– Ольга… Ольга… прошу тебя… не надо…
После короткой, но «пламенной» речи коменданта лагеря новоприбывшие заключенные еще несколько часов ждали, пока их поведут на санобработку. Именно с этого момента начиналась их жизнь, которую иначе как адом не назовешь. И тот, кому суждено будет выжить, пройдя через все ужасы концлагеря, сможет с уверенностью сказать, что небесный ад – это рай по сравнению с «Равенсбрюком». Всемирная история знала много периодов варварства, но никогда ранее, до нацизма, не было такого, чтобы организованные в систему сила и воля были направлены не только на истребление людей, но и на то, чтобы самыми изощренными способами и всевозможными средствами принизить человека и низвести его до состояния скота. Ольге и Светлане повезло. Повезло… Это слово звучит как издевательство в лагерных условиях, но все же то, что они попали в один барак и в одну рабочую команду, девушки считали большим везением, так как больше всего они боялись, что их разлучат. Рабочая команда, в которую их зачислили, занималась разборкой разрушенных домов, корчеванием деревьев и осушением болот. Эта работа считалась в лагере одной из самых тяжелых. Целый день заключенным приходилось находиться по колено в ледяной воде, а в пору дождей их одежда не просыхала несколько дней, и они долго не могли согреться. А вечером после окончания работы надо было пройти еще несколько километров, чтобы успеть на перекличку, которая длится не один час, затем простоять в длинной бесконечной очереди за куском хлеба. И так каждый день: очень мало сна, еще меньше еды и постоянная работа, сопровождаемая безжалостными ударами плетью. Изнурение после всего этого было так велико, что каждый шаг давался с трудом, но не дай Бог, если на утренней перекличке заключенная не найдет в себе силы и не пройдет четким строевым шагом, высоко подняв голову перед эсэсовской охраной – газовая камера ей обеспечена. Непомерно тяжелый труд, побои, пытки, голод, холод, хирургические зверства врачей концлагеря, которые использовали заключенных для своих опытов, страх перед газовой камерой… И вот наступил такой момент, когда Ольге стало все безразлично, и единственное, чего она хотела, так это умереть. Ведь это так просто… умереть. Нужно только подойти к забору, коснуться рукой проволоки, по которой пропущен ток высокого напряжения, и все. И тогда мучения, физическая боль и страх останутся в прошлом, и наступит покой и вечный сон. Мысль о самоубийстве все чаще и чаще посещала Ольгу, и в конечном счете она так привыкла к ней, что та стала даже помогать ей жить. В моменты отчаяния, когда душевные силы были на пределе, Ольга была уверена, что стоит ей захотеть, как она сама, без помощи фашистских извергов, может добровольно уйти из этой жизни. И тогда боль утихала, ей становилось легче и, как ни странно, она хотела жить.
В конце 1944 года на всех фронтах началось стремительное победоносное наступление Красной Армии, которая сметала все на своем пути. По дорогам, теперь на Запад, устремились советские танки, пушки, колонны автомашин и обозы. Немецкая армия отступала, но несмотря на это, враг был еще силен. Лихорадочно продолжали работать военные фабрики и заводы, которые снабжали немецкую армию боевой техникой. Увеличилась потребность в бесплатной рабочей силе, и теперь владельцы фабрик и заводов приезжали лично в концлагерь «Равенсбрюк», чтобы отобрать на свое предприятие более крепких и здоровых женщин. После тщательного отбора пятьдесят пять человек из рабочей команды, в число которых вошли Ольга и Светлана, были посланы на авиационный завод «Сименс». Завод выпускал отдельные части для самолетов, которые собирались вручную. Машин было очень мало.
– Я не буду работать на этом проклятом военном заводе, – тихо прошептала Ольга и пристально посмотрела на Светлану. – Ты поддержишь меня?
– Я-а-а?! – Светлана, тяжело дыша, медленно приподнялась и оперлась на матрас, набитый жесткой соломой.
В бараке был полумрак. Единственная лампочка, висевшая у входа, тускло освещала помещение. Светлана прижала руку к груди и в нервном возбуждении стала водить по грубой холщовой рубашке.
– Ольга, у немцев есть много способов заставить нас работать на этом заводе, – наконец произнесла Светлана. – Они будут нас бить и пытать, а мои силы на пределе, я не выдержу, – Светлана тяжело вздохнула и, откинув голову назад, громко закашляла.
Ольга вынула из кармана небольшой лоскуток ткани и прижала к губам подруги. Лоскуток вскоре стал багровым от крови, которая тонкой струйкой текла изо рта Светланы.
– Ты осуждаешь меня? – перестав кашлять, спросила Светлана, и по ее щекам потекли слезы.
– Ну что ты, подружка, – Ольга прижала к себе Светлану и тихо, как маленького ребенка, стала раскачивать. – Милая моя, разве я могу…
На следующий день на утренней перекличке Ольга объявила старшей ауфзеерке Бинц о своем отказе работать на военном заводе. Бинц, мужеподобная женщина высокого роста, молча посмотрела на Ольгу. Затем, широко расставляя ноги, она подошла к девушке и со всей силы ударила в грудь. Ольга упала. Бинц, зло усмехнувшись, стала методично со знанием дела избивать ее плетью. Ольга закрыла лицо руками и, повернувшись на бок, крепко прижала ноги к животу. При каждом ударе тело ее вздрагивало, но она, прикусив до крови губу, молчала, и ни разу за время всей экзекуции из ее груди не вырвался крик. Во время последнего удара она потеряла сознание. Бинц отбросила плеть на землю и позвала эсмана (представителя лагерной охраны) Райдора. Тот схватил девушку за ноги и волоком потащил в тюремный подвал гестапо. Холодный каменный пол и сильный сквозняк, гулявший по всем углам тюремной камеры, привели Ольгу в сознание. Она открыла глаза. Эсэсовец Верман – шеф местной тюрьмы гестапо при концлагере – сидел на стуле в центре комнаты и ждал, пока его очередная жертва придет в себя. Внешность его впечатляла. Это был огромный грузный человек с угловатым черепом померанского крестьянина. Взгляд его карих глаз был неприятным, он смотрел в упор, подобно змее, жаждущей проглотить свою жертву. Лишенный угрызений совести, руководствуясь только холодным расчетом, Верман фанатично верил в свое предназначение на земле, заключавшееся в том, чтобы в точности исполнять приказ Гитлера, который гласил: «Чтобы добиться мирового господства, необходимо уничтожить всех врагов нации и в первую очередь – неполноценные расы, таких как цыган, евреев, поляков и французов. Остальные народы должны беспрекословно подчиняться и работать на благо и процветание великой Германии». Однако Верман считал, что убивать и вешать людей – это слишком просто, а вот если каждый индивидуум, прежде чем умереть, пройдет через все круги ада – вот это уже интересно. Им лично были разработаны такие казни, которые, как он считал, в дальнейшем войдут в историю как «уникальные». За все годы его тюремной практики не было случая, чтобы заключенная после серии допросов, проведенных лично Верманом, осталась в живых.
– Почему ты, русская свинья, отказываешься работать на военном заводе? – спросил Верман Ольгу.
Его ладонь еще сильнее сжала рукоятку плети, на конце которой была металлическая свинчатка.
Ольга, стиснув зубы, медленно поднялась. Переводчик СС на ломаном русском языке перевел вопрос Вермана.
– У меня отец и братья воюют на фронте, и я не буду изготавливать оружие, предназначенное для их убийства.
Верман медленно поднялся и тяжелой поступью прошелся по тюремной камере.
– Так ты отказываешься работать? – Верман резко повернулся и ткнул Ольгу плетью в грудь.
– В концлагере не было дня, чтобы я не работала, но на военном предприятии я отказываюсь работать.
– Отказываешься? – Верман зло оскалил зубы. – Заставим в два счета. Церемониться не будем. Выбирай: работа или смерть?
– Смерть мне не страшна, – спокойно ответила Ольга. – Но как вы можете посылать работать на секретных военных предприятиях русских – своего первого врага? Значит, у вас некому работать и вы не гнушаетесь ничем.
– Что?!! – громко закричал Верман и со всей силы размахнулся.