– Ну, что же, – я драматично вскинул руки и улыбнулся. – Тогда нам не повезет.

Девушка смотрела на меня словно на редкий музейный экземпляр. Глаза ее сверкали огоньком жизни. Моя нервозность вдруг куда-то сошла и на место запуганной травоядной твари начал приходить умудренный жизнью следопыт и хищник.

– Угощайся, – я протянул окунька.

Мультяшка улыбнулась, сквозь слезу. Тонкие бледные губы растянулись с хитринкой.

– Спасибо, – осторожно протянув руку, она взяла рыбу. – Ой, она сырая.

Девушка аккуратно присела на корточки, очертив изгибы своих бедер.

– Я как раз собирался разжечь костер, – сказал я извиняющимся тоном. Когда я встал, чтобы собрать ветки, то заметил, что девушка старается на меня не смотреть и закусывает нервно губу.

– Извини, что я так себя вела.

– Ничего страшного, – впервые я почувствовал свой вальяжный голос – Как тебя зовут?

– Яика Дедзети.

Рыбу она все еще держала так, словно собиралась выбросить.

– Ух ты, – восклицание вырвалось у меня само собой. – Крутое имя.

– А тебя? – она спросила уже нежно.

Впрочем, сам вопрос застал меня врасплох.

У меня самое глупое имя из всех возможных на Земле. Конечно, компьютерное имя наречение позволило унифицировать имена на планете, сделать их уникальными. Но все же, ты не сможешь ни возненавидеть мировой диктат, если тебя зовут Бум Чпок. Мои родители относились к моим возмущениям по-философски. Ну, еще бы. Моего отца звали Корнелиус Шант. А мою маму звали Понтозия Аля. Красивые имена.

– Меня зовут Чпок. Бум Чпок, – сказал я, громко выдохнув.

– Да уж, не повезло тебе с именем, – хихикнула девушка.

– У нас в классе был парень по имени Хрен, а у его родителей не было денег на новую процедуру имя наречения. Вот это я понимаю – трагедия.

– О, ты собираешься разжечь костер.  А разве дым не увидит ропт?

– Никакой атропос не может меня лишить ужина, – сказал я, щелкая зажигалкой. – Какая разница сколько прожить.  Жизнь всего лишь короткое недоразумение.

– А, по-моему, ты испугался, когда я вышла, – девушка поправила локон. Я взял у нее сырую рыбу, которая она с облегчением мне передала, проткнул веткой и положил на костер.

. Слезы на ее глазах высохли. Она смотрела на меня так печально и с такой тоской, что я шумно выдохнул. Костер разгорался все сильнее, но подбрасывать дров я не стал. Разум подсказал, что я, итак, сделал сегодня немало безумных поступков.

– Откуда ты…ммм…Яика?

– Зети. Называй меня Зети. Я из селения неподалеку.

– Я видел его с горы.

– Да я оттуда.

Ночь сгустила воздух до состояния, когда темноту и пряные запахи трав хотелось щупать. Где-то глубоко в груди. Я разглядывал Зети, которая отводила взгляд и задумчиво суживала глаза.

– Ропт напал на ваше селение?

– Их было несколько, – она закрыла глаза, и слезы размером с жемчужину покатились между пальцев. – Бедный Элоик.

– Кто такой Элоик?

– Мой братишка, – голос ее звучал утробно. Она ничего вокруг не видела.

А потом она бессильно ладонью ударила по песку. Я не стал спрашивать подробности. Она все рассказала.

***

Зети жила в селении, которое после вторжения …расцвело. Оно пополнилось беженцами из городов. В селении провозгласили автономную власть. И сформировали стратегический запас продовольствия. Все селяне должны были участвовать в силах самообороны или добывать продовольствие. Зети вызвалась учить детей год назад. Хотя сама не успела окончить школу.

Это произошло вчера вечером. Зети рисовала на графическом планшете рисунок для класса. Она работала учительницей на добровольных началах. Уроки проходили в здании местной администрации. До вторжения здания школа в селении отсутствовала.

Уроки уже давно кончились. Луч солнца падал на ее черную прядь. Он обжигал щеку, но Зети не подавала виду.  Вдруг рука ее дернулась. Получилась смазанная деталь.

Она повернулась и увидела ропта. Он шел мимо нее. Голова вровень со вторым этажом. Окна вместе со штукатуркой разбились вдребезги и посыпались внутрь. Ропт задел здание плечом.

Зети завизжала и бросилась прочь из кабинета. Она бежала по пустым коридорам, и звук эха усиливался в ее голове.

Она выбежала на улицу, и запахи гари ударили в нос. Три тени удалялись от школы. Великаны накрывали тенью целые дома. Она видела, как солнечные лучи гаснут, едва прикоснувшись с их узлистым телом.

Надо бежать. И она побежала. Вперед через разрушенные ворота. А потом через парк. Она неслась по каменистой тропинке, пока не увидела, как за деревьями вдруг пропал свет. Ропт пытался пройти через парк. Ветви хрустели и стонали.

Зети попятилась назад. Это ее и спасло. Дерево упало на нее – что-то больно хлестнуло по лицу, словно кнутом. Девушка словно провалилась в какое-то другое измерение, где существует только боль.

Она очнулась от криков. Это были крики беспросветной боли где-то вдали. Она вздрогнула и сразу поняла, что погребена под массой тонких ветвей.

Она выползла из-под ветвей. Роптов не было. Солнце догорало в закате.  И тогда она побежала в сторону своего дома. Вокруг лежали сваленные крыши, разбитые стекла, где-то тянуло дымом. Периодически раздавались крики, от которых стыла кровь в жилах, из-под обломков пытались вылезти люди.

Ей навстречу рядом с ее домом вышел старик – невысокий с красным пропитым лицом. Плохо одет, а руки покрыты кровью. Он был из числа беженцев. И жил в огороде у кого-то из сердобольных жителей.

– Вы видели моих родителей, моего братишку Элоика? – крикнула Зети.

Лицо старика скорчила гримаса. Он протянул к ней окровавленную руку.

– Да, – обрадовался он. – Их съели.

Взгляд его обезумел, а потом он потянул девушку за руку. Хватка у него оказалась железная. Девушка взвизгнув, рванулась, а потом побежала прочь в сумерки.

***

– А что хотел сосед от тебя?

Спросив это, я вдруг почувствовал себя глупо.

Зети промолчала.

– Он всегда вел себя немного странно, – наконец подала она голос.

Зети посмотрела на меня, нахмурив лоб. Очевидно, мой вопрос ее насторожил.

– Со мной ты в безопасности. Видишь, я в штанах.