- Не осталось, а обновилось, - захохотал протоиерей, и от этого смеха Фалифан вдруг почувствовал такой прилив сил, будто получил желанную похвалу.

Путаясь в словах, он спешил облегчить душу.

- Я понял, что, заботясь о насыщении своего духа, жил до преступного безучастно и холодно. Вот вчера я способствовал насилию. Да, да. На моих глазах обидели ребенка, унизили человека. Быть может, даже убили в человеке человека. А я стоял в сторонке. Стсял и молчал...

Гарбус внимательно слушал и с недоверием разглядывал Фалифана. Он не мог понять, как этот гордец с холодным рассудком и остывшим сердцем вдруг смоп посмотреть на свою жизнь другими глазами и признать, что жизнь эта была ничтожна и никчемна.

- О-хо-хо, - вздохнул Гарбус, опускаясь в крео ло, когда Фалифан умолк. - Так что же тебя осенило такое? Уж не Провидение ли Господне?

- Нет, - оживился Фалифан. - Господь здесь ни при чем. Обыкновенный детский башмачок. Обыкновенный, суконный, со стоптанным каблуком...

Фалифан с необычным для него жаром принялся в подробностях рассказывать о вчерашнем уличном происшествии. Гарбус, согласно кивая головой, слушал и отмечал про себя, что глаза сегодня у Фалифана светлые и чистые, без привычной пелены надменности и равнодушия. "Это добрый знак, - подумал священник, - значит, он поздоровел душой..." Гарбус ни разу не перебил путаный и сумбурный рассказ Фалифана и, только когда наступила тишина, сказал:

- Вот видишь, мой друг, как неплохо все-таки жить. Какой-то случай, мгновение по сути, и ты приобрел великую драгоценность - Прозрение. Так что мы с тобой, считай, богачи...

- А вы?..

- Я...

Гарбус надолго замолчал, не зная, как рассказать о том, что он передумал за эту. короткую ночь. Всю жизнь нес он людям веру в лучшее, словом Господним пытался помочь им жить, наставить на путь истинный заблудшие души. Но вера должна давать человеку силы, а Гарбус видел, что силы этой у людей не прибавлялось от его проповедей. Слово всевышнего должно зажигать душу, но в жизни своей прихожане не обнаруживали пламень сердца. Он даже не мог вспомнить точно, когда слово Господне стал подменять своим жарким и праведным, шедшим от боли за людей, от любви к ним. Но и это мало что дало. И в конце концов Гарбус понял, что слово - зажигающее, гневное, обличающее, справедливое, утешающее - нынче мало что значит. Говори не говори, а слабую душу не сделаешь сильной, голодного - сытым, плутоватого честным, признал протоиерей и подвел невеселый итог: у людей нет главного надежды на будущее. Что ждет их, куда идут они серой толпой по земле? Неужели только к собственному благополучию и достатку? И вот теперь из газет Гарбус с радостью обнаружил эту новую силу в стране, которая хотела своими путями добиться того, чего жаждал всегда протоиерей - справедливости, равенства и братства людей.

- Ты слышал про "Союз труда"? - неожиданно спросил священник.

- Это которые вооружаются и уходят в леса? - уныло уточнил Фалифан. Читал в газетах. Но почему вы, святой отец, этим заинтересовались?

- Потому, что эти отважные люди оказались лучше нас с тобою. Что смелее - точно. Мы лишь рассуждали в отвлеченных беседах, как сделать жизнь лучше, а они объединились и серьезно взялись за ее переустройство. Ты понял их лозунг - ни бедных, ни богатых - все равны?..

- Как в Священном Писании, - ухмыльнулся Фалифан.

- Оставь свои шуточки! - рассердился святой отец. - На сегодня главный бог для нас - борьба! Ты не знаешь, куда убежать от своих постылых жестяных венков? Я скажу тебе куда - в леса, к повстанцам.

- Ну уж нет, - покачал головой Фалифан. - Следует еще выяснить, что они из себя представляют, насколько они сильны, едины...

- Ах ты, мерзавец! - воздел руки к небу Гарбус.- Ничего ты не понял, презренный. Опять холодный твой ум берет верх! Тебе хочется, чтобы у тех парней в лесу было все правильно, все крепко, надежно и ясно. Тогда на кой черт ты им нужен будешь со своею умной головой? Ты об этом подумал?

- Кому, кому нужен? - стал защищаться Фалифан. - Я не знаю этих людей. В глаза не видел. Они действуют в больших городах, в лесах... Где-то! А у нас в Ройстоне какая борьба?

- Вот и чудно! - повысил голос протоиерей. - Мы ее и начнем!

- Как, вдвоем? - согнулся вопросом Фалифан. Он еле удерживался, чтобы не рассмеяться.

- Не прикидывайся дурачком, - вдруг спокойно ответил Гарбус, - у меня есть деньги, на которые можно купить оружие. И есть рудокопы, которые наверняка не сидят сложа руки. Так что тебя еще смущает?

Фалифан широко раскрытыми глазами смотрел на протоиерея. Ему было страшно и горячо. Гарбус предлагал ступить на незнакомый и опасный путь, который может оказаться еще одной дорогой к разочарованию, может быть коротким, а может - единственно правильны и счастливым. Но самое главное, что протоиерей предлагал идти вместе, а это не так страшно. И Фалифан понял, что в его жизнь приходят большие перемены...

Гарбус не ошибся в своей догадке, рудокопы не сидели без дела. В тот самый день, когда между протоиереем и Фалифаном произошел знаменательный разговор, Грим Вестей принял у себя в доме долгожданного гостя из столицы представителя "Союза груда". Теперь рудокопы имели надежную связь с восставшими рабочими и становились важной опорой союза на юге страны в борьбе за всеобщее равенство и справедливость. Нужно было накапливать силы для всеобщего вооруженного выступления против правительства, предавшего свой народ.

XVII

Крокен сдержал свое слово. Через несколько дней в дом к Монку заявились пятеро мастеровых людей во главе с молодым сухощавым человеком в очках и с плохо выбритым острым кадычком. Он назвался представителем ремонтной фирмы "Ройстон-Кин" и деловито стал справляться о планах перестройки шхуны в ресторан. Настроены все пятеро были по-боевому и, казалось, только ждали команды, чтобы начать ощупывать, обмерять, ломать старый и верный корабль.

Монк на минуту замешкался. Одно дело размышлять с Крокеном о переустройстве корабля в плавучий ресторан, а с другой стороны, это значит навсегда проститься со старым и верным другом - "Глобусом" - бывшим счастливым приютом отца, Бильбо и его самого. Шхуна надежно хранила память о лучших прожитых днях, и сейчас достаточно было только росчерка пера, чтобы подписать приговор несчастному кораблю. Но сухощавый так доброжелательно улыбался, так задорно поблескивали его очки, что Монк переборол свою нерешительность и стал объяснять, каким хочет он видеть будущее заведение. Представитель фирмы внимательно слушал, кивал головой в знак согласия и под конец довольно рассмеялся:

- Великолепная идея! Ресторан на воде, единственный и неповторимый в Ройстоне. Это событие. Для нашей фирмы участвовать в таком предприятии большая честь. Поэтому дирекция уполномочила меня передать, что десять процентов расходов мы берем на себя.

После такого заявления Монк почувствовал себя полным хозяином положения и повел строителей на судно.

Прямо от дома они спустились короткой тропкой к бухте, где покоился в безмятежном сне "Глобус" - последний корабль Ройстона. Монк смотрел на шхуну, где еще недавно струился дымок из каюты Бильбо, и понял вдруг, что вместе с кораблем остыло и его сердце, что теперь он не такой, как прежде, что он, к сожалению, научился жить головой, сумел приспособить "так надо" вместо естественного и понятного "так хочу". Монк приближался сейчас к своему суденышку, как хозяин подходит к бычку, чтобы одним ударом превратить его в груду мяса.

- Наконец-то эта кастрюля будет служить вам настоящим образом, сверкнул зубами очкастый.

Монк не обиделся, что "Глобус" назвали кастрюлей. Он прикидывал про себя стоимость предстоящих работ и беспокоился, хватит ли денег, которые любезно ссудил ему Крокен на льготных условиях.

Деятели фирмы поднялись вслед за владельцем на корабль и с любопытством озирались, примеривая свои возможности.

Полдня мастеровые что-то вымеряли, записывали в блокнот, и наконец в каюте капитана был подписан договор между фирмой "Ройстон-Кин" и владельцем моторной шхуны. Согласно договору фирма обязывалась в предельно короткий срок "приспособить моторню шхуну под оригинальный ресторан высшей степени комфорта".