Михаэль понимал, что еще немного, и у него начнет двоиться в глазах. Коварный напиток действовал. И все же он заметил, что Надя закинула ногу на ногу и натянувшаяся юбка приоткрыла колено.

– Так-то вот, – закончила она. – Хороший человек оказался. Если беда у кого, всегда старался помочь. Понемногу отошел, даже шутить начал. «Моя фамилия, – говорит, – что означает? Тот, кто шьет. Вот и руковожу швеями». А сам больной, чахоточный. Зиму нашу не пережил. И семья у него под немцем осталась. Твои-то где? Говорят, фашисты всех евреев убивают.

– И мои под немцем остались, – повторил Михаэль, невольно подражая Наде. – Думал, погибли. А сегодня в военкомате сообщение получил: отец и сестра живы, в партизанском отряде оба. Только о маме ничего не сказано.

– Живы?! – отозвалась Надя. – Да это же радость какая! Давай-ка мы с тобой за это выпьем!

– А как ты догадалась, что я еврей? – спросил Михаэль.

– Как, как. По глазам, – усмехнулась Надя. – Не веришь? Ладно, давай: за твоих, за победу!

Самогон оказался задиристым, крепким. Михаэль чувствовал, что ему хватит, что больше пить он не должен. Но как тут откажешься?

Что происходило потом, Михаэль помнил смутно, но достаточно для того, чтобы не сомневаться: в постели этой ночью он был не один. И хотя восстановить в памяти все, что произошло между ним и Надей, Михаэль не мог, разрозненные воспоминания, которые не покидали его по пути в Новую Ладогу, окончательно сложились в общую картину мучительно-острого наслаждения, накатывающего волнами, уходящего и возвращающегося, не похожего на то, что было у него на фронте. Если Клава, прежде Михаэля узнавшая любовь, во многом еще оставалась неискушенной, то Надя, несмотря на молодость, оказалась опытной женщиной, умеющей доставить удовольствие себе и мужчине. Она проводила Михаэля на станцию, вручила его знакомому железнодорожнику с просьбой непременно посадить на нужный поезд и, прижимаясь к нему на прощанье, сказала:

– Хорошо с тобой, Миша. Вот адрес. Если вспомнишь обо мне – напиши.

«Зачем?» – хотел ответить Михаэль, но слово застряло во рту. Зачем ему эта женщина, старше его на несколько лет, имевшая мужчин и к тому же с ребенком? Но Надя, как в свое время Клава, не выходила из головы. Рассудок твердил свое, а плоть Михаэля помнила Надино тело и не могла позабыть. Рука, уже готовая выбросить адрес, положила его в карман. Пытавшийся обмануть себя Михаэль понимал, что напишет Наде, как только прибудет на фронт, и ни

здравый смысл, ни воспоминания о пропавшей у Мясного Бора Клаве не смогут ему помешать. Но сначала он будет писать Юрису и вложит в послание письмо для отца и Лии. Михаэль не знал, что, пока он в теплушке решает, кому и когда написать, карательный батальон обер-лейтенанта Мелдериса уже приближается к расположению отряда, где находится Залман Гольдштейн, а Лия и Яша, о котором Михаэль не имел ни малейшего представления, стоят перед Влодеком – командиром польских партизан из Армии Крайовой, и тот решает, жить им или умереть.

После того как их схватили у шлагбаума на въезде в Ос-вею, Яша не проронил ни слова. Молчал он и в вагоне, набитом евреями, не знавшими, куда их везут, и строившими разные предположения. На вопросы Лии Яша не отвечал и не пытался ее утешать. Мысль о том, что он, следопыт, уроженец этих мест, не только сбился с пути, но умудрился выйти на большую дорогу, словно был на прогулке, да еще обронил по-дурацки винтовку, парализовала его волю. Поэтому, когда прижатый к Яшиному боку немытыми, потными, источающими невыносимый запах телами старый, с нечесаной бородой еврей обратился к нему на идиш, Яша не сразу понял, о чем идет речь.

– Бежать надо, кйндерлэх.

Старику дважды пришлось повторить эту фразу, прежде чем до Яши дошел ее смысл.

«Бежать?! Из вагона?! Как?! О чем этот полоумный болтает?!»

– Нужно только вытащить доску. Ты сильный, сможешь.

Доску? Яша с сомнением посмотрел на плотно пригнанные доски вагонного пола. Неожиданно он увидел, что между двумя досками в центре вагона имеется щель. И почему-то именно это место свободно. Он не знал, что на этом месте только что умер пожилой мужчина и его оттащили к двери. Ринувшись туда через чьи-то головы, руки и ноги, Яша схватился за доску.

– Что он делает? – забеспокоился кто-то. – Нас же всех из-за него расстреляют!

– Нас так и так убьют, – ответил другой. – Пусть хоть парень спасется.

Но заговоривший первым человек в грязной кепке и треснувших круглых очках не унимался:

– Нас везут в трудовой лагерь в Польшу. Мне писарь-немец сказал в Освее. Какие убийства? Большинство из нас еще могут работать.

Ему возразили, и хотя спорящие находились рядом, Яше было не до них. Доска не поддавалась, держалась крепко. Юношей овладело отчаяние. Он посмотрел туда, где сидел старик, но увидел лишь большие испуганные глаза Лии. Старик исчез из виду. Очевидно, его заслонили другие. Сейчас бы инструмент! Любую железяку – поддеть проклятую доску! Или хотя бы нож…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.