Заварив кофе, я спокойно поужинал в одиночестве и тишине, что не могло не радовать. Вспомнив, как Нафаня собрался сбежать, я не сдержал улыбки. Знал бы, сразу принес бы домой паука, а не прибегал к помощи заговоров и священников.

– Он здесь? – осторожно спросил Нафаня откуда-то сверху. Я поднял голову и прыснул со смеху. Домовой сидел на холодильнике в моей зимней шапке, сапогах и держал в руках незаряженное ружье для пейнтбола. Я отсалютовал ему:

– Чудовище почивает, мон женераль. Хаос сдался и готов к переговорам.

– Дурной ты, барин, – шикнул на меня домовенок. – Аспида энтого да в дом. Эти лапки, брюшко, глазки горящие. Тьфу!

– Ааа! – заорал я внезапно – Нафаня, он слева!

Домовой после этих слов пулей взлетел еще выше и забился в газовые трубы под потолком. В темноте злобно мерцали два глаза, да дуло ружья перемещалось по дуге. Перестав сдерживаться, я захохотал.

Утром домовой слегка изменил кухню.

Нафаня устроил небольшой бункер и передвинул мойку к окну. На полу лежала банка тушенки, бутылка водки и пепельница полная окурков. Дух явно развлекался ночью. На двери застыли зеленые пятна краски от ружья. Домовой, увидев ночью тени, жестоко расстрелял все, что казалось подозрительным. Я мысленно дал себе зарок, разряжать ружье после поездок на пейнтбол с друзьями.

– Нафаня. Ты где? – тихо спросил я, боясь спугнуть домовенка. Пока в голову не ударился шар с краской. В итоге большая часть моих волос покрылась липкой зеленью. Мерзкое хихиканье донеслось с холодильника.

– Нафаня не дурак. Нафаня ловушка делать! – прошептал он.

– Ай. Больно же. Ты чего? – возмутился я, хватая полотенце и пытаясь вытереть краску. Не помогло. Полотенце сразу превратилось во флаг нурглитов.

– Не притащил бы аспида домой, не пришлось бы страдать, – с миной философа ответил Нафаня.

– Так. Слушай. Уговор был? Был. Я купил паука. Он неприхотлив, сидит в аквариуме, жрет нечасто, ухода почти не требует. Все, – ехидно ответил я, стоя в центре кухни.

Нафаня многозначительно почесал подбородок дулом ружья и снова забрался в трубы под потолком.

На работе я сообразил, что поступил несколько опрометчиво, оставив домового одного с пауком. Ладно, деньги. Зверушку жалко, если Нафаня со страха выкинет того в окно на бабушек у подъезда или еще чего учудит.

Досидев, как на иголках до конца дня, я бегом помчался домой. Прохожие недоуменно провожали меня взглядом, когда я взлетал в воздух, перепрыгивая лужи. И только у подъезда я смог перевести дух. Соседки на лавочке мило мне кивнули. Мысленно поблагодарив небеса, что Наф не додумался выкинуть паука, я быстро поднялся.

– Нафань. Я дома, – в коридоре было непривычно тихо. Сердце сдавила тяжесть. Неужели ушел, как обещал? Зайдя в комнату, я проверил аквариум. Пусто. Паука в нем не было.

Но на кухне меня ждал сюрприз. За столом сидел Нафаня, перед домовым стояла банка огурцов и полупустая бутылка. Напротив домового, на столе, сидел птицеед. Нафаня, деловито наклонившись, почесывал спинку паука, иногда отрываясь на то, чтобы принять очередную стопку.

– Олежка, ты прости меня. Ну, дурной. Ты добрая зверушка. Я вон тебе и косичку заплел, – действительно, в центре брюшка торчала соломина, видом похожая на небрежную косичку. – Это барин правильно сделал, что тебя принес. А я вон орал на него. Тебя люди пугаются, меня тоже. Ты меня не боишься, я тебя тоже. Собеседник ты, ик… потрясающий.

В порыве нежности Наф чмокнул паука и, поморщившись, сплюнул на пол волоски. Заметив меня, дух завыл и кинулся мне в колени:

– Андреюшко… друг мой ситный. А мыы воот, ик… Подружились. Я, правда, его выкинуть хотел в окно, ик… но он так посмотрел глазками своими… ик… – не закончив, Нафаня улыбнулся, всхрапнул и рухнул на пол. Олег меланхолично поежился, словно его ничего не волновало.

Вздохнув, я отнес храпящего домового в гостиную и уложил в кресло, прикрыв пледом с диванчика. Вернулся на кухню, заварил чай и отнес Олега обратно в аквариум.

– Вот кто бы мог подумать? Видимо у домовых это в крови. Любить зверушек. Даже таких, как ты, Олег. Хорошо, что все хорошо закончилось, – хмыкнул я, смотря, как паук укладывается спать. Зевнув, я вышел из комнаты, чтобы проверить домового. Тот чмокал во сне, улыбался и несвязно бормотал:

– Олег. Привет, Олег. Вот мы теперь… ммм… втроем. Я, Андреюшко и Олег. Девочку бы еще Андрейке. Ммм…. Унучиков хочу понянчить… ммм, – Нафаня замолчал и через секунду снова захрапел. Да, уж. С таким соседом точно скучно не будет.

Мой маленький сосед оказывается очень ранимый и чувствительный, как сто мягких игрушек. Нафаня любит внимание и если маленького духа не баловать этим редким подарком, то он начинает обижаться. Как Нафаня чудит, вы уже в курсе. Однако помнить об этом следует всегда.

Утром двадцать третьего февраля, я проснулся с гнетущим чувством, что должна случиться какая-то пакость. В моей комнате все находилось на старых местах. Кроме аквариума, в котором жил птицеед Олег, напугавший Нафаню до паранормального тика. Что, впрочем, не помешало духу в дальнейшем очень крепко полюбить волосатого питомца. Это я про Олега.

Зверушку пришлось отдать на содержание знакомому арахнолюбу Павлику, который не глядя отвалил за паука втрое большую сумму, чем я заплатил первоначально. Олег требовал ухода, а Нафаня через два дня наотрез отказался кормить паука, как должно, пытаясь подсунуть копченую колбасу. Но история не про паука, а про внимание к домовому.

То утро было сырым и холодным. С трудом выбравшись из теплой кровати, я потопал умываться, не удивляясь тишине вокруг. Вчера вечером Нафаня снова бузил. Поругался со мной, залез на холодильник с бутылкой виски и украденной у меня пачкой Chancellor, которые начал курить после того, как просидев полчаса над своей фотографией из детства, заявил:

– Барин, родители-то мои благородные люди и я получается – аристократ. Значит, я буду курить только изысканные сигареты и пить дорогое спиртное.

– Нафань, ты прости, но в тебе ни капли нет аристократии. Ты волосатый грубиян, плюющий на голову соседям из окна и устраивающий дебоши. Аристократы себя так не ведут, – парировал я. На что получил целый ушат ругани от аристократичного домового.

– Смерд, – Нафаня выпучил глаза и смачно выдал длинную и громкую отрыжку – Как смеешь ты обращаться со мной подобным образом. Я тут теперь барин!

– Ты же рыгаешь, прости Боже, как последний холоп. Благородным господам не пристало так себя вести, Наф.

– Поскольку я славный и гордый аристократ, – понесло Нафаню, – отныне ты будешь проявлять ко мне больше уважения. Иначе я высеку тебя ночью розгами и посажу на цепь!

– Вот поскольку ты славный и гордый, то иди и зарабатывай деньги на свои напитки и сигареты сам, – возмутился я. Домовой почесал свой зад и, встав, молча удалился. При этом стараясь ставить одну стопу на линии с другой, как благородные аристократы, дабы заметнее была легкость походки. Ничего из этого не вышло. Запутавшись, Нафаня грохнулся в коридоре и, вскочив, быстро помчался в туалет под аккомпанемент моего ехидного смеха.

Этим утром пахло пакостями, которые не заставили себя ждать. Зайдя в помещение, я увидел самозваного аристократа, спавшего на холодильнике. У домового был открыт рот, из которого свисал длинный язык, и текли слюни. Я демонстративно прошел мимо, сдерживаясь, чтобы не дернуть за язык, и поставил на огонь чайник. Затем, закурив сигарету, приоткрыл форточку и задумался о своем. Задумчивость испортил очень громкий чих и ворчливая брань. Нафаня проснулся. Я включил радио и под звуки вальса наблюдал, как кряхтит потомственный аристократ, пытаясь слезть с холодильника. Спокойно слезть не удалось и Нафаня растянулся на полу:

– Андреюшко, это не смешно. По этикету упавшему домовому нужно подать руку и порадовать хлебом-солью. И яишенкой.