Вскоре теплая волна ударила в голову, и, чтобы продлить этот счастливый миг, редактор налил еще.
Затем заблестевшим глазом он стал внимательнейшим образом знакомиться со свежей почтой.
Дирекция городского пляжа уведомляла, что скончался лучший массажист Ройстона Чапель, и просила по этому печальному поводу опубликовать некролог.
Из следующего пакета вывалилась тонкая тетрадь.
"Стихи", - со страхом подумал редактор и, пролистнув чьи-то вирши, швырнул тетрадь в корзину. То же самое он проделал с двумя другими письмами.
Наконец редактор оживился. На голубой надушеной бумаге престарелая Сэсси Пурр, владелица кабачка, сообщала, что хочет участвовать в конкурсе, объявленном газетой и муниципалитетом, под названием "Я удивляю мир". "Я содержу небольшое подсобное хозяйство, - писала читательница, - и там есть ко" рова, которая в голодном состоянии вполне внятно произносит человеческие слова: "Эх, жизнь!" За соответствующую плату я согласна выводить ее через день для всеобщего обозрения..." Редактор не на шутку развеселился от такой глупости и решил отметить это дело стаканчиком вина. Закусывая печеньем, он принялся за новое письмо. Закройщик со странной фамилией Дон-Тон-Пон уведомлял, что за умеренный гонорар он может удивить горожан в любое время и в любом месте. Каким образом он это сделает, закройщик не сообщал, и редактор безжалостно похоронил неведомый талант в корзине для бумаг.
- Эх, жизнь! - вздохнул редактор и тут же содрогнулся, вспомнив говорящую корову. - Да быть такого не может! - подивился редактор, но, подумав, достал из корзины письмо престарелой девицы. Он решил сделать из него информацию на первую полосу.
Остался последний нераспечатанный конверт. Редактор вспорол его костяным ножичком и стал читать письмо от некоего Бильбо. Этот человек тоже хотел удивить мир. То, что он предлагал, привело редактора в высшую степень возбуждения. Он еще раз прочитал письмо и повернулся к дивану.
- Сильвестр, подъем! Есть сенсация! - завопил редактор. Его зеленый глаз сиял, как лампа сигналивации - тревожно и ярко.
IV
К середине дня щедрое солнце прогрело Ройстон до последнего камешка. Монк снял пиджак, распустил галстук, но спасения от жары не было, и тогда он выпил на углу стакан лимонной воды. Она была холодной, слегка горчила, и молодой человек почувствовал себя много бодрее.
После разговора с редактором чувство растерянности не покидало Монка, хотя все казалось так просто, чтобы устроиться в газету, нужно что-то написать. Но Что? Вот уже несколько часов ломал над этим голову Монк, но так ни к чему и не пришел. Осталась последняя надежда - Фалифан. Монк подумал, где он может сейчас быть - на службе или дома, - и решил пойти В его мастерскую - в кладбищенском парке все-таки не так жарко.
За своим рабочим столом Фалифан писал что-то золотое и возвышенное по траурной ленте.
- Ты один? - вместо приветствия спросил Монк, - Мои кретины уехали за камнем, - ответствовал Фалифан, не поворачивая головы, осторожно обмакивая кисточку в золотой пузырек. - Ройстон понес большую утрату, умер массажист Чапель, - сообщил Фалифан. - Наверное, талантливый был человек. Уже пятую ленту пишу от благодарных клиентов.
Монк равнодушно прочел надписи на лентах и как бы между прочим сказал, что был сегодня в редакции "Бодрости духа".
- Могу представить, что тебе там сказали, - оживился Фалифан. Он вытер руки о фартук и бережно отнес золоченую ленту на подоконник сушиться.
- Значит, испытание назначили? - с ухмылкой посмотрел он на друга.
- Тебя разве чем удивишь? - слегка обиделся Монк.
- Редактор Гарифон верен себе...
- Ты не виляй, - оборвал Монк. - Сосватал меня в репортеры, так давай помЪгай! Я же знаю, как ты пописывал в газету, когда мы учились.
- То-то и оно, пописывал...
Фалифан фальшиво рассмеялся, будто закашлялся.
Он уже и сам был не рад, что предложил Монку устроиться в газету, и думал сейчас, как бы незаметно, ненавязчиво отговорить друга от такой бредовой затеи.
- Не надо принимать всерьез этот бульварный листок, - пошел на попятную Фалифан. - Давай посмотрим вместе...
Он порылся за шкафом и нашел измятый номер "Бодрости духа". Небрежно разгладил на столе типографский лист.
- Смотри. Первая полоса. Здесь удивительное сообщение о конкурсе на лучшую комедию для потребы скучающей публики. На второй странице таблица калорийности продуктов. Замечательно. Ого, макароны, оказывается, калорийней мяса. Вот не знал! Идем дальше. Статья управляющего отелями о новинках сервиса.
"За умеренную плату наши гости смогут пригласить к себе в номер партнера для игры в шашки, шахматы, а также карты. Это будет обаятельный человек, остроумный собеседник, который скрасит часы уныния каждому отдыхающему в наших отелях". Понял? Можно пойти работать остроумным собеседником, партнером!
Это называется дружба за грош...
Фалифан отбросил газету и выругался.
- Сволочи! Хотят торговать уже человеческим общением.
Монк не нашел, чем возразить другу, и взял газету, чтобы найти там мало-мальски интересную заметку и поспорить с Фалифаном. Подвалом стояла обширная статья о лечении виноградом. На четвертой странице шли объявления, набранные мелким шрифтом. Одно из них Монк прочитал. Гимнаст Шептало предлагает всем желающим оригинальный комплекс упражнений, вырабатывающих стройную спортивную фигуру.
- Ну, видишь, что там? Бюллетень курортника, а не газета! - едко усмехнулся Фалифан. - Клянусь венками и надгробиями, ты ни в одном номере не прочтешь о том, почему курортникам отведено все самое лучшее? Не узнаешь из газеты и о том, почему рудокопы работают в гнилых шахтах и в сорок лет из них получаются законченные старики. Короче говоря, нечего тебе делать в газете! - сделал заключение Фалифан.
Монк с удивлением посмотрел на друга.
- Ты же сам...
- Да, сам. Сам предложил, - согласился Фалифан. - И жалею об этом. Я немного знаю, что такое газета, и я знаю тебя. Это невозможно совместить.
Монк взял со стола размалеванный жестяный цветок и зачем-то понюхал его.
- Что же ты предлагаешь? - растерянно спросил он.
- А вот давай подумаем, - обрадовался замешательству друга Фалифан. Может, подыщем для тебя что-нибудь другое. В крайнем случае подождем... Зачем лишний раз ошибаться.
- Мой диван и так продавлен, хватит! - взбунтовался Монк. - Жизнь идет, и ждать, когда лучшие годы уйдут без следа... Нет уж, надо пробовать, искать, ошибаться, черт побери, но только не сидеть сложа руки. - Глаза у Монка заблестели, он решительно объявил! - Я пойду в газету! Стану первым репортером в напишу про рудокопов, я про зажравшихся курортников, и про все...
От такого наивного заявления Фалифан поник, сжался весь и убито сел на стул, будто его облили помоями.
Смех, злость, усталость и бессилие - все смешалось в нем. Спорить с твердолобым Монком было равносильно тому, как если бы глухонемому рассказывать анекдот.
Фалифан по-собачьи тоскливо и просяще посмотрел на другаг - Одумайся, Монк. Ты наивный человек, ты наивный человек...
- Можешь обозвать меня и того хуже, но я пришел к тебе не за тем. Мне надо о чем-то написать...
Фалифан долго сидел молча, словно размышляя о чем-то. На самом деле он силился успокоить себя, чтобы не обозвать сейчас Монка дураком и не выгнать его вон. "Господи, - думал он, - человек живет на земле больше двух десятков лет, а разум как у ребенка и глаза доверчивые, как у телка. Он думает, что добиться правды так же легко, как помыть руки".
- О чем же мне написать, я жду твоего слова? - напомнил Монк.
- Ждать не надо, - вскочил Фалифан. - Я тебе скажу. Надо врать как можно лучше. Врать так, чтобы было похоже на правду. Напиши, что древесный медведь пришел в город и бросался камнями в прихожан в церкви. Если надо будет, я подтвержу. Или придумай что-нибудь сенсационное, этакое с душком...
- Ладно, прости меня, дурака. - Монк хлопнул приятеля по плечу. - Я пойду. Прощай до лучших времен.