От его слов, сказанных пренебрежительным тоном, я начинаю закипать.

– А тебе не все равно, в чем я хожу и где покупаю?

– Нет, конечно. Ты теперь часть моей фирмы, должна уже своим видом показывать, что мы серьезная деловая контора. Так что не ломайся, бери деньги и купи себе что-нибудь приличное. Не позорь меня перед клиентами.

– Ну ты и гад! – вырывается у меня.

Я так зла, что даже не замечаю, как сжимаю руки в кулаки. А Островский словно наслаждается моими эмоциями.

– Кстати, а на что ты потратила те деньги, которые я дал тебе в прошлый раз? – внезапно вспоминает он. – Почему нормальной одежды себе не купила, а ходишь в этих тряпках?

– Не твое дело! – вскидываю голову.

Не говорить ведь ему, что каждую среду отсылала деньги родителям, лишь бы они не догадались, что у меня проблемы с работой.

– А мне тут птичка на хвосте принесла, что кое-кто регулярно на почту ходил, переводы делал.

У меня возникает почти нестерпимое желание заехать по этой красивой, нагло ухмыляющейся роже. Добавить шрам на вторую бровь.

– Оборвать бы хвост твоей птичке! – цежу сквозь зубы уже не скрывая эмоций.

Мы находимся в небольшом коридорчике. И нужно быть немного тише. Кто-то из сотрудников может услышать.

Но Паше, похоже, нет до этого дела.

– Я видел твои документы. Ты до сих пор в Степновке прописана и деньги туда отправляла. Родителям?

Мои глаза расширяются от ужаса. Понимаю, что он видел запись в паспорте и сейчас спросит про дочь.

Так и есть:

– Кстати, не знал, что у тебя есть дочь. Поздравляю. И кто счастливый отец?

И смотрит на меня так пронзительно, будто догадался о чем-то.

Только меня этими взглядами не проймешь. Не теперь.

Выдавливаю небрежную улыбочку:

– Уж точно не ты, Островский.

– Ну да, – по его губам скользит разочарованная усмешка, – судя по дате рождения, недолго ты горевала, когда я пропал.

Его слова бьют наотмашь, точно пощечина. Я ловлю губами воздух, а в груди становится очень больно. Будто он и в самом деле ударил меня.

Так и хочется зашипеть, что это не его дело. Его не было столько лет. Он меня перед свадьбой бросил. А теперь смеет в чем-то обвинять? Просто козел!

Но я усилием воли заставляю себя молчать. Мне нужна работа. Хотя бы на месяц, пока найду что-то получше.

Гашу бурю, которая царит у меня внутри. Глубоко вздыхаю и делаю невозмутимое лицо. По крайней мере, надеюсь на это.

– Ты прав, я ничуть не горевала о мужчине, который попользовался наивностью глупой деревенской девочки и свалил в закат перед свадьбой. Ничуть не горевала о том, чьи родители меня даже на порог не пустили. “У Паши своя жизнь, забудь про него”, – процитировала я его мать. – Я послушалась и забыла. Смеешь меня упрекать? Нет? Тогда отойди!

Паша молчит. Кажется, даже бледнеет, только желваки ходят на скулах, а еще взгляд становится тяжелым и мрачным. Очень медленно, будто нехотя, он отодвигается, освобождая проход.

Вот и чудесно.

– Буду завтра в девять, – бросаю, когда прохожу мимо него.

Аромат его парфюма окутывает меня. Тот самый запах. Восемь лет прошло, а он до сих пор верен ему.

Почему ему, а не мне?

– Как скажешь, – слышу тихое в спину. – Танюш, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью.

Задерживаю шаг и, не оборачиваясь, говорю:

– Когда мне нужна была помощь, ты меня бросил. А теперь я взрослая девочка. Справлюсь сама.

Мне приходится сдерживать себя, чтобы не убежать с позором. Иду, высоко держа голову и расправив плечи. Пусть не думает, что все эти годы я страдала по нему…

Хотя это так и есть.

Что он сделал со мной? Почему не могу забыть?

На глаза наворачиваются слезы. Только расплакаться не хватало у всех на виду! Тогда точно сплетни поползут, и Света меня из офиса выживет раньше, чем я стажировку пройду.

Скрываюсь в кабинете менеджеров. Забираю сумочку и прощаюсь с ребятами. Говорю, что завтра обязательно приду на работу. Настя и Александр машут рукой, только Кристина угрюмо молчит, уткнувшись в монитор. А у нас столы между прочим рядом.

Ладно. Думаю, что еще успею ее разговорить.

Алексей вызывается проводить.

– Идем, – открывает дверь и пропускает меня вперед. – Мне все равно на первый этаж к сисадмину.

Я переступаю порог и натыкаюсь на пристальный взгляд Островского.

Паша стоит в нескольких шагах от кабинета, уперевшись локтем в стену. Видимо, ждал, пока я выйду.

А я не одна.

Он переводит взгляд на Алексея. Резко отворачивается и уходит.

Слышу, как мой провожатый тихо выдыхает.

– Что такое? – удивленно смотрю на него.

Он ведь не подумал, что босс меня приревновал?

– У нас не одобряются служебные романы, – поясняет Алексей.

– Да? – у меня от изумления глаза на лоб лезут. – А как же Света?

– Ну… что позволено Юпитеру…

– … не позволено быку, – дополняю я и хмыкаю. – Понятненько.

– Она его невеста. У них свадьба скоро.

Я запинаюсь на ровном месте и чуть не падаю. Алексей успевает подхватить под локоть. Быстро выпрямляюсь, но на нас уже смотрят любопытные взгляды.

Мы подходим к лифту. Алексей нажимает кнопку, и двери почти сразу открываются. Но вместо того, чтобы войти, я говорю:

– Знаешь, ты поезжай, а я пешочком пройдусь.

– Что-то случилось?

– Нет, все в порядке.

– Ну хорошо… – он с сомнением смотрит на меня. – Тогда до завтра?

– До завтра, – натянуто улыбаюсь.

И чувствую затылком чей-то пристальный взгляд.

Снова Островский? Да нет, не похоже…

Слегка поворачиваю голову. В конце коридора находится большая балконная дверь. За ней маячит женский силуэт с тонкой сигаретой в пальцах.

Светлана.

С каких это пор Островскому нравятся курящие девушки? А впрочем… какая мне разница?

Сегодня Лизы дома нет. Я могу спокойно расслабиться и посидеть одна. Вот только несмотря на утренний разговор с подругой, меня все равно накатывает дикая тоска. Еще и по Лельке скучаю сильно. Так плохо мне не было с того дня, когда я поняла, что Островский не приедет в ЗАГС, и я стою одна под насмешливыми, злорадными и сочувствующими взглядами гостей.

И тут вновь боль множится в каждой клеточке тела. Невыносимо больно. Хочется кричать и лезть на стены. Еще и деньги свои сует мне, будто за деньги можно купить прощение.

Кидаюсь к ящику, где спрятала остатки. Нахожу купюры. Пересчитываю их. Мало, но ничего, возьму микрозайм – и все отдам. Лучше потом с зарплаты проценты платить, чем чувствовать себя должной этому гаду.

Злость так и захватывает меня. Кладу доллары в кошелек, мысленно представляя, как швырну их в лицо Островскому. В красках представляю. И пусть делает с ними что хочет.

Не выдерживаю и набираю родителей. Хотя внутри все бурлит, лучше успокоиться, чтобы они ничего не заметили.

Мама сразу берет трубку. Будто чувствовала, что я позвоню. На экране появляется ее лицо, а там и отец подходит, заглядывает. Он всегда так делает, сам телефон не берет, боится сломать, а смотрит маме через плечо.

– Привет, родные, – говорю им.

Только вижу знакомые лица – и улыбка сама появляется на лице. И ни один Островский не прервет такой приятный момент.

– Привет, Танюша, – родители синхронно машут мне руками.

– Как у вас дела? Как Лелька?

– Лелька играет в огороде, – говорит мать. – А ты почему не на работе сегодня? Среда ведь. И рано еще.

Вспоминаю, что они ничего не знают о моем увольнении.

– Ой, да я поменяла работу. Офис в моем районе, и больше будут платить. На этой неделе у меня стажировка, – выкручиваюсь, стараясь не покраснеть под бдящим оком родителей. – Пока объясняют, как работать, а сегодня первый день, так что начальство отпустило пораньше.

– Да? – папа с сомнением смотрит на меня. – Ну ладно. Сейчас Лельку позову.

Он отходит от экрана.