Настяпоследняясказка
Имя – как искра, мелькнувшая
Змеем в серебряном небе;
Голос – как время минувшее,
Прочь улетевшее лебедем;
Веки – как крылья, дрожащие
Пред долгожданным полётом;
Губы, ответа просящие,
Манят забвения мёдом;
Волосы солнечным золотцем
Просятся под руку с лаской;
…Что же ты делаешь с молодцем,
Настяпоследняясказка?
«Я не знаю, где тебя носило…»
Я не знаю, где тебя носило.
Принесла тебя ко мне какая сила?
Помню только, утром, как проснулся,
Позевал и сладко потянулся,
А со мною рядом ты! Нагая,
С тёплыми округлыми боками.
Боже мой, как ты была прекрасна!
И в тебя влюбился я ужасно —
Уложив на мягкую перинку,
Гладил нежно я тебе бока и спинку,
Положил тебя под одеяло…
Всё равно меня ты укатала
И, сказав: «Прости, я разлюбила»,
С дядькою каким-то укатила…
Покатал тебя. И ты вернулась:
Что-то там неловко обернулось.
Или, может, просто утомилась?
Или ты рассохлась-рассушилась
И себя не любишь, не жалеешь?
Только кажется, что ты немного тлеешь.
Обниму, прижмусь к тебе щекой —
К милой и единственной, родной.
Не взрывайся, милка дорогая,
Бочка ты моя пороховая.
Разговор с alter ego
– Новый год стучится в двери,
До него всего два дня.
Я и верю, и – не верю
В то, что любишь ты мня.
– Ах, зачем мне это нужно?
Я ж хочу свободным быть.
– Это сверху всё, снаружи,
А в душе ты рад бы жить
Даже в браке.
– Ты находишь?
– И под крылышком любимой.
Вот представь: домой приходишь,
Чмокнет в щёчку, скажет: «Милый».
Что? Неплохо?
– Ну-у, не знаю.
Что же хочешь ты сказать?
– Что любовь тебя поймает.
От неё не убежать.
Декабрь 1994 года
«Цветок – оформленное чувство…»
Цветок – оформленное чувство.
Изгиб – сомнение. Листок —
Избыток счастья, чувство грусти
И нервный поцелуй в висок…
Рожденье встречи и букета,
Оскал надежды, ветер сна,
Улыбка. И – перед рассветом —
Весна, весна, весна, весна.
«Никогда не боялся казаться смешным…»
Никогда не боялся казаться смешным
И даже в грусти не уходил в себя,
Но всё же порой меня посещают сны,
Где я, как камень, живу не любя.
Ведь в омут нельзя иначе, как – с головой,
Смешным – можно, весёлым – нельзя.
Да и что тут поделаешь – я такой,
Мне нужно вплотную смотреть в глаза.
И пусть они в кучу собьются – твои и мои,
Главное – вместе, главное – рядом.
У Бога, главное, нужно просить любви,
Даже если она становится адом.
Проза
Вадим Камкин
Родился в 1967 году. По окончании средней школы поступил в Калининский политехнический институт. Окончив первый курс, был призван в армию. Во время срочной службы в газете «Красная звезда» опубликовал первый рассказ. Затем окончил институт, но по профессии не работал. Успешно занимался строительным бизнесом. Как хобби писал рассказы, повести, эссе. Несколько раз печатался в журналах «Юность», «Москва». В 2015 году опубликовал первый роман, AntiAphone, в 2017-м – продолжение, «Хакеры. AntiAphone», а в 2018-м – роман «Сердце с Донбасса». С началом боевых действий на Донбассе принимал активное участие в гуманитарных, благотворительных миссиях. Награждён медалью ЛНР «От благодарного луганского народа», множеством грамот и дипломов. Член Московской городской организации Союза писателей России, Союза писателей ЛНР. В данный момент возглавляет проект #КнигиДонбассу.
Герасим не топил Муму
Рассказ
Есть у меня товарищ, Юрий Викторович. Для меня – просто Юра, ну или Викторович. Мужчине далеко за пятьдесят. И, как подобает солидному человеку, при входе куда-либо впереди него вначале появляется его нажитый непосильным трудом капитал в виде довольно-таки большого брюшка. Профессионал с большой буквы. Букинист номер один в Москве. Знает о книгах всё. С ходу может ответить, какое количество страниц, издательство, год выхода книги и даже цвет обложки. И самое главное – знает, о чём книга, и если уж не читал, а читает он много, то краткое содержание знает точно.
Встретились мы как-то в его магазине. Юра вальяжно расположился в кресле, поставил пластинку Окуджавы и лениво наблюдал, как покупатели выбирают книги. Мамашка с подростком лет двенадцати спросила у продавца: «А “Муму” Тургенева у вас есть?» Автора, конечно, можно было не уточнять, а обойтись лишь словом «Муму» из небогатого лексикона главного героя.
Молоденький продавец, показывая свою прыть перед хозяином, звонким голосом отрапортовал: «Конечно, есть!» – и вприпрыжку помчался к полкам с книгами. Через мгновение он уже держал в руках несколько разных изданий.
– Вам какую? С картинками, в сборнике?!
Мамаша, явно довольная таким обслуживанием, взяла одну из книг и стала рассматривать.
– А вы знаете, что Герасим не топил Муму? – тихим голосом спросил Юра, обращая свой вопрос как бы ко всем покупателям, а не конкретно к этой женщине.
– Как, не утопил?! – изумилась она. – Я это произведение со школы помню. Вы про какое-то новое изложение этой истории?
– Да нет, я про старое, оно одно… – Юра взял в руки книгу. – Обратимся к первоисточнику. Открываем официальное издание Тургенева и читаем внимательно вместе, – начал неторопливо он. – Для начала определимся: а какого размера была Муму? Слово Тургеневу… – Юрий открыл нужную страницу и процитировал: «…превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными глазами». А теперь, – насмешливо прищурив глаз, сказал Юрий, – я спрошу: так какой породы-то была Муму? Испанской? А сейчас как эта порода называется? Как по-английски «испанский»? Spanish. А по-немецки? Spanisch. Сами вспомните современное название породы или мне сказать, что это спаниель? А что мы знаем про спаниелей? Высотой в холке сорок – сорок пять сантиметров, весом пятнадцать – двадцать килограммов и, самое главное, они хорошо плавают. Читаем дальше. Герасим, по словам свидетеля Брошки, уйдя со двора, «вошёл в трактир вместе с собакой». Там он «спросил себе щей с мясом». «Принесли Герасиму щей. Он накрошил туда хлеба, мелко изрубил мясо и поставил тарелку на пол». О роли углеводов, которые в избытке присутствуют в хлебе, Герасим, скорей всего, не знал, но природная смекалка подсказала ему оптимальный в предстоящей ситуации баланс питательных веществ в корме Муму. Кстати, там же Тургенев отмечает общую ухоженность собаки: «Шерсть на ней так и лоснилась…» Вы видели когда-нибудь впроголодь живущую собаку с лоснящейся шерстью? Я – нет. Продолжаем внимательно читать: «Муму съела полтарелки и отошла, облизываясь». Я думаю, – продолжал Юрий, – надо было написать: «Муму наелась до отвала». То есть собака была сыта и больше не хотела есть. Для лучшего усвоения пищи глухонемой дворник, опять-таки ведомый врождённой сметливостью, выгулял собаку: «Герасим шёл не торопясь и не спускал Муму с верёвочки». Во время прогулки «на дороге он зашёл на двор дома, к которому пристраивался флигель, и вынес оттуда два кирпича под мышкой». А что мы знаем про кирпич середины XIX века?
