Всё верно, чем меньше между нами остаётся ступеней, тем быстрее он их перешагивает, причём идёт не по прямой, а отклоняясь от меня в противоположную сторону.

Как же стремительно меняется жизнь, ещё совсем недавно сломя голову убегала от Жданова, а он догонял, теперь же всё в точности наоборот.

– Вадим Викторович, постойте, – достаточно громко попросила я.

Боже мой, если пришлось бороться с собой, чтобы элементарно к Жданову обратиться, как же с ним разговаривать?

Лицо Жданова выразило крайнее недовольство, попросту говоря, он скривился, а когда на меня покосился, в его глазах читалось: «Какого чёрта, тебе надо?!

Гадко и мерзко, но ничего переживу. Когда родной человек в беде, гордость не по карману.

– Простите, можно вас отвлечь? – так как мужчина молча стоял, пришлось не только первой заговорить, но ещё к нему подходить.

– У вас пара минут, – посмотрев на часы, всё с той же кислой миной как бы сделал одолжение Жданов.

– Папу сегодня ночью арестовали, – сообщила я, так понимаю для Вадима Викторовича далеко не новость.

Мужчина совсем не удивился, а ещё возвёл к небу глаза, демонстрируя всем своим видом смертную скуку и мысль: «Так и знал, что об этом пойдёт речь».

– Да, я уже в курсе, – без какого-либо сожаления бросил мужчина и пристально с прищуром посмотрел. – Александра, а с чего вдруг на следующее утро после ареста отца, вы именно со мной решили обсудить эту тему?

– Вы можете помочь, – дрожащим от волнения голосом только и смогла произнести я, как тело подвело, на глаза навернулись слёзы, губы затряслись, а в горле образовался настолько необъятный ком, что даже сглотнуть не получается, ещё чуть-чуть и вопреки наставлениям адвоката, разревусь.

– Помочь?! – повторил мужчина, только не тихо и жалостливо как я, а с неприкрытым возмущением. – А вы случайно не забыли, что я пострадавший. Утверждать наверняка, конечно, преждевременно, но предположительно Сергей Витальевич, пользуясь служебным положением, выводил денежные средства со счетов моей фирмы и перегонял их на подставные компании.

– Он этого не делал. Клянусь чем угодно, папа ни за что на свете чужого бы не взял, – стоило только услышать обвинения в адрес отца, как и предобморочное состояние прошло, и голос прорезался.

Жданов ехидно ухмыльнулся.

– Ну раз он не виноват, тогда какие проблемы? Следствие разберётся, и его оправдают.

– Проблема в том, что адвокат, которого наняла, сказал, что папу домой под подписку о невыезде не отпустят, и он останется в следственном изоляторе. А у него сердце больное, он там не выдержит, понимаете?

– Александра, что я могу? Только разве что посочувствовать, – выдохнул мужчина и, напоминая, что время, отведённое мне, почти на исходе, посмотрел на дверь в здание.

– Вы многое можете. Если обратитесь в правоохранительные органы с письменным заявлением, что для вас ущерб незначителен, и что пока идёт следствие вы не против, если папу отпустят домой, тогда…

– А если ущерб ощутим, и я против освобождения?! – хлёстко оборвали меня на полуслове.

Наворачивающиеся до этого слёзы, после заявления Жданова, градом хлынули из глаз, в груди ужасно заныло, такое чувство, словно сердце и все внутренности, как простыню после стирки, сильно скрутив, отжимают.

– Пожалуйста, очень прошу, помогите, – не зная какой ещё привести довод, взмолилась я. – Если с папой что-то случится, я не переживу. У вас же тоже есть родители, вы должны понять….

– Александра, возьмите себя в руки, мы и так уже привлекли достаточно ненужного внимания, – осадил мои стенания Жданов, и тут я увидела, что непросто уговариваю, а ещё держусь за лацканы мужского пиджака и дёргаю.

– Из-за переживаний уже не понимаю, что делаю. Простите, – одёрнув руки, завела их за спину и виновато потупила взгляд в пол.

– Ну вот, вы добились того, что теперь чувствую себя виноватым. Из-за меня плачет девушка. Вы нас, случайно, не утопите? – в шутливой манере произнёс Жданов и приподнял мне лицо за подбородок.

Быстро и часто моргаю, чтобы ресницы скорее высохли и ушла размытость зрения. И чем чётче вижу, тем больше беспокоит взгляд, с которым на меня смотрит мужчина. В его глазах сидит что-то злорадно довольное с примесью предвкушения.

– Поздравляю, Александра, своим упорством вы меня убедили …, – Вадим Викторович зачем-то сделал паузу, и лишь спустя несколько мгновений продолжил, – … выслушать вас. Только, разумеется, не здесь и не сейчас. Жду вас сегодня у себя в офисе, скажем так в восемь вечера. Хотя нет. В девять будет удобней.

– В девять, – растерянно повторила я. – Но… это очень поздно.

– Вы заняты, у вас есть более важные дела?

– Нет, но рабочие часы уже закончатся, некому будет идти с заявлением, и папа точно пробудет в изоляторе весь этот день.

– Александра, чтобы между нами не возникло недопонимания, акцентирую. Я ещё не согласился помогать, а готов лишь вас выслушать в более подходящей обстановке. Так что Сергею Витальевичу возможно придётся провести в изоляторе куда дольше, чем этот день.

– Но…

– Мне ждать вас или нет?! – облачил Жданов в более вежливую форму фразу: «Либо бери что дают, либо отваливай».

– Обязательно приду.

Адвокат просил сразу после встречи со Ждановым набрать его номер и рассказать о результате, что я и сделала по дороге на остановку.

– Юрий Иванович, особо новостей нет. Позвонила, потому что обещала. Вадим Викторович спешил, и мы условились поговорить вечером.

– Хм, а время и место он назначил?

– Да. Его офис в девять часов.

– Ну, это уже неплохо. Обнадёживает, что он готов к диалогу. Хотя не исключено, что Жданов попросту от вас отделался, чтобы в лицо не отказывать, а через час или два вам позвонят и отменят встречу. Или подойдёте к назначенному времени, а его на месте не окажется. Но вы только обязательно идите!

– Думаю, он всё же меня примет. У Вадима Викторовича достаточно своеобразный характер. И если большинству отказать лично – неловко и неудобно, то для него этот способ, наоборот, в самый раз, – непрозрачно намекнула юристу, что Жданов упырь и ему высасывать кровь из человека в непосредственной близости – самый кайф.

Родственники или близкие люди могут навещать подследственного, но не более двух раз в месяц, апеллируя этим фактом, попросила Копылова организовать мне свидание с папой. Адвокат принял это в штыки и всячески отговаривал от визита, пугал тем, что встреча меня в моральном плане опустошит, говорил, что ужаснусь от обстановки следственного изолятора, а внешний вид отца так и вовсе раздавит.

Разумеется, настояла на своём. Мне надо папу обнять и никакие решётки с отвратительным запахом не остановят.

Хоть и не пожалела о своём решении увидеться с папой, но Копылов оказался во всём прав, вышла из изолятора выжатая как лимон и с тяжёлым грузом на сердце.

И дело совсем не в месте, в котором побывала, а в том, что отец меньше чем за сутки, казалось, постарел на десять лет. Когда папу завели в крохотное помещение, я его даже не сразу узнала. Он, словно стал ниже ростом, худее, морщин на лице прибавилось, как и седых волос на голове. Но самые значительные изменения увидела в глазах папы – они потухли, совсем, как будто он не обвиняемый в преступлении человек, а осуждённый и приговорённый к смерти.

Подняв вверх глаза, вновь оглядела шикарное здание фирмы Жданова в восемь вечера, так боялась из-за пробок и непредвиденного форс-мажора опоздать, что на встречу приехала за час до назначенного времени. Прогуливаясь до конца улицы и обратно, убила сорок пять минут, а после вошла в холл.

Пустынно. Кроме двух охранников и уборщицы, что наводит порядок с помощью поломоечной машины, больше никого нет. Если на первом этаже мне показалось малолюдно, то на верхнем так и вовсе, словно всё вымерло. Тихо настолько, что аж в ушах звенит.

Подхожу к приёмной и, занеся кулак над дверью, замираю. Вообще-то, в кабинеты не принято стучать, предполагается, что сотрудник на рабочем месте всегда должен ожидать посетителя, но трудовой день закончен, возможно, данное правило в эти часы уже и не действует.