Как дом, который по ночам молчит,
Любой, кто в жизни светом быть обязан:
Звездою став, поднимется в зенит.
И пусть сейчас (Нам знать не всё возможно)
Наступит день, прозреешь навсегда:
В себе и чувствах разобраться сложно
Они в сердцах то камень, то звезда.
вариант
День, вечером, меняет облаченье,
Пока деревья прячут за спиной;
Вглядевшись, ты поймёшь суть раздвоенья –
Один взлетает, падает другой.
Ты никому на свете не обязан,
Как дом, который в темноте молчит,
И всё таки навек законом связан –
Звезда, взойдя, поднимется в зенит.
Растерян ( разобраться очень сложно),
Созрев поймёшь, что нет судьбы другой,
Что в жизни, лишь одно двух возможно:
То камнем падать, то парить звездой.
Abend
Der Abend wechselt langsam die Gewänder,
die ihm ein Rand von alten Bäumen hält;
du schaust: und von dir scheiden sich die Länder,
ein himmelfahrendes und eins, das fällt;
und lassen dich, zu keinem ganz gehörend,
nicht ganz so dunkel wie das Haus, das schweigt,
nicht ganz so sicher Ewiges beschwörend
wie das, was Stern wird jede Nacht und steigt –
und lassen dir (unsäglich zu entwirrn)
dein Leben bang und riesenhaft und reifend,
so dass es, bald begrenzt und bald begreifend,
abwechselnd Stein in dir wird und Gestirn.
Herbst 1904?, Schweden?
Бог в средневековье
Одним, в сердцах хотелось сохранить,
Другим, царём назначить этом мире.
Потом ему подвесили как гири,
(Чтоб взлёт на небеса предотвратить)
Огромные соборы, тяжесть стен -
Тянула вниз. Решил он, для расплаты
Назначить день великих перемен,
Став цифрой на огромном циферблате.
Хотел дать людям право на свободу,
Чтоб каждый час не ждали судный день.
Но горожане всё равно боялись.
Ползла по циферблату стрелок тень,
Не нужно было тем часам завода,
И люди, ужаснувшись, разбежались.
Gott im Mittelalter
Und sie hatten Ihn in sich erspart
und sie wollten, dass er sei und richte,
und sie h;ngten schlie;lich wie Gewichte
(zu verhindern seine Himmelfahrt)
an ihn ihrer gro;en Kathedralen
Last und Masse. Und er sollte nur
;ber seine grenzenlosen Zahlen
zeigend kreisen und wie eine Uhr
Zeichen geben ihrem Tun und Tagwerk.
Aber pl;tzlich kam er ganz in Gang,
und die Leute der entsetzten Stadt
lie;en ihn, vor seiner Stimme bang,
weitergehn mit ausgeh;ngtem Schlagwerk
und entflohn vor seinem Zifferblatt.
19.-23.7.1907, Paris
Кружево
1
Гуманность не проста для пониманья,
Предполагают – счастье её суть:
Прекрасно кружево, но от вязанья
Глаза ослепли, могут упрекнуть:
«Не хочешь ли нам зрение вернуть?»
В прошедших днях, ты, сделалась слепою,
Состарилась со спицами в руках,
Большие чувства, соком под корою
Перетекли, остались ли в делах?
Как трещины в твоей судьбе разрывы,
Ты кружевам всю душу отдала;
Вязала дни и ночи терпеливо,
Но польза смехотворная была.
2
И, если подводя итоги действий,
Поймёшь, что результат обидно мал,
Душе был чужд, труда не возмещал.
Терзаться станешь тяжестью последствий,
Ведь детство непомерная цена
За кружева и вечное вязанье.
В итоге – жизнь сплошное наказанье.
Где силы взять? Судьба завершена.
Закончен труд, есть польза ли, кто знает?
Не предала ли счастье, и какой,
Хоть кто ни – будь на свете понимает,
Ты заплатила за него ценой.
Но дивные узоры восхищают,
И ты паришь с улыбкой над землёй.
Die Spitze
I
Menschlichkeit: Namen schwankender Besitze,
noch unbestätigter Bestand von Glück:
ist das unmenschlich, daß zu dieser Spitze,
zu diesem kleinen dichten Spitzenstück
zwei Augen wurden? – Willst du sie zurück?
Du Langvergangene und schließlich Blinde,
ist deine Seligkeit in diesem Ding,
zu welcher hin, wie zwischen Stamm und Rinde,
dein großes Fühlen, kleinverwandelt, ging?
Durch einen Riß im Schicksal, eine Lücke
entzogst du deine Seele deiner Zeit;
und sie ist so in diesem lichten Stücke,
daß es mich lächeln macht vor Nützlichkeit.
II
Und wenn uns eines Tages dieses Tun
und was an uns geschieht gering erschiene
und uns so fremd, als ob es nicht verdiene,
daß wir so mühsam aus den Kinderschuhn
um seinetwillen wachsen —: Ob die Bahn
vergilbter Spitze, diese dichtgefügte
blumige Spitzenbahn, dann nicht genügte,
uns hier zu halten? Sieh: sie ward getan.
Ein Leben ward vielleicht verschmäht, wer weiß?
Ein Glück war da und wurde hingegeben,
und endlich wurde doch, um jeden Preis,
dies Ding daraus, nicht leichter als das Leben
und doch vollendet und so schön als sei’s
nicht mehr zu früh, zu lächeln und zu schweben.
19.7.1907, Paris
Сосед
Ты, Господи, любимый мой сосед,
Во тьме к тебе стучусь по многу раз,
Когда не слышу вздохов в поздний час.
Ведь, ты один и сед.
Нет никого с рассвета до темна,
Подать еду и напоить водой,
Готов помочь, услышав голос твой,
Меж нами только хрупкая стена.
Тончайшая – не может прочной быть.
Когда иль ты, иль я откроем рот,
Решив между собой поговорить,
Рассыпавшись, падёт
Она без шума, вмиг,
Ведь создана из образов твоих.
Как твоё имя, так и образ твой,
Во мне воспламеняют дивный свет,
Чтоб я познал твоих глубин секрет
И тщетность блеска ризы золотой.
Но чувства гаснут, если рядом нет,
Тебя и милой родины, со мной.
Du, Nachbar Gott
Du, Nachbar Gott, wenn ich dich manches Mal
in langer Nacht mit hartem Klopfen stoere, –
so ist's, weil ich dich selten atmen hoere
und weiss: Du bist allein im Saal.
Und wenn Du etwas brauchst, ist keiner da,
um deinem Tasten einen Trank zu reichen:
ich horche immer. Gib ein kleines Zeichen.
Ich bin ganz nah.
Nur eine schmale Wand ist zwischen uns,
durch Zufall; denn es koennte sein:
ein Rufen deines oder meines Munds –
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
