– Подожди, командир, дай мне пару минут, я все же по профессии связист, что-нибудь придумаю!

– Добро!

Игорь быстро достал запасные аккумуляторы. Вытащил из кармана моток изоленты и нож с отверткой, которые он всегда носил с собой, на всякий случай. «Поколдовал» с радиостанцией, примотав аккумуляторы изолентой.

– Готово, командир! – доложил он, – только ЗАС* не будет работать.

– Да и хрен с ним! Сообщи нашим, находимся на точке номер два. Скажи, идем домой прежним путем. Дай команду артиллеристам, пусть вызовут вертушки, чтобы      зеленку обработали, да и сами пусть поработают.

Игорь выполнил приказ. Группа вошла в лес и ускоренным шагом двинулась знакомым маршрутом в сторону своих позиций. Где они только что были, артиллерия продолжала перепахивать кустарник, затем она замолчала и через несколько минут там

закружила пара вертолетов, поливая склоны гор смертельным свинцом.

Солнце клонилось к закату. Группа успешно вышла к своим. Игорь зашел в палатку командного пункта. В палатке был полумрак, наверху тускло горела одинокая лампочка. Когда рядом стоящая батарея давала залп, стенки палатки содрогались, а огонь из чугунной печки пытался выпрыгнуть наружу. Никто, из находящихся на командном пункте, на это не обращал внимания. Игорь доложил начальнику артиллерии о выполнении задачи. Он внимательно его выслушал и спросил:

– Ты чего кричал – «братушки», да братушки»? – Да я и сам не помню, – ответил он смущаясь.

– А как же ты смог радиостанцию так быстро починить? – Но я же связист! – с гордостью ответил Игорь.

– Ну как, пойдешь еще в разведку?

– Да, пожалуй, мне этих скачек с адреналином на всю жизнь хватит. Я уж, как-нибудь, при связи. Ведь недаром говорят, что связь как воздух, когда она есть – ее не замечают, а когда нет – задыхаются!

Май 2017

«Герой умирает раз,

трус - тысячу раз»

(народная пословица)

Они дружили с детства, вместе ходили в школу, в спортивную секцию и девчонка им одна и та же нравилась. Некоторые, даже, принимали их за братьев. Русые волосы «ежиком», одинаковые спортивные куртки, оба высокие, крепкие. Среди них Юра всегда был заводилой, в любой компании в центре внимания. Саша же наоборот был скромным, застенчивым юношей. Когда пришла пора служить в армии, они единственные из их небольшого вологодского поселка попали служить в прославленное соединение морской пехоты, в артиллерийский дивизион, а через некоторое время им предложили написать рапорта на контрактную службу. Тогда Юрка сказал:

– Давай, Сашка, вместе на контракт!

– Так нас сразу же в Чечню пошлют!

– Ну и что! Ты, что – испугался! Ребята говорят, там тоже нормально. Зато «бабла» подзаработаем. Может – медаль получим. Ты, представляешь, мы приезжаем домой, идем по улице, на груди медали-ордена сверкают. Все девчата наши будут!

Саша согласился, контракт был заключен и через месяц усиленных занятий оба оказались в Чечне.

В десантном отсеке вертолета – гул, бойцы в новом обмундировании сидят, плотно прижавшись друг к другу, автоматы держат между ног. Сидеть неудобно – на себе тяжелое снаряжение, ноги затекли, да еще какие-то коробки и мешки свалены тут же. В открытый люк вертушки, где на турели* дремлет видавший виды пулемет, мелькают голые верхушки гор, некоторые уже покрыты снегом, который искрится на солнце. Ниже вершин, на бурой земле тут и там чернеет голый лес. И над всем этим простирается иссиня голубое бездонное небо.

Юра всю дорогу хохмил, что-то рассказывал, хлопая рядом сидящих товарищей по коленкам, но на это никто не обращал внимания. Лица бойцов были сосредоточены, каждый думал о своем.

– Ну, что, Сашка, дрейфишь! – крикнул он в ухо другу и хлопнул ему по коленке.

Саша посмотрел на него и ничего не ответил. Ему на самом деле было      немного страшно. Неизвестность      томила,      но успокаивало то, что он был не один, кругом были такие же ребята, как и они с Юркой.

– Все, садимся! – перекрикивая рев двигателя, сообщил летчик, высунувшись из кабины.

Вертолет сделал крутой вираж, а затем резко пошел вниз. У Саши захватило дух. Он посмотрел на друга. Юрка сидел, опустив голову, с усердием щелкая предохранителем автомата.

Лопасти еще крутились, а они уже разгрузили вертолет. Прозвучала команда:

– В две шеренги становись!

Перед строем вышел офицер в выгоревшей горке* и пыльной черной шапочке. Звания его не рассмотрели, так как поднятая вертолетом пыль все еще висела в воздухе. Офицер достал список и начал выкрикивать фамилии. Матросы выходили из строя и их тут же забирали, стоявшие рядом офицеры и прапорщики. Друзья оказались в самоходной батарее и даже в одном расчете. Юрка попал на должность заряжающего*, а Сашка – заряжающего с грунта*. Командир орудия – младший сержант, всего-то старше на год, привел их к большой палатке, которая стояла в какой то, как показалось им, яме. Откинув полог, охрипшим голосом сказал:

– Размещайтесь здесь. Вещи можете оставить, – и, обращаясь к бойцу, который топил печь, рубя малой пехотной лопаткой ящики от артиллерийских снарядов, – Серега! У нас кипяток есть? Дай этим «бандерлогам», пусть перекусят.

В палатке земляной пол был застелен сухой травой, на которой рядами лежали артиллерийские ящики, используемые как спальные места. На них аккуратно были расстелены спальники*. Здесь же были уложены вещевые мешки. В глубине палатки стояло двое брезентовых носилок – как потом оказалось, это были места отдыха старшего офицера батареи и командира взвода.

Через десять минут полы палатки отдернулись:

– Вы что, «бандерлоги», еще не перекусили? Кончай трапезу, пора делом заниматься.

Весь день батарея не стреляла. Старший офицер батареи до седьмого пота гонял расчеты, тренируя их выполнять огневые задачи, а вдобавок к этому еще рыли окопы. Так что к вечеру, с непривычки, друзья порядком устали.

Когда после ужина прозвучала команда «Отбой!», ребята, сняв только бушлаты и ботинки, завернулись в спальники и уснули богатырским сном.

Сквозь сон Саша услышал команду: «Подъем! К бою!» Свет ударил по глазам. Он проснулся и открыл глаза. В палатке было темно. Только небольшой свет давал фонарик командира взвода. Слышались команды:

– Веселее! К орудиям! К бою.

Кругом      раздавался      шум      и      сопение.      Бойцы,      быстро вскакивали, надевали ботинки, хватали оружие и выскакивали из палатки. Сашка вместе со всеми выбежал из палатки. Дождь холодным душем ударил ему в лицо. В кромешной темноте глаза не могли различить ни      единого огонька. Ноги, в не зашнурованных ботинках, хлюпали по грязи, в которую превратилась земля под дождем. Где-то недалеко справа иногда ухало и над головой, с шипением разрезая воздух, что-то проносилось. Один из бойцов, пробегая мимо, ударил его по спине:

– Пригнись! А то зацепит!

Сашка сделал шаг, нога попала в яму, и он упал в холодную, вязкую жижу. Быстро поднял автомат, встал на колени. Чернота такая, что ничего не видно. «Куда бежать? Где орудие?» -подумал он и его охватил страх. Зубы начали предательски отбивать чечетку, хотелось куда-нибудь спрятаться.

Звуку запускаемых двигателей самоходок* он обрадовался так, как не радовался, наверно, ни одной самой любимой мелодии. Не вставая на ноги, закинув автомат за спину, он на карачках быстро направился в сторону звука.

– Ну      что,      доковыляли,      бандерлоги?      – услышал      он показавшийся ему родным голос.

Младший сержант сидел на корточках у орудия.

– А где второй? – спросил командир орудия.

– Я н-не знаю!

– Ладно!      Потом      разберемся!      Становись наместо заряжающего! Будем из боеукладки* работать!

Около двух часов батарея выполняла огневые задачи. Затем раздалась долгожданная команда «Отбой!». Небо заметно посветлело, дождь уже не лил как сумасшедший, а противно моросил.