– Боксугр, ты на своей букцине играешь! Рож, держи шаркунок, да не сломай! Квакваса, тебе маракасы, Нуггар, получи гуиро! Ничего сложного, только попадайте в ритм. Цаво, держи ахоко. Онибабо, будешь хлопать руками по своей доске, не пропадать же ей. Клюш, вот тебе шекере, Пунай – бери аюнга. Цепляй на ногу, зазвучит когда танцевать начнешь.

– Можно мне тоже такую? – насупилась Клюш.

– Второй нет. Для двоих плясуний мало места, потом поменяетесь… Сир Минджуку, вам достался дамару, самый ценный инструмент.

– Целиком сделан из черепных костей гнома и гномеллы, – пояснила Прозерпина и показала плоский двухсторонний барабанчик, формой похожий на ручное зеркало, с ручкой и шнурком, обвязанным вокруг его узкой части. – Играть вот так. – Она покрутила кистью, так что шарики на концах шнурков звонко постучали по мембранам.

Капеллан с уважением принял костяной барабан. Гоблины принялись издавать нестройные звуки своими инструментами и громко им радоваться. Фенриц тоже подключился, подвывая и гавкая в меру способностей.

– Сначала я одна спою, а вы подыгрывайте. Но негромко, чтобы слова не заглушать. И запоминайте их! Это запрещенная песня гномов-подпольщиков, в которой содержится вся историческая правда о Ядре, без прикрас и умолчаний. И без фальсификаций, конечно.

Прозерпина поглубже вздохнула, ударила по струнам арфы и приступила:

Во время ее исполнения Евронимус с испуганно-удрученным видом смотрел в пол и порывался открыть свой баул. Но заметил это только комиссар, все прочие с удовольствием подыгрывали или прихлопывали, а Пунай еще и пританцовывала, крутила могучей задницей прямо перед Стволовым.

– Такое впечатление, что ты хочешь присоединиться, – с усмешкой сказала гномелла бывшему начальнику, закончив песню и переждав ликование солдат, которые все как один обнаружили в себе исполнительский дар. – Не боишься? Кимерис за такие песни на угольные рудники ссылает пожизненно.

– Мне как дезертиру и так смерть полагается. – Принц смерти бережно извлек из баула заверный в тряпку предмет. – Можно сыграть? Это мой любимый инструмент, называется «плачущий гном». Я тоже хочу с оркестром выступать.

– Валяй, – разрешил афроорк. – Оркестр народных инструментов, un-fucking-credible!

– Имени героев Подтеменья! – льстиво подхватил Квакваса.

И «плачущий гном» Евронимуса привнес в исполнение так недостававший песне драматизм. Бывший чиновник с упоение работал каменной палочкой с накрученной на нее жилой, извлекая из маленького барабанчика стонущие трагические звуки. Нравилось всем, особенно гоблиншам, которые даже пустили слезу на куплете с описанием гибели гномов. Фенриц, правда, недовольно взрыкивал из-за конкуренции и стучал хвостом, однако держал себя в лапах и песню не испортил.

Федор сам вызвался дежурить во время ночного привала. Обычно эту обязанность исполнял Зак, как и все орки, легко переносивший ночное бодрствование, но комиссар заметил, что тот выглядит усталым, и предложил хорошенько выспаться. Для порядка немного посопротивлявшись, Маггут согласился.

Компанию во время дежурства составил верный Фенриц. Как любая из собак Самата, он считал Стволова великим вожаком еще с тех пор, когда Федор посетил их город заколдованным, в облике псоглавца.

Не дожидаясь, пока все улягутся, караульные отправились в обход. Сначала удалились на несколько сотен шагов вперед, вдоль рельсового пути, затем развернулись и пошли обратно, забирая влево. Обогнули лагерь по широкой дуге, и вновь вперед. Так и ходили, то расширяя зону патрулирования, то сужая. К счастью, рельеф в этом месте был сглаженным, крупная растительность отсутствовала, видимости ничто не мешало. Сначала Федор держался настороженно, но мало-помалу расслабился. То и дело посматривал в недалекие каменные небеса, гадая, что сейчас над ними располагается в Подтеменье, а что в Даггоше. Пса не заботили географические размышления, он ловил среди густых трав какую-то живность и с удовольствием поедал. Но и обязанности сторожевой овчарки не забывал – периодически замирал с высоко поднятой головой, принюхивался и прислушивался.

Когда время караула уже близилось к завершению, вернулись в лагерь. Фенриц, взглядом испросив разрешения и получив его, тут же запрыгнул внутрь панциря черепахи, а комиссар решил проверить, как отдыхает личный состав. Не стянул ли кто одеяло с товарища, не сунул ли потные ноги под самый нос. Да мало ли что могут учудить солдаты на привале?

Уставшие воины посапывали и похрапывали, и лишь в дальнем углу платформы теплился желтый огонек. Там кто-то сидел, согнувшись. Плечи бодрствующего экспедиционера еле заметно двигались.

– Боец, – громким шепотом позвал Федор, – ты там что, блох ловишь?

Фигура вздрогнула и выпрямилась. Это оказался Евронимус. В одной руке он держал стило, в другой – раскрытый блокнот. К корешку блокнота на изогнутой пружинной державке был прикреплен маленький световой кристалл. А рядом с пружинкой – крошечная чернильница-«непроливайка». Походный набор бюрократа!

– Ах ты, скотина, донесение про нас строчишь Кимерису? – с недобрым изумлением прошипел комиссар и потянулся к висящему на поясе боевому жезлу.

– Нет, нет, – бурно запротестовал принц смерти, также шепотом. – Я взял на себя смелость вести летопись похода. Ведь он обещает стать судьбоносным. Такое великое историческое событие нельзя оставлять без увековечивания!

– Гм, если разобраться, ты прав, – начал остывать Федор, коря себя за излишнюю подозрительность. – Хорошо придумал, хвалю. Но сразу видно, что ты не военный. Любые документы в боевом походе должны подшиваться, шнуроваться, нумероваться и опечатываться. Каждый день! Тебе самому такое дело доверить нельзя, это обязанность контрразведчика.

Он осмотрелся в поисках Дмузга, но мстители в полумраке были слишком похожи друг на друга, а расталкивать всех подряд комиссар счел жестоким. Как говорили в Даггоше, не тревожь спящего крокодила, собаку и гоблина.

– Ладно, утром скажу ему. А ты давай уже спи, нечего после отбоя хрониками заниматься. Я тебе для этого отдельное время выделю…

Впрочем, отдыхать бывшему кюбернету оставалось всего ничего. До подъема час, а то и меньше.

Пора было готовиться к дневному переходу. Будить Чемош и гремлина, затем – всю команду кашеваров. Комиссар прошел в голову колонны и растолкал Отожа, прикорнувшего под боком бронечерепахи.

– Подъем, – сказал он. – Запускай свою скотинку, скоро выдвигаемся дальше. Когда управишься, разбуди Нуггара и маркитанток.

Бодро, словно и не спал, Отож вскочил, кивнул и отправился за партией фуража и воды, а Федор полез под панцирь, мечтая передать вахту комдиву. Тот уже и сам проснулся, сидел перед маленьким серебряным зеркальцем, подарком Хино, и сбривал щетину. Вместо мыльной пены афроорк использовал пиявочную слизь, а вместо бритвы – старый добрый траншейный кинжал, родом еще из Даггоша. У Федора когда-то тоже был такой, но пропал во время набега некромантов на покои Дуумвирата.