Остатки плота от толчка сползли с камня, и вода вновь понесла Монка вперёд, туда, где беззвучно исчез зверь. Монк, стоя на четвереньках, цеплялся за веревочные узлы, неверные бревна. Порог только начинался, и Монк зримо представил хвои конец и те ужасы, которые ему придется испытать, прежде чем он погибнет. Монк бранил себя за глупость, за легкомыслие, с какими послушался сумасбродной старухи, поверил ее бредням. Он не верил опять ни в какой Утросклон, и хотел вновь очутиться дома, выпить виски с Крокеном...

Неведомо сколько несся Монк по волнам бешеной реки. Краем глаза заметил, что слева темнеет берег, такой близкий и желанный, но до отчаяния недосягаемый.

Справа тянулся пустынный остров. Плот несся по грохочущему белопенному коридору в неведомое. Его крутило на бурунах, било о камни, и каким-то чудом жалкая связка бревен несла на себе несчастного седока.

Самое страшное, наконец, миновало. Порог ревел уже позади, утихшая вода только беспомощно всхлипывала в обломках валунов. Сына Пойманного Вожака или хотя бы бревен, на которых его унесло, Монк не видел. Остров кончался. Сейчас река соединится воедино и замедлит свой бег. Монк хорошо знал, что дальше река хотя и широка, но спокойна и никакого Утросклона там нет. Через две мили Чистая река вольется в море и кончит свое существование.

Плот последний раз чиркнул о камень, и его вынесло на простор большой реки. Луна светила наверху, ветерок рябил спокойную воду. "Вот и все, пробор; мотал Монк. - Ха-ха-ха... Ты идиот, Монк, слышишь, идиот!" - кричал он самому себе, и слезы катились по его щекам.