:

– Я поняла, я узнала, Петр Иванович.

И снова пауза. Бесконечная и многоговорящая.

– Приходите завтра на повторный экзамен, в девять утра, надеюсь, вы сможете меня убедить, – произнес мужчина. И быстро добавил: – вам удобно в это время?

Мобильник ожил:

–Да, конечно. Спасибо вам огромное…

Но мобильник не отключался. Петр Иванович выдержал паузу и уже хотел нажать на кнопку отключения вызова, как голос произнес;

– Петр Иванович, а может, с вами встретимся?.. Сейчас.

Петр Иванович съежился.

– Мы с вами в соседних дворах живем, я знаю, я вижу. Поговорим, чтоб вы не сомневались в себе?

В себе?! Петр Иванович разозлился на секунду. Да что эта дамочка себе возомнила?! Но тут же, неожиданно даже для самого себя, остыл и ответил:

–Хорошо.

Он сам не понимал, что происходит с ним, и с этим миром в частности. Мир для него изменился, когда он увидал ее глаза. Глаза статуи, как он мысленно это назвал. Без зрачков. И как? Как эта девушка могла водить машину с таким мастерством? Да и вообще ходить без посторонней помощи. Но он просто принял душой, что это необыкновенная девушка. И он просто обязан ей помочь.

Петр Иванович никогда не был женат, он всю жизнь боялся женщин, особенно красивых. Не то, что он был женоненавистником, просто не думал, что может кого-то привлечь к собственной персоне. Невысок, щупловат, некрасив и не талантлив, неразговорчив и не богат. Только за рулем машины мог себя чувствовать полноценным человеком, ибо рост не так заметен, и машиной можно управлять, а не завоевывать как женщину.

Обо всем этом он думал, пока собирался на встречу. Он даже надел зачем-то галстук, давно висевший для украшения на дверце шкафа…. «Зачем он мне?– думал Петр Иванович. – Она его не увидит…. Или увидит?… А я чего хочу? Она мне в дочки годится. Да, у меня могла быть такая дочь…И это не любовь даже… Смешно.» Но галстук повязал…

Петр Иванович еще раз оглядел себя в зеркало, насмешливо хмыкнул над собой и вышел.

Они встретились на скамейке в соседнем дворе. Она уже не была в красном плаще, а в каком-то сереньком тонком пальто, волосы зачесаны в пучок, что простило ее и делало немного понятнее. Только черные очки в пол-лица продолжали настораживать. К тому же уже стемнело, и вот-вот грозил начаться дождь…

– Спасибо, Петр Иванович, – первой заговорила Анна. – Спасибо, что пришли и вообще позвонили. Но, если честно – я ждала этого и не сомневалась. Я вижу в вас человека.

Последние слова она произнесла так, как будто человек – сам по себе является исключением.

– От чего же? – Петр Иванович быстро справился со смущением, ибо представил, что он на экзамене, а она экзаменуемая. Этот метод всегда срабатывал с ним.

– Я понимаю ваше недоумение, – сказала Анна, едва он присел рядом. – Сложно поверить, что девушка с таким увечьем может быть годна вообще на что-то, кроме тросточки, собаки-поводыря и вечного сожаления.

Петр Иванович попытался что-то сказать, но Анна властно приподняла руку, и он замолчал, не дав словам слететь с языка.

– Прежде, чем мы дальше продолжим дружбу, а это именно так, я хочу рассказать вам, кто я и какая я. Чтоб вы навсегда отмели сочувствие или сомнения. Я знаю, что вам нелегко дался звонок мне, но я его ждала.

Петр Иванович посмотрел на девушку, сидевшую к нему в профиль и не поворачивающую в его сторону головы. .«Она видит не меня, а не мой рост и неказистость, она видит ЧЕЛОВЕКА» – подумал он вдруг и… успокоился.

Девушка молчала, молчал и Петр Иванович, обуреваемый вопросами. Наконец Анна заговорила, смотря прямо перед собой, если так можно сказать про незрячую в черных очках.

– Я родилась от союза двух совершенных противоположностей. Так бывает. Мама – биохимик, талантливый ученый. Не знаю, может моя особенность, – родители никогда не называли это увечьем, а именно особенностью, – и связана с работой мамы, но, тем не менее, случилось то, что случилось. Родилась слепая девочка без зрачков. А папа тоже был ученым, но прежде всего – профессиональным гонщиком, завоевавшим много призов. Они встретились на каком-то мероприятии по поводу чествования крупного чиновника, приехавшего в городе, где должны были быть все таланты, и с тех пор не расставались…Они очень любили друг друга и, конечно же, меня. Но, надо отдать должное, никогда не давали мне повод думать, что я инвалид. Я мало помню маму. Мне было шесть лет, когда она умерла. Но папа всегда говорил, что маму убили… Не знаю, но я ему верю. Помню, что она была доброй, ласковой и всегда с улыбкой, даже если были в ее глазах слезы от чего-то тяжелого. Помню, что давала мне какие-то вечные микстуры, таблетки, делала уколы….Зачем? Я же не болела никогда… Это я сейчас вопрошаю, а тогда это было нормой и без вопросов. Помню, что рассказывала ей про картинки, что вижу, она вечно спрашивала об этом. Помню, как она радовалась, если я правильно говорила об увиденном. Но все оборвалось с ее смертью. И папа стал готовить меня к другому. К реальной жизни. Он не давал микстур, он не спрашивал про картинки. Он брал меня за руки и говорил – смотри руками, жми там, делай то… И я делала. Он научил меня водить машину, и я с десяти лет могла похвастаться этим умением… А год назад папы не стало. Погиб. Нелепо, случайно… Но речь не об этом. Я одна осталась. На пенсию инвалида сильно не разживешься. Коммуналка и еда по минимуму. Но не ропщу. Мне много не надо. Но хочется чем-то жить и быть нужной. Чтоб жизнь не превратилась в простое выживание и времяпровождение, а что-то делать. Быть в обществе и с ним. Вы меня понимаете?

Петр Иванович сидел напряженный во время рассказа. Он ли не понимал?! Все свои неполные шестьдесят лет он только об этом и думал. Он чувствовал себя рыбой, выброшенной на сушу, зрителем на чужом празднике, и только сейчас прикоснулся к чьей-то жизни. Он был не один. И это чувство наполняло значимостью все его существо.

– А дальше?– только и произнес он глупый вопрос.

–Дальше? Я решила найти дело, работу. Быть в гуще событий под названием жизнь. Но, понимаете, что мне это сложно. Очень сложно. И я благодарна вам за отклик. Сама не знаю, почему решила все вам рассказать. Нет у меня ни подруг, не друзей, не душевных нянек. А вот вам…

Петр Иванович нутром почувствовал, что девушка смутилась. Это придало ему уверенности.

–Так, Анна. Я уже говорил, чтоб вы пришли на экзамен завтра. Это остается в силе. Я не могу его миновать по отношению к вам, чтоб не вызвать нареканий. Но обещаю, что вы его сдадите. Тем более, что убедился, что водитель вы просто отличный, всем бы поучиться. Но насчет работы в этой сфере для вас меня мучают сомнения.