Глава 1.

Холодный ноябрьский вечер настырно заглядывает в окна моей спальни, словно хищник смотрит на меня пристально, внимательно, наполняет шорохами опавшей листвы тёмное пространство вокруг дома, скребется замерзшими ветвями в стекло. В комнате царит полумрак, но блики огня добавляют немного уюта, трепыхаясь, словно мотыльки, на занавесках, мебели и ковре. В комнате тихо и тепло. Я сижу на подоконнике, сердито глядя на серый уснувший сад, теребя в руках белоснежный носовой платок. Последние пожухлые листья медленно и тоскливо слетают с веток, теряясь в густом, словно сливки, тумане. Сидя на верхушках деревьев, кричат вороны. В камине трещит огонь.

Протерев платком запотевшее стекло, я зло швырнула его в угол комнаты, и он остался бледным пятном лежать на буром паркетном полу. Я была очень расстроена. Хотя чего уж врать, я была возмущена до предела! Я вспоминала с яростью сегодняшний ужин и с ностальгией – свои былые беды: наказания в виде запрета покидать комнату, прочесть безмерное количество страниц Святого писания или заучить правила из книги по этикету. Вечные упрёки, нравоучения и повторение одних и тех же слов: «У тебя скверный, взбалмошный характер!». Это говорили отец и мать, нянюшки, тётушки и сонм всевозможных дам из «высшего света». Я их раздражала и сердила. Нет, не умышленно! Мне не нравилось кого-либо злить, даже бунтовать не нравилось. Я была тихой, спокойной и молчаливой, но тем не менее, не вписывалась в рамки общества. Я просто была чужой для них и вряд ли в этом была хоть чья-то вина. Но окружающим сложно понять меня, а мне слишком уж неуютно с ними. Мне были в тягость семейные ужины, когда в наш дом приходило множество гостей. А ещё необходимость каждое воскресение исповедоваться в церкви, рассказывая о содеянных грехах. Вот только я не понимала, в чём мои грехи и каялась так, как учили: «лгала, чревоугодничала…», и морщилась оттого, что приходится врать… Как же мне не нравилось всё это! Походы в храм были особенно угнетающими: я ощущала непонятный ужас, находясь в его стенах. Но какими мелочами казалось сейчас, когда злой рок был так близок! Как хотелось вернуться на несколько лет назад, что бы не думать о предстоящем, об уготованной мне судьбе!

Внезапно дверь в комнату отворилась и вбежали, радостно смеясь, мои младшие сёстры – Лиз и Мери. Тринадцатилетние светловолосые хохотушки-близняшки, они всегда стараются меня развеселить и порадовать, но мой достаточно холодный нрав делает эту затею весьма непростой.

– Ах, он такой милый! Ты видела его глаза? Будто голубые озера!

– А как он высок и статен! Такой симпатичный! Просто красавчик!

Девушки болтали наперебой, словно и не слыша друг друга. Я же, строго посмотрев на них, отвернулась к окну.

– Джана, тебе так повезло! Ты будешь самой красивой невестой! – воскликнула Лиз.

– И жених у тебя будет самый лучший! – добавила Мери. – Ну же, скажи, что ты счастлива!

Я мрачно посмотрела на сестёр и слезла с подоконника.

– Никакой свадьбы не будет.

Они мгновенно притихли.

– Как так? Почему? – затараторили наперебой.

– Потому. Я не пойду за него замуж.

– Но ведь он так красив…

– И богат!

– Ты сможешь выйти замуж и ни в чём не нуждаться!

– Он самовлюбленный мерзавец, я не буду с ним жить! Нет, нет, нет и ещё раз нет!

– Но родители сказали, что…

– Что выйду за него, или я им больше не дочь. Это не меняет моего решения.

– Но как же…

– Хватит об этом! Я устала и хочу спать. Завтра поговорим.

Я вытолкала девушек из комнаты и заперла дверь. Переоделась в ночное платье и накинула на плечи белый, ажурный пуховый платок. В голове всё повторялся сегодняшний вечер, встреча с женихом, разговор с родителями. Было грустно и противно, обидно и безнадёжно. Нет, я не стану его женой! Разве они не понимают, что я для него буду рабыней?.. А впрочем, они понимают, но считают это вполне нормальным. Но я не считаю! Ведь это же унизительно и жестоко – отдать свою дочь замуж за того, кто не имеет к ней хотя бы уважения!

Я свалилась на постель и, стиснув зубы, зарычала в подушку. Боже мой, как же мне быть?! Слёзы бессилия бежали из глаз, горло сдавило сдерживаемыми рыданиями. Почему, почему я не могу решать сама?!

Может, сбежать? Но куда, если скоро зима? Где мне жить, что есть? Дожить бы до весны и тогда… Уйти в горы?.. О, я ведь не выживу там! Как же быть, как мне быть?.. Ну ничего, у меня ведь ещё есть время? Я что-нибудь обязательно придумаю!..

Поднявшись с постели и подойдя к окну, я уперлась лбом в стекло, всматриваясь в темноту парка. Помню, как мне нравилось гулять ночами, вглядываясь в кроны, прислушиваясь к шороху листьев. Было в этих прогулках что-то чарующее. Словно просыпалась забытая частичка меня самой, расправляла плечи и начинала рассказывать странные сказки. И я слушала их, зачарованная мутными образами…. Но если родители замечали моё отсутствие в спальне – меня наказывали. Ведь не пристало девушке гулять среди ночи! Воспитанные барышни спят в это время! Вот только я была очень упертая. Поступала, как считала нужным. Я не видела ничего дурного в своих прогулках, а мнение окружающих меня мало беспокоило. Потом же, сидя запертой в комнате, писала стихи. Прятала их, чтобы уберечь от родителей и пламени. Однажды не уберегла и написанное за два года было безжалостно выброшено в огонь. А ещё я увлечённо и самозабвенно рисовала. Для людей – цветы и пейзажи, для себя же вела дневник, в который записывала и зарисовывала то сокровенное, что меня волновало. Так однажды, после очередной ночной прогулки и ссоры с родителями, я нарисовала на последней странице дневника Ангела с печальными чёрными глазами и огромными крыльями за спиной. Мне казалось, что он живой, что он самый близкий для меня из живущих в этом мире. Мой Ангел-Хранитель… Вот только где он теперь, когда так мне нужен?.. Мог бы хоть немного помочь!..

– Эх, Джана, как можно в чём-либо обвинять свои фантазии? – обратилась я сама к себе с упрёком.

К сожалению, сейчас я не понимала, насколько серьёзным оказалось моё положение. Мне было почти семнадцать, и родители решили непременно в ближайшие полгода выдать меня замуж. Отчасти это было связано с моим возрастом, в большей же мере с тем, что всё сильнее проявлялись последствия германизации. Будучи чехом по происхождению, отец сильно волновался о своём благосостоянии и в целом о безопасности жизни в Австрии. Но мой жених – весьма влиятельный чистокровный немец – должен был обеспечить безопасное существование всей нашей семье. Вот только моего мнения никто не спросил, а я была категорически против этого брака! И на это есть ряд причин. Во-первых, Феликс был слишком скучен, во-вторых, неимоверно надменен и в-третьих, я была для него вещью, которую можно купить, но которая ужасно не хотела быть купленной. Третье было наиболее неприятным, хотя самым важным, пожалуй, было то, что я его не любила. Вернее, терпеть его не могла! Как связать с подобным человеком свою жизнь?..

Также была ещё одна сокровенная причина, за которую мне было стыдно даже перед собой: есть другой человек, в которого я влюблена. И самое нелепое, этого мужчину я никогда не встречала. Нет, это не картина, не сказочный принц или известный в наших краях дворянин. Мне сложно было объяснить это и самой себе, но так сложилось, что я «увидела», почувствовала его. Уловила образ среди крон летних деревьев, в лунном свете. Услышала его голос в шуме ночного ветра, в стуке капель дождя по стеклу. Но как можно донести свои чувства другому человеку, если не в состоянии сама понять их? Не думаю, что это возможно. Да и никому эти чувства не нужны!

Конечно же, умом я понимала, что это всего лишь мои вымыслы, не имеющие ничего общего с реальностью. Но в глубине души продолжала надеяться, что не ошибаюсь, что этот человек действительно существует. Я скучала о нём, представляла, как мы однажды встретимся… Затем злилась на себя за эти мечты, обещала сама себе больше не думать об этом… И всё же снова и снова в уме восставал созданный образ: смотрел чёрными, словно полночь, глазами, протягивал ко мне ладонь и растворялся в сонной дымке. И я тосковала так, словно мы действительно расстались, обещала, что обязательно его дождусь… Будь моя воля, я бы скорее ушла в монастырь, чем пошла замуж, только бы сдержать своё обещание! Вот только кого это интересовало?!