– Почему остановились? – встрепенулся он.

– Улица Смирнова закончилась, – ответила девушка, не поворачивая к нему головы. – А я так и не дождалась вашего распоряжения, что делать дальше.

– Угу, – пробормотал Иван Петрович, делая бессмысленные пометки в блокноте и проклиная себя за то, что он так нервничает рядом с красивой женщиной. Он немного погрыз кончик ручки и вдруг, неожиданно даже для самого себя, скомандовал: – По Слободе вниз, на Жучиху. Потом выезжайте на Коммунаров, где позволено, и к школе.

Девушка молча потянула старомодный ручной тормоз. Иван Петрович приготовился к худшему. Но он знал, что новички очень осторожничают, и, в крайнем случае, все может закончиться разбитыми фарами и помятым бампером, а к этому в автошколе давно привыкли. Но если бы он знал, чем закончится дело на самом деле, то предпочел бы съесть все свои записи в блокноте и, вообще, не выходить в этот день на работу…

Женщина медленно нажала на газ. Машина слегка фыркнула, как бы выражая свое несогласие, но послушно покатилась вперед. Крутой склон открыл умиротворяющую панораму с широкой рекой, набережной, утопающей в осенней гамме увядания и…

Мальчишка лет десяти, на велосипеде, стоял посреди дороги и безрезультатно пытался выдернуть застрявшую штанину из цепи. До него оставалось еще приличное расстояние, но мокрый булыжник не давал машине остановиться. А с двух сторон от него, по обочинам, стояло еще с десяток мальчишек, дававших ему советы. Дальше за ними бесконечные глухие заборы перед частными домами с калитками, на которых неизменно красовались таблички со злой собакой.

– Тормози!!! – закричал Иван Петрович, вжимаясь в сиденье. – Нет, направо! Налево! Нет!!! Тормоз!!! Тормоз! Тормо-о-о-оз!!!

Молодая женщина отреагировала на его слова довольно-таки странно. Она молча нажала на газ со всей силы, круто вывернула влево, потом вправо, и с миллиметровым зазором промчалась на полной скорости между разбегающейся детворой, только потом нажала на тормоз. Машину развернуло почти на сто восемьдесят градусов, и она медленно съехала юзом к пересекающей улице, едва не встав поперек перед проезжающей по пересекающей улице машиной.

– Хр-рр! – только и хрюкнул Иван Петрович, обливаясь потом.

Повисла гнетущая тишина. Девушка все также смотрела прямо и внешне была абсолютно спокойна, будто только что выполнила самый обычный разворот. Даже руки на руле лежали расслабленно и невозмутимо. Иван Петрович достал носовой платок и оттер лоб.

– Я не сдала экзамен? – спросила девушка. Голос ее звучал тоже спокойно и обыденно. И вопрос она задала так, будто он же и был ответом.

Иван Петрович нервно оглянулся. Одинокий мальчишка со штаниной в цепи стоял на прежнем месте, открыв то ли от неожиданности, то ли от восхищения рот.

– Нет, – просипел он.

– Что я сделала не так? – снова невозмутимо спросила девушка, не повернув головы.

– Поехали домой, – устало попросил Иван Петрович, не уточняя, к нему домой или в автошколу.

Девушка завела мотор и уверенно повела автомобиль по известным ей закоулкам. Иван Петрович уже не следил за ее действиями. Он переживал случившееся.

За пятнадцать лет его работы в автошколе он впервые попал в такую переделку. Они чуть не сбили детей! Одного этого хватит, чтобы попроситься на досрочную пенсию, которая уже два года висит над ним дамокловым мечом. Он восхищался и одновременно ненавидел сидевшую рядом молодую женщину. Что-то в ее поведении настораживало его. Он не мог понять что, но это свербело в мозгу, как укус подвального комара. Без нудящего приближающегося звука, без больного укуса, но укол, от которого долго зудит и раздражает. И, приближаясь к автошколе, Иван Петрович понял, что в поведении его экзаменуемой было не так.

Он вышел из машины под прицелом коллег самоуверенный и, несмотря на все, довольный.

– Так я сдала экзамен? – на этот раз вопрос девушки прозвучал заискивающе.

– Нет, – коротко и с удовольствием отрезал Иван Петрович.

– Почему? – глухо и обреченно спросила девушка.

– Об этом вы узнаете у ответственного инспектора, – мысленно Иван Петрович уже потирал руки.

Коллеги у входа в автошколу с сочувствующей улыбкой к девушке и с ухмылкой к нему уже делали свои ставки.

– А все-таки? – девушка настойчиво перегородила ему дорогу. – Прошу, скажите, что я сделала не так? Это для меня очень важно.

Голос ее звучал так, будто это, действительно, было смыслом ее жизни. И Иван Петрович сдался.

– Вы ни разу не посмотрели в боковое зеркало или в зеркало дальнего вида, – произнес он после секундного колебания.

– Это неправда, – тихо возразила девушка.

– Правда. И по чистой случайности вы ничего не нарушили.

– А все-таки? – девушка робко тронула его за рукав.

– За все время вождения, надо отметить неплохого, любой профессионал вам позавидует, вы ни разу не повернули головы в ту или иную сторону. Или очки вам мешают, или вы так самоуверенны, но я ручаюсь, что вы ездите, не глядя по сторонам. Я за вами наблюдал. И скажу, что вам не место за рулем автомобиля.

Иван Петрович произнес свою тираду нарочно громко, чтобы коллеги у здания его услышали. Он уже слышал их хихиканье. Ну и что? Он же прав! Пусть потешаются. Но женщина, которая ездит чуть ли не с закрытыми глазами, никогда не получит у него положительную отметку. Он только сейчас до конца понял, что в ней не так. Она сидела за рулем, как робот, которому не нужно оглядываться. У которого не зрение, а сенсорные датчики вокруг головы. Она ни разу не оглянулась. Из-за ее очков он не видел оценивающего обстановку взгляда, что всегда присуще водителю. Она смотрела только вперед. Даже в той ситуации с мальчишками, она не запаниковала, не закрутила головой, что было бы естественным, не закричала, как другие женщины, а сделала то, что должна была сделать. Но это и настораживало!

– И это все?! Девушка встала перед Петром Ивановичем, предоставив его коллегам рассматривать ее спину. Ее тихий голос не долетал до них, но Ивану Петровичу и не нужно было этого. Ему доставляло удовольствие, что все видят – молодая женщина уговаривает его.

– Значит, у меня нет шансов, – обреченно произнесла девушка. – А ведь меня предупреждали. Но я хотела, чтобы все было по-честному. Я умею водить машину. Я с десяти лет это делаю. И с тех пор, как погиб мой отец, я не перестаю совершенствоваться. Это он меня учил, а он был первоклассным водителем. Жаль, что вы отнимаете у меня кусок хлеба.

– При чем тут кусок хлеба? – возмутился Петр Иванович. Ему стал надоедать разговор. – Вы молодая, красивая. Неужели не найдется для вас работы?

– Как вы думаете, кто возьмет меня на работу такую?

С этими словами девушка опустила голову и медленно, даже как-то нарочито и картинно, сняла очки. Веки ее удлиненных глаз были опущены и чуть трепетали, а длинные густые черные ресницы, которых никогда не касалась тушь, лучиками звезд лежали на гладкой бледной коже. Петр Иванович невольно залюбовался непривычной красотой. И ему нестерпимо захотелось узнать, какого цвета у девушки глаза.

И вот она подняла веки. Медленно расправила плечи, выпрямилась, приподняла голову и взглянула ему в глаза. У Петра Ивановича побежали по коже мурашки, а в груди что-то екнуло и противно подкатило к горлу. Челюсть его невольно отвисла. Коллеги, стоявшие сзади, видели только его спину, но не видели лица девушки, но по спине Петра Ивановича догадались, что что-то не так.

Он же медленно развернулся на сто восемьдесят градусов, опомнился, что рот открыт, захлопнул его с глухим звуком, постоял секунду и снова повернулся к девушке. Она стояла и все так же смотрела на него. Именно смотрела. Хотя у нее вовсе не было зрачков. Только белки глаз как у античных статуй.

– Иваныч, чем тебя так поразили, что ты передумал идти к нам? – крикнул кто-то за спиной, но Петр Иванович даже не оглянулся.

– Но как же? – пролепетал он, холодея от запоздалого страха, что ездил со слепым водителем.