«По каким критериям?»

«Моим. У меня все еще достаточно самоуважения, чтобы ценить собственное мнение. И я знаю, что недостаточно уважаю себя, чтобы считать себя достойной его».

«Почему бы тебе не позволить ему решить, достойна ли ты. Если он хоть немного похож на меня, он примет тебя, несмотря ни на что».

«Он похож на тебя. Я хотела бы думать, что он действительно примет меня». Эмбер глубоко вздохнула. «Но я бы не стала уважать себя за то, что я вернулась к нему и позволила ему принять меня вот так».

«Почему НЕТ?»

«Потому что… Он заслуживает лучшего».

«Угх». Я чувствовал, что мы снова разговариваем по кругу.

«Я знаю, почему ты спрашиваешь меня об этом. Тебя меньше интересует, почему я избегаю Дэвида, чем поиск ответа об Авроре. Что произошло?»

Я сделал глубокий вдох. «Она бросила меня».

«Бросила?»

«Аврора… она снова уезжает от меня. Взяла академический отпуск. Собирается работать на ранчо в лагере Моррис в обозримом будущем, ты можешь в это поверить?»

«Серьезно?»

Я кивнул, прежде чем сообразил, что должен устно ответить «Да».

«Вау…»

«Я хочу знать, почему она это делает. Ты сказала, что избегаешь Дэвида вот уже два года. Что ж, Аврора избегала меня в течение трех месяцев, и это просто УБИВАЕТ меня внутри. И ты тоже ЗНАЕШЬ, что это должно убивать его. Если он заботится о тебе даже ВПОЛОВИНУ того, как я забочусь об Авроре, то, что ты полностью закрыла на него глаза — худшее, что ты могла бы сделать с ним. Как ты можешь это делать?»

Эмбер снова замолчала.

Я ерзал на своем конце несуществующего провода, гадая, когда она ответит, или даже, собирается ли она вообще ответить. Чем дольше я ждал, тем больше нервничал. И я как раз собирался забить на этот телефонный разговор и сесть в машину, чтобы подъехать и сделать это лично, она наконец ответила.

«Это мое наказание», — сказала она. «Это моя тюрьма».

«Извини меня?»

«Взлом и проникновение, кража автомобиля, убийство первой степени: все это ужасные вещи, из-за которых человек попадает в тюрьму. Но они не выносят приговоров за разбитие чьего-то сердца. Но это все равно преступление».

«Нет, это не так.»

«Конечно, это так. Я причинила ему боль. Если я вернусь к нему и заставлю его принять меня, пока я не отбыла свой срок, я почувствую, что обманула систему. Я разбила ему сердце, чтобы осуществить свою мечту. Я заслуживаю страданий за то, что я с ним сделала».

«В этом нет никакого смысла. Как ты думаешь, разве он хочет, чтобы ты страдала?»

«Наверное, нет. Он милый парень, как и ты».

«Совершенно верно. И я простил Аврору».

«И Дэвид, вероятно, простит меня. Но даже в этом случае я не могу вернуться. Каждый день с ним я буду знать, что я не заслуживаю быть с ним. Ты должен понять: когда я избегаю человека, которого люблю больше всего, это всё связано со мной, и НИКАК не связано с ним».

Я застонал и устало выдохнул. Вчера я снова и снова слышал этот аргумент от Авроры, и я не мог не чувствовать раздражение, слыша его и от Эмбер. Это была самая дурацкая логика, которую я когда-либо видел. Но когда я перестал думать об этом, анализируя подобное в отношениях, которые не были моими собственными, я должен был признать, что это имело определенный смысл.

Допустим, Аврора хотела быть со мной. Скажем, завтра она захотела выйти за меня замуж, завести детей и растить нашу семью до «Счастливо навсегда». Она еще не может этого сделать. Она не была готова. Три месяца назад она изменила мне. Она провела всю свою жизнь, пытаясь быть «Идеальной Авророй», и после того, как наконец поняла, что такое совершенство невозможно, ее чувство идентичности рассыпалось. Она не могла быть со мной, потому что она больше не знала, кто такая эта «она». И даже если бы она это сделала, она не могла действительно быть со мной, пока не нашла способ облегчить свое чувство вины за то, что она сделала.

Она просто не была готова.

«Но даже если это объясняет, почему вы не можете быть вместе», — рассудил я. «Это не объясняет полного отсутствия общения».

Эмбер вздохнула. «Потому что мне было бы слишком больно разговаривать с ним. Позволь мне объяснить тебе это так: я не приеду к тебе в гости».

«Хм?»

«Я хочу, чтобы ты вернулся, Бен. Прямо сейчас, спустя всего несколько дней с тех пор, как мы были так безумно влюблены и так несомненно счастливы вместе, я скучаю по тебе до чертиков. Я была в полном ВОСТОРГЕ, когда ты появился в четверг, чтобы поговорить со мной, хотя между нами ничего не произошло. Но я не собираюсь навещать тебя. И я искренне надеюсь, что ты не приедешь навестить меня».

«Что?» — пробормотал я. «Почему?»

«Потому что это было бы слишком больно. Легче переносить боль разлуки с тобой, когда я не вижу тебя каждый день. Я сосредотачиваюсь на своей работе и учебе и занимаюсь. С глаз долой, из сердца вон — по крайней мере, насколько я могу. Я все еще лежу без сна по ночам, думая о тебе, думая о том, что мы могли бы быть вместе. Иногда я мастурбирую, фантазируя о великолепных оргазмах, которые мы дарили друг другу. И я плакала каждую ночь, пока не засыпала. В тот четверг вечером, когда ты был в моей гостиной, и мне так хотелось вернуть тебя в мою спальню и просто обниматься, даже если бы мы не занимались любовью. И было так больно видеть, как ты уходишь».

«Мне… извини…» — пробормотал я, не уверенный, что сделал что-то не так, но чувствовавший, что это было правильным сказать.

Эмбер глубоко вздохнула. «Мне не нравится эта боль. И увидеть Дэвида или даже просто услышать голос Дэвида разрушило бы меня изнутри, разве ты не понимаешь? Я знаю, что еще не заслуживаю его, пока не разберусь с этой виной. Я знаю, что быть с ним сейчас, пока я все еще люблю тебя, было бы несправедливо по отношению к нему. Так что я застряла между молотом и наковальней, не могу быть с ним и не в силах вынести звук его голоса. Я застряла. И я почти уверена, что именно там сейчас Аврора».

Полагаю, это имело смысл. Аврора была настолько разорвана чувством вины за то, что она предала меня, что она не могла находиться рядом со мной. Она решила, что я просто наложу пластырь на ее опрометчивые поступки и пообещаю и прощение, и принятие. Но быть прощенной мной было бессмысленно, пока она не могла простить себя. И пока она не простит себя, она не будет готова вернуться ко мне.

Может, это было нелогично. Но человеческие эмоции редко бывают логичными.

Человеческие эмоции сосут большие мохнатые яйца осла.

Я закрыл глаза и позволил своей голове покачиваться на спинке дивана. Все еще прижимая телефон к уху, я вздохнул и ответил: «Думаю, я понимаю».

«Это хорошо. Ради нее, это хорошо».

«Так ты думаешь, что в следующем году ты перестанешь любить меня и сможешь простить себя?»

Эмбер вздохнула. «Я должна. Для него… для НАС… я должна».

Я выдохнул. «Хотел бы я знать, что твоя ситуация действительно похожа на ситуацию Авроры. Дэвид не знает, что ты исправляешься с намерением вернуться. Если бы я был на его месте, было бы очень обнадеживающе узнать все, что мне нужно подождать еще немного, чтобы ты вернулась ко мне. Но я даже не знаю, действительно ли Аврора любит меня. Я даже не знаю, действительно ли она хочет вернуться ко мне».

«Подумайте об этом так: если бы она не так сильно заботилась о тебе, почему она так усердно старается избегать тебя? Если Аврора когда-нибудь станет безразличной, тогда начинай беспокоиться. Но, судя по всему, что ты мне сказал, я не думаю, что это так».

«Бен Навсегда», — мягко сказал я.

«Что это было?»

Я улыбнулся и подумал о тех последних моментах перед уходом Авроры, когда она поцеловала меня в шею. «Аврора носит этот браслет с тех пор, как мы были подростками. На нем написано «Бен Навсегда» по бокам. И она носила его перед отъездом».

Я действительно слышал улыбку Эмбер. «Тогда я думаю, с тобой все будет в порядке».