Ею он принялся размешивать сахар и мёд внутри чашки, а другой рукой из внутреннего кармана своей ферязи достал шкатулку из эбена – дорогого чёрного дерева, тоже подаренную за хорошую службу, и оттуда достал щепотку любимых пряностей для кофе.

– Ты же не на пару часов, да? Сходим на ярмарку? Там будут вертушки, разные вкусности! – проговорила Анфиса.

– Ах, моя вина, господин. Я обещала за лето научить её саму эти ветровые штуковины делать к торжеству, да забыла. Из головы вылетело. Так не хотела, чтобы вам пришлось тратиться, – с досадой причитала Нана.

– Полушка за деревенскую вертушку, чего там! – жестом отмахнулся Альберт. – Архиепископ Магнус здесь будет проездом, не думаю, что сельские жители прямо-таки настоящую роскошную ярмарку устроят с базаром и игрищами, – повернулся он к Анфисе.

– Устроят-устроят! Мы с ребятами видели, как они всё готовят. Зонтики от солнца ставят на столы для карт, костяшек и борьбы на руках… – тараторила девочка с явным убеждением. – Просто волшебно!

– Лишь бы не для танцев на столах, – фыркнула бонна.

Тем временем чёрная кошка тоже уже пришла сюда на людские голоса, решив, что валяться на солнышке в оставшейся незаправленной кровати Анфисы ей не слишком удобно, на ровной поверхности одеяла и покрывала было бы куда комфортней. А потому, в надежде, что что-нибудь вкусненького перепадёт, заявилась в столовую, запрыгнув на лавочку у ароматной кадки.

– Буба! Буба! Бубастис! – ворчала на неё старушка. – Ну, куда? Ну, куда ты! – оттаскивала она кадку от любопытной, всё обнюхивающей и топорщащей свои длиннющие белые усы кошки. – Я тут масло взбивала из молока, а она уже нос суёт. Лучше б мышей ловила, хоть бы раз принесла, ленивая туша!

– Так налей ей в блюдце, – просил Альберт, и Августа полезла рукой на полочку с глиняной бурой посудой.

– Котёнка ж нам её мать подарила? Лет семь назад, верно я всё помню? – уточняла у сына старушка. – Не впала ещё в маразм совсем?

– Помнится, да, – отвечал нунций, поглядывая на Бубу.

– Так ты мамин подарок! – нагнулась, поглаживая кошку, Анфиса. – Пап, расскажешь о маме что-нибудь?

– Ох, принцесса. Волосы у неё огненные были, как у тебя, я ж рассказывал тысячу раз. Если бы ты больше читала не о животных, а о военном деле, могла бы знать такое понятие, как «карательный отряд». Вот она была воительницей, которая его возглавляла.

– Унимала мятежи? Наказывала волхвов-безбожников? – любопытствовала девочка.

– Первое, вторым занимаются инквизиторы, – ответил ей Альберт.

– Бабушку зовут Августа, тебя – Альберт, меня – Анфиса, маму тоже звали как-то на «А»? – интересовалась дочь у отца.

– Нет, родная, это просто совпадение, – усмехнулся тот, поглаживая её по волосам.

– Сейчас я накрою на стол и такому гостю, – улыбалась Кетли под вежливый кивок священнослужителя.

– В сенях вещи ненужные собрала: побитые горшки, корзинки с дырой или сломанной ручкой, старые изношенные лапти, тряпьё и всё прочее. Отнесёшь сжечь в очищающий костёр на ярмарку, – велела старушка сыну.

– Там столб. обложенный хворостом, поставили, – тем временем продолжала девочка, – с колесом и черепом коня. Будут костры и игры, танцы разные.

– Не рано тебе ещё о танцах думать? – усмехнулся Альберт.

– Так не обязательно же с парнем каким, можно и одной, и в хороводе, – порозовела девочка.

– То «пляски», а «танец» – это когда пара танцует, – поучал отец. – Летнее солнцестояние – не церковный праздник, народ его справляет как бы… по старым обычаям, втихаря, без дозволения, хоть и на широкую ногу. Самый длинный день в году как-никак, не может простой народ не гулять в такое время. К тому же между сезоном посева и сбором как раз время расслабиться немного. Потому вот странствия архиепископа в этот год как-то накладываются на это дело, чтобы совсем язычества какого не было.

– Язычники – безбожники! И приносят в жертву детей! – содрогалась с ненавистью Анфиса.

– Вот господин Магнус и проследит, чтобы никаких чёрных обрядов не было. Ну, ты, если поела, беги поиграй, мы с господином Лукьяном поговорим, – бросил Альберт взор своих янтарного оттенка глаз на усатого мужчину с зачёсанными назад пепельно-серыми прядями.

– Анфиса, ты не доела, – заметила ей бонна.

– Я наелась! – бросила та, весело постукивая ярко-розовыми босоножками по дощатому полу в прихожей и выбегая на улицу.

Играть и гулять она, разумеется, не побежала. Но не потому, что гувернантка велела никуда не уходить с участка мадам Августы, её бабушки, а потому что надо было обогнуть дом и пристроиться возле ближайшего к столу окошка, чтобы подслушать разговор.

Она погладила пасущегося на привязи молодого бычка Кади, помахала взрослым рогатым обитателям коровника, аккуратно проходя мимо. Девочка заметила, что на ворота уже без её участия повесили стебли крапивы и зеркальца защитным ритуалом. А в том году она тоже со всем этим помогала, правда, изрядно обожгла руки кусачей травой.

Девочка приблизилась вновь к дому бабули, пролезая мимо двух больших бочек с неё ростом, в которые по стокам стекала дождевая вода. Взор Анфисы упал на кое-как воткнутые в наличники, ставни и подоконник кухонные вилки – один из местных праздничных обрядов на защиту от проникновения всякой нечистой силы.

По взору маленькой чародейки было понятно, что она сильно расстроена. А в мыслях только и вертелось, что это Нана с Кетли небось воткнули с утра пораньше ещё до того, как её разбудить. А ей поучаствовать не позволили, не то сочтя слишком слабой, не то просто не позволяя напрягаться. А ведь дочь нунция любила участвовать во всяких таких ритуалах. А теперь оставалось лишь с любопытством затаиться снаружи, у окна, чуть заглядывая внутрь и вникая во всё, что происходило сейчас за столом.

– Привёз ещё вот, – достал Альберт какой-то томик в твёрдом переплёте, – конфискованную книгу запретных знаний. Пусть уж не в библиотеке какой хранится, а здесь, чтобы уж точно никто до неё не добрался, – встал и положил мужчина том на книжную полку возле кулинарных сборников с разными рецептами.

– Главное теперь не спутать и не сварить зелий оттуда, – посмеялась гувернантка.

Анфиса проследила, куда это папа ставит книженцию. Очень уж хотелось посмотреть, что там такого запретного, но вряд ли бы ей это удалось. На кухне либо бабушка, либо её помощница. Ночью нос туда не сунешь, да и не почитать в темноте. А если выявить момент, когда вдруг нет никого, то кто знает – надолго ли. Вечно Нана заявится или кто ещё вернётся в дом да застукает за чтением. Потому приходилось расстаться со своими желаниями и сдерживать любопытство.

– Так что насчёт моей девочки? – повернулся Альберт к всё ещё сидевшему за столом чародею.

– Нет, господин нунций, не возьмусь я с ней возиться… Талант есть, но не то чтобы большой. Не знаю, куда его ей применить. Стихийных чар маловато, а боевой маг из такой хрупкой и хлипкой слабачки, увы, не получится, – развёл тот руками.

– Слабачки?! Слабачки?! – возмущалась шёпотом, едва не срываясь на крик под накатившие слёзы, Анфиса снаружи.

– Вы тоже не высшего класса чародей, – хмыкнул недовольно отец девочки. – Могли бы обучить её рунным гаданиям, картам тарота…

– Господин нунций, для таких вещей нужен дар предвидения. Я несколько раз проверял её карточным тестом, она угадала два символа из двенадцати за сеанс. Мне думается, это случайность. Не мудрено отгадать волну, квадрат или треугольник, когда самих символов всего-ничего. Я бы усовершенствовал систему проверок, чтобы отбирать самых достойных в ряды имперских чародеев, но к делу это сейчас отношения не имеет, – поднялся мужчина из-за стола.

– Прям вообще никак? Вы уже седьмой маг, который от неё отказывается. Бедная Анфиса, отказ убьёт её! – восклицал Альберт, надавливая на жалость.

– Её убьёт очередной приступ, она ни бегать, ни отжиматься не умеет. Руки слабые, хотя на дерево залезть и способна, так как лёгкая. Ветром сдует. Ей бы мяса побольше, что ль, кушать… Даже не знаю. Не увидел в ней такого зерна, чтобы браться его взрастить, – с сожалением ответил Лукьян.