— Это у них, — повторил тот, показывая рукой.

До Пинчука ясно донеслась близкая автоматная трескотня.

— Точно, Вася, у них! — Он выхватил гранату и бросился в овраг.

Они стремительно вырвались на противоположную его сторону, стрельба была совсем рядом, пули посвистывали над головой. Они пошли медленно, пригибаясь и всматриваясь во все стороны. Взметнувшееся неожиданно пламя осветило кусты, и около них Пинчук увидел немцев. Он бросил гранату, Давыдченков застрочил из автомата. Еще бросок, Пинчук что-то кричал, и Давыдченков кричал; взметнулись взрывы в кустах — один, потом еще и еще, — громко закричал раненый немец. Пинчук бросил еще гранату и побежал вперед, чуть левее бежал Давыдченков, они бежали вперед, и внезапно перед ними очутился Маланов.

— Где Егоров? — спросил Пинчук.

— Я здесь, — ответил тот, выходя из-за дерева.

— Скорее в поле, пока темно! — крикнул Пинчук. — Скорее!

Над макушками деревьев пронеслось несколько трасс.

— Не стрелять! — приказал Пинчук.

Деревья стали редеть. Отчетливыми буграми возвышались кусты, за балкой грохотали взрывы.

Они перебегали от дерева к дереву. Бесконечным казался лес.

— Быстрей, быстрей! — торопил Пинчук.

Вся жизнь сейчас заключалась в том, чтобы миновать опасную зону, выйти в поле, где их пока еще не ищут, растаять, раствориться в окружающих холмах, уйти дальше. Редкие автоматные очереди стрекотали впереди — там тоже стоял заслон, но его можно миновать.

— Влево! Влево! — командовал Пинчук. — Обойдем!

Он остановился и подождал, когда остальные сделают нужный маневр. Внезапно совсем близко взвилась ракета. Все припали к земле. Ракета медленно гасла, шипя и потрескивая. Влево была видна просека, прямо — несколько крупных сосен. Когда наступила темнота, Пинчук встал, махнул рукой и побежал к соснам.

Автоматные очереди возникали сбоку; щелкал, падая, сучок, слышался шлепок свинца о землю. Коля Егоров бежал следом за Пинчуком.

Их бросало из стороны в сторону, но они упорно продолжали свой путь, огибая балку с рвущимися танками, не замечая ни колючих сучков, бьющих по лицу, ни разноцветных трасс, проносившихся над головой.

План Пинчука был прост: уйти вдоль балки глубже в тыл к немцам и как можно быстрее пробиться в поле. А там — еще дальше в немецкий тыл. Немцам и в голову не придет, что они прячутся тут, они будут их искать в лесу, по ту сторону оврага.

— Быстрей, быстрей! — торопил Пинчук. — Надо успеть до рассвета.

Внезапно над головой послышалось мощное рокотание мотора, и тут же над самым ухом свирепо застучал пулемет.

— Что же они делают! — крикнул Давыдченков.

Закончить он не успел. Самолет прошел совсем низко, чуть ли не задевая макушки деревьев. Оглушительно щелкали пули.

— Все целы? — спросил Пинчук.

Но ответить ему не успели. Новый грохот нависал над головой, и они снова упали на землю. Огромная черная глыба с бьющими во все стороны огненными струями вынырнула откуда-то над макушками справа. Летчик старательно поливал свинцом лес вокруг балки, и едва ли у него было время подумать о том, куда денутся те, кто наводил их на цель. А может, это были уже совсем другие самолеты и пилоты даже не знали, что кто-то наводил на цель. Они прилетели, когда в балке все горело.

— Сержант! Леха! — крикнул Давыдченков. — Они нас угробят!

Новый грохот нарастал. У Пинчука захватило дыхание. Радиус обстрела все увеличивался, летчики на совесть обрабатывали квадрат.

На мгновение Пинчуку стало понятно, почему Крошка, вернувшись из немецкого тыла, хватал первого встречного в свои железные объятия. «Ты сдурел!» — крикнул однажды ему Пинчук. Большие прокуренные зубы показались, когда Крошка улыбнулся. «Сдурел, — сказал он и, вытянув свои огромные руки, начал бешено махать ими и прыгать; разведчики стояли вокруг и смущенно смотрели на него. Потом Крошка вдруг застыл на одном месте и проговорил шепотом: — Как хорошо, ребята, быть живым, а не валяться посреди минного поля с пробитым черепом».

Гул самолетов снова сосредоточился над балкой и вдоль леса, где проходила дорога. Разведчики встали и пошли, продираясь сквозь заросли кустарника, забирая в сторону от стрекочущих автоматных очередей.

Они шли и падали, когда взвивалась ракета, и ползли, если впереди была маленькая поляна, — цепочка разведчиков из четырех человек извивалась змейкой, обтекая возникавших то тут, то там немецких автоматчиков, посланных ловить их и уверенных, что искать разведчиков надо только в лесу.

До рассвета им удалось миновать большую поляну, кустарники и болотистый луг. Здесь они вступили снова в лес, и Пинчук приказал Маланову связаться с дивизией.

Серыми пятнами просматривалось среди макушек небо, желтоватые облака висели над землей там, где грохотали взрывы. Маланов колдовал над рацией. Прислонившись к стволу дерева, сидели, раскинув ноги, Давыдченков и Егоров.

Стая «мессеров», тонко завывая, пронеслась над лесом.

— Туда полетели? — спросил Егоров, кивнув в сторону грохочущей балки.

— Туда, — сказал еле ворочая языком Давыдченков. — Только напрасный труд. Там теперь угольки остались.

После короткой паузы Коля вздохнул:

— Удивляюсь, как сержант определил, что они тут.

— Кто?

— Да танки.

— Так и определил, — ответил коротко Давыдченков, скосил глаза на Маланова, который копошился у рации, и витиевато выругался.

Ничего не получалось у Маланова — связаться с дивизией он никак не мог. Пинчук хмуро покачал головой, посмотрел на карту и приказал вставать.

Они шли опять лесом. Давно уже отстал от них грохот взрывов, было тихо кругом, пахло едко еловой смолой. Они шли, почти не отдыхая, четыре человека с исцарапанными грязными лицами, в пестрых маскхалатах, изодранных и испачканных. Неслышно взлетал над ними сбитый ветром лист, точно клок их замысловатой одежды. Покачивали вершинами могучие деревья, красновато высвечивали в низинах осины. Разведчики шли цепочкой, строго один за другим. Впереди — Пинчук, позади, замыкая группу, — Давыдченков.

Жажда мучила их. Жажда и еще голод, в котором никто не хотел признаваться. Пинчук поглядывал по сторонам в надежде обнаружить ручей или ключ. Но — безуспешно.

Неожиданно лес поредел и за кустами открылся взгорок, на котором добродушно поглядывал на них белыми наличниками окон бревенчатый дом с тесовой крышей. Домик появился так неожиданно и выглядел таким тихим и мирным, что у всех четверых защемило сердце от сознания, что это не та тишина и не тот мир, который они когда-то знали.

За домом расстилалось поле, а дальше опять виднелся густой лес. За жидким заборчиком росли яблони — отсюда, из лесу, можно было разглядеть зелено-желтые яблоки.

Пинчук, заслонив глаза ладонью, рассматривал хутор и слушал окружающую тишину. Там, около дома, колодец и, значит, вода. А может, здесь удастся разыскать что-нибудь, хотя бы кусок хлеба или несколько картофелин?

— Василий, — сказал Пинчук как обычно спокойно, чуть глуховатым голосом.

— Да, Леха, — сказал Давыдченков и сильно потер небритый подбородок. Он проследил за взглядом Пинчука и все понял. — Сейчас, Леха.

— Только осторожнее. И знаешь — без штучек.

— Я возьму с собой Егорова.

Пинчук подумал секунду и кивнул головой.

Через две минуты высокая плечистая фигура Давыдченкова и худенькая Егорова замелькали среди кустиков, от одного дерева к другому, и вскоре они совсем скрылись из виду.

Пинчук велел Маланову отойти правее и оттуда вести наблюдение за хутором. Сам встал за дерево и стал изучать окна домика. На тесовой крыше с одной стороны положена черепица — два-три рядка. Видно, на большее не хватило средств или времени. Среди яблонь спрятался маленький сарайчик.

Залаяла собака. Пинчук напружинился. Но в окнах с его стороны по-прежнему никакого движения. Собачий лай стал заливистым. И тут же смолк. Пинчуку казалось, что он ждет очень долго. Он сделал несколько шагов вперед. Стал виден дворик, кусты малины, картофельная ботва и старый черный пень давно спиленного дерева. Все кругом было тихо, и казалось, на хуторе никого нет. Он снова отступил назад, прицелившись взглядом в окна, и стал ждать.