Пройдя по длинному коридору, Генрих вошел в библиотеку, чтобы поздороваться с отцом. Барон Вильгельм фон Дитрих сидел в мягком кожаном кресле и читал газету. Несмотря на свои семьдесят лет, барон был живым и подвижным человеком – высокого роста, худощавый, седые волосы коротко подстрижены и зачесаны назад.

– Генрих, это ты? Как дела? – спросил барон.

– Плохо, отец, – с раздражением ответил Генрих. – Русские и американские войска скоро будут в Берлине. Этот прекрасный город весь в руинах, разрушены почти все здания и сооружения. Неприятель бомбит Берлин каждый день. Верные фюреру войска отчаянно дерутся, понимая, что отступать некуда. Наша дивизия пока в резерве, но не сегодня-завтра мы ждем приказа о выступлении, – Генрих замолчал и подошел к окну.

Несколько минут в комнате стояла тишина.

– Отец, война проиграна, – с трудом произнес Генрих и с болью посмотрел на отца. – Но жизнь на этом не кончается. Надо думать о будущем.

– Генрих, что ты задумал? Неужели ты можешь предать свою Родину? – с возмущением спросил старый барон.

– А что ты хочешь, отец? Чтобы я умирал за Германию, которая уже не существует? И давай больше не будем об этом говорить, а то мы поссоримся.

– Хорошо, – тяжело вздохнув, произнес старый барон. – Ты надолго приехал домой?

– Нет, дня на два. Хочу немного отдохнуть и расслабиться. Отец, скажи Барбаре, что я голоден, пусть накроет стол в гостиной.

По пути в гостиную Генрих зашел в свой кабинет. Почти два месяца он не был дома, а здесь все по-старому, тот же идеальный порядок и чистота. Он подошел к письменному столу, провел рукой по краю и задумался. Вдруг на лице Генриха появилась улыбка. Радостное предчувствие почти весь день будоражило его кровь. Сегодня вечером Ганс обещал прислать ему русскую девушку, которую Генрих увидел в концлагере. Ганс – стройный шатен с масляными, точно у мартовского кота, желто-серыми глазами – был другом детства Генриха. Они вместе учились в гимназии, и их связывала долгая и крепкая дружба. После смерти родителей Ганс жил у тетки Эльзы, старой девы, которая души не чаяла в единственном племяннике и потакала всем его капризам. Поэтому случалось так, что Ганс жил в семье Генриха больше, чем дома. И хотя они были совершенно разными как по внешности, так и по характеру (Ганс был веселый и разговорчивый человек, Генрих же, напротив, говорил мало, любил больше слушать), их тянуло друг к другу. Последнее время их встречи кончались бурными попойками, на которых непременно присутствовали женщины. Ганс любил прекрасный пол. Он часто влюблялся, переживал, мучился, и все это продолжалось до тех пор, пока Ганс не встречал новую, более привлекательную женщину.

– Генрих, ты не представляешь себе, как это прекрасно – любить и быть любимым. Твое сердце трепещет и волнуется, а сладостная истома терзает мужскую плоть – это адская мука и вместе с тем потрясающее наслаждение, ни с чем в мире не сравнимое. Его нужно просто испытать самому.

– Брось молоть чепуху, Ганс. Женщины существуют только для постели. Это низшие существа, и их предназначение на земле – удовлетворять все прихоти мужчин. А любовь – это чушь, придуманная для дураков.

Впервые Генрих испытал близость с женщиной, когда ему было пятнадцать лет. Она была горничной в их замке и намного старше Генриха. Он набросился на нее, как голодный тигр, и готов был разорвать ее. Она отдалась ему очень спокойно, и казалось, его грубость к ней ей даже нравилась. Их связь длилась почти год. Сюзи, так звали горничную, пыталась научить Генриха быть в постели хоть немного ласковым, но Генриху ласка не дана была природой. Он был груб не только по отношению к своей первой женщине, но и к последующим тоже.

«Странные эти женщины, – думал Генрих, – чем больше я груб с ними, тем сильнее их привлекаю».

Последнее время Генрих был в интимной связи с Мартой, дочерью трактирщика. Смазливая внешность и неплохая фигура нравились Генриху. Марта до безумия была влюблена в Генриха и в душе надеялась, что он женится на ней. В постели она была прекрасна, ну а дальше… Она была глупа и вызывала у Генриха только скуку. Генрих никогда не относился к женщинам серьезно. За всю свою жизнь он ни разу не влюблялся и поэтому не верил в любовь. А эта русская, которую Генрих увидел в концлагере «Равенсбрюк», чем-то привлекла его внимание.

– Ганс, сделай одолжение, пришли мне эту русскую на пару дней, – Генрих показал тростью на девушку, которая была в колонне заключенных, проходившей мимо них.

– Генрих, ты меня удивляешь, зачем она тебе нужна? Завтра они все будут уничтожены. Русские совсем близко, и мы не хотим оставлять после себя следов.

– Ганс, как ты не понимаешь, ведь это даже интересно. Я ненавижу русских, они разрушили всю нашу жизнь. Все пошло к черту, и я хочу хоть здесь взять реванш над ними.

– Хорошо, что только для друга не сделаешь!

Ганс подозвал надзирательницу и коротко дал ей приказ. Тотчас двое охранников схватили девушку и потащили к бараку.

– Она твоя и завтра вечером будет у тебя. Ты доволен? – улыбнувшись, спросил Ганс.

– Пока не знаю. Я тебе потом скажу.

Частые налеты русской и американской авиации на старинный немецкий городок Фюрстенберг, на окраине которого находился женский концентрационный лагерь «Равенсбрюк», не на шутку встревожили коменданта лагеря Вилли Кегеля и его зондеркоманду. Конец войны был близок. И если для заключенных концлагеря эта мысль давала надежду выжить, то для их мучителей конец войны означал неминуемую расплату за содеянные преступления. По лагерю поползли слухи: фашисты хотят уничтожить всех заключенных, а лагерь сравнять с землей. Вот почему, когда Ольгу Светлову схватили два эсэсовских охранника и потащили к бараку, сердце ее сжалось от предчувствия беды, и она подумала: «Возможно, это и есть мой конец». Однако страхи ее не оправдались. Ольгу поместили в просторный деревянный барак, находившийся на окраине лагеря, приказали переодеться, а затем принесли еду. Вечером к бараку подъехала легковая машина. За рулем сидел молодой солдат, а на заднем сидении – пожилой денщик с выступающей нижней челюстью, которая придавала его узкому лицу жестокое выражение. Ольгу втолкнули на заднее сидение, двери захлопнулись, и черный «Мерседес» помчался по автостраде. Ольга прижалась к боковому стеклу и с интересом стала рассматривать живописные картинки, которые быстро, как в кино, мелькали перед ее взором. Разрушенные полностью или частично в результате бомбежки и артиллерийских обстрелов города, поселки и деревушки, нагромождение скал, то голых, то покрытых лесами, среди которых клокочут реки и блестят своей голубизной озера, луга и поля, припорошенные снегом, – перед Ольгой была Германия, некогда могучая военная держава, которая в течение нескольких лет, одерживая одну победу за другой, покорила полмира, а теперь стояла на краю собственной могилы и делала тщетные попытки не упасть в нее. Через несколько часов пути «Мерседес» съехал с автострады и свернул на лесную тропинку, вдоль которой стояли высокие сосны и ели. Тропинка была извилистая, но достаточно широкая, чтобы по ней могла проехать легковая машина.

«Здесь, наверное, красиво летом», – с грустью подумала Ольга.

Невольно ее мысли перенеслись в родную деревню с милым названием Озерки. Ей вдруг до боли захотелось хоть на миг увидеть и обнять мать и братьев, побродить по родному лесу, прижаться к березе и вдохнуть полной грудью лесной аромат. Лес, который начинался сразу же за ее деревней, был чудо как красив, особенно ранней весной, когда пробуждается природа и распускаются первые нежные листочки. Лес был сплошь из берез, лишь кое-где встречались сосны и ели, и благодаря этому в лесу было всегда светло. Разве ее родной лес можно сравнить с этим лесом? Здесь ей было все ненавистно, даже природа вызывала ненависть. Наступили сумерки, когда «Мерседес» подъехал к старинному замку, построенному еще в семнадцатом веке. Мрачный и холодный, он был скрыт от любопытных глаз в глубине лесного массива и серой глыбой с острыми как копья шпилями, высоко возвышался над землей. На фоне звездного неба замок представлял собой воистину великолепное дикое зрелище. Денщик и Ольга вошли в замок. Перед ними была мраморная лестница, застланная ярко-красным ковром с золотой каймой по краям. Слева и справа от лестницы стояли обнаженные мраморные скульптуры Венеры и Аполлона. После всего ада, через который прошла Ольга в концлагере «Равенсбрюк», этот замок показался ей сказкой. Такое могло присниться только во сне. Навстречу им по лестнице легкой походкой спустилась горничная. Она предложила гостям следовать за ней. Ольга и денщик поднялись по лестнице и оказались в небольшом просторном коридоре, пройдя по которому несколько метров, остановились перед тяжелой дубовой дверью. Горничная открыла дверь и пропустила их вперед. Ольга и денщик вошли в комнату, напоминавшую библиотеку. Книжные шкафы, сделанные из прочного темного дуба, занимали почти все пространство в комнате. Окно было задрапировано золотистой тканью с длинной бахромой по краям. Рядом с окном стоял массивный письменный стол и два кожаных кресла, комнату освещала хрустальная люстра. Ольга в нерешительности застыла у двери и с тревогой оглядела комнату. Около стола в пол-оборота стоял офицер.