Бойцы осторожно разбрелись вдоль разгромленной колонны. И буквально через минуту раздался громкий голос Сашки:
– Товарищ сержант, глядите, кого я нашёл.
Обойдя разбитый грузовик, я увидел двух бойцов, направивших винтовки на сидящего у колеса гитлеровского офицера. Серая фуражка с чёрной тульей, кокардой и птицей валялась рядом, кровь и копоть испачкали его лицо, висящую только на правой руке пятнистую куртку и расстёгнутый серый мундир. Левый рукав, левый бок и левая штанина потемнели от крови. По гладкому погону с продольным рифлением я понял, что он лейтенант. Чёрные с розовым кантом петлицы означали принадлежность к бронетанковым войскам. Опираясь на землю правой рукой, он морщился от боли и пытался сфокусировать взгляд.
Я ещё с институтских времён кое-как изъяснялся на немецком, а тут вдруг неожиданно для самого себя свободно заговорил на хохдойч:
– Leutnant, sich vorstellen. (Лейтенант, представьтесь).
– Leutnant Paul Lemke. (Лейтенант Пауль Лемке).
– Ihre Division und Teil? Machen Sie nicht den Rückgriff auf Kraft. (Ваша дивизия и полк? Не заставляйте прибегать к насилию).
– 47 Armeekorps, 18 Panzer-Division, 88 Aufklärungs-Bataillon, erste Roth. (47 моторизованный корпус, 18 танковая дивизия, 88 разведывательный батальон, первая рота).
– Aus Gruppe Heinz Guderian? (Из группы Гейнца Гудериана?).
– Ja. (Да).
– Ihr Ziel ist es hier? (Ваша цель здесь?).
– Intelligenz Reiseroute und Vernichtung der Reste bolschewistischen Truppen. (Разведка маршрута и уничтожение остатков большевистских войск).
– Wohin Schlag Ihrer Division? (Куда направлен удар вашей дивизии?).
– Auf Slonim und weiter auf Baranovichi und Minsk. (На Слоним и дальше на Барановичи и Минск).
– Wenn hier wird Ihr Division? (Когда здесь будет ваша дивизия?).
– Nach 6 oder 7 Stunden. Nach Wartung, tanken, Mittagessen und Anweisungen. (Часов через 6 или 7. После обслуживания техники, заправки топливом, обеда и инструкций).
– Wo ist jetzt 24 Armeekorps? (Где сейчас 24 корпус?).
– In Iwatsevitshci, am Abend wird auf Baranovichi. (В Ивацевичах, к вечеру двинет на Барановичи).
Под впечатлением от своих новых способностей я задумался, машинально расстегнул карман гимнастёрки, достал и раскрыл солдатскую книжку. Батов Василий Захарович 1915 года рождения. Образование 8 классов. Гражданская специальность тракторист. Призывался из Калининской области. Сержант. 17 механизированный корпус РККА. 27 танковая дивизия. 27 мотострелковый полк.
Вот теперь информация сопоставилась, и всё встало на свои места. Я оказался в окрестностях городка Слоним, который растянулся вдоль излучины речки Щара, текущей с севера на юг. К западу находился так называемый Белостокский выступ, в котором сейчас фашисты рассекают, окружают и бьют разрозненные корпуса и дивизии 3, 4 и 10 советских армий. К востоку от Щары расположились недоукомплектованные дивизии 47 стрелкового и 17 механизированного корпусов. Сюда же должны отойти остатки разбитого под Брестом 14 мехкорпуса. И над всем этим скопищем, как чудовищные стальные клещи сжимаются две германские танковые группы: Гудериана с юга и Гота с севера. Гудериан, как одержимый, прёт от Бреста и в известной мне истории 24 июня его передовые батальоны уже вышли к Слониму и столкнулись с частями нашей дивизии. Тогда немцев задержали на сутки. Значит, сегодня 24 июня. А коли так, то наврал лейтенант Лемке. Танки фон Швеппенбурга двинут из Ивацевичей на Барановичи только завтра.
Та-ак. До катастрофы остались считанные дни и даже часы, и, похоже, надежды на благополучный исход почти нет. Необходимо немедленно принимать решительные меры. Но как их тут принимать? Что я, простой пехотный сержант, могу сделать в этой жуткой неразберихе, когда обос… растерявшиеся генералы ничего сделать не могут, а в штабах сейчас творится чёрт знает что. Да, какие там, нахрен, генералы, если и Генеральный штаб, и Правительство, и сам Сталин потрясены начавшимся хаосом.
Почти все западные корпуса и соединения формировали наспех по мобилизации накануне войны, наскребали личный состав с миру по нитке из разных областей. Кадровых командиров в них почти нет, оружия кот наплакал, а основная техника застряла где-то под Минском и Смоленском. В 17 мехкорпусе более-менее боеспособна только наша 27 танковая дивизия, поскольку её сформировали на основе штатного танкового полка. Но даже в ней танков чуть. Артиллерия и зенитки имеются, да снарядов к ним нет. Во всём корпусе на 30 тысяч душ приходится 10 тысяч винтовок почти без патронов. Зато немец вооружён до зубов. Как хочешь, так и воюй, можно плеваться в него, можно матом ругаться, или дубины в лесу вырубить.
Я поднял глаза. Сашка и бойцы уставились на меня с открытыми ртами и ошалевшим видом.
– То-ва-рищ сержант, так вы и немецкий знаете. Чисто как немец болтаете. И откуда, коль не секрет, умение, – с подозрением проговорил Сашка и прищурился.
– Вот видите, бойцы, что значит образование. Память хорошая, да учился прилежно. А вы, небось, меня в уже немецкие шпионы записали. А?
– Да, что вы такое говорите… Однако вон оно как…
– Так, бойцы, лейтенант много полезного наболтал, и теперь больше не нужен, – я сделал рубящий жест, – понятно?
– Как же так. Ведь живой человек.
– Зато вон там, – я раздражённо указал за спину, – на поле наши товарищи мёртвые лежат, наши командиры тоже мёртвые, бабы, дети и старики местные все скоро мёртвыми будут, расстрелянными, сожжёнными заживо, заморёнными голодом и повешенными. Этих гадов сюда никто не звал. Ефрейтор Сафронов, – Сашка вытянулся, – исполнять!
– Товарищ сержант, – я обернулся, – красноармеец Ситников, разрешите обратиться.
– Что тебе?
– Пойдёмте, поглядите сами.
Возле первой машины с прицепом стояли нагруженные трофейным оружием бойцы и что-то негромко обсуждали.
– Вот смотрите, товарищ сержант, чисто чудо-юдо.
Я глянул в прицеп и меня от радости аж мурашки по спине пробежали.
– Нет, братцы, вовсе это не чудо-юдо, а наше спасение. Эта хреновина – тяжёлое противотанковое ружьё Маузера, калибр 28 на 20 миллиметров. Прицельно бьёт на версту. Снаряды особые, и скорость у них жуткая почти полторы версты в секунду, потому и броню прошивает, как бумагу. Да мы этим ружьецом все их лёгкие танки и броневики перебьём. А снаряды? Какие-нибудь ящики поблизости видели?
– Вот эти, наверное, – Баля откинул брезент со штабеля ящиков у передней стенки.
Я забрался в прицеп. Ага! Они самые, голубчики, подкалиберные с карбид-вольфрамовыми сердечниками. Десять лотков по двенадцать выстрелов в каждом. Вот этакое богатство нежданчиком привалило! Так, а что ещё тут гансы заховали? Четыре ящика с винтовочными маузеровскими патронами и один с парабеллумскими. А здесь гранаты-толкушки. Да, этого добра мне на хороший бой хватит. Уф-ф, ну, теперь живём!
– Так, бойцы, в этом прицепе наша победа и наша жизнь, беречь его, как зеницу ока. Баля и Иванов лично головой отвечаете. Всё, заканчиваем мародёрку. Уходим!
Последним подошёл бледный Сашка.
– Кто машину водить умеет? Двое. Кто из вас с этим агрегатом справится? Фамилия, имя?
– Красноармеец Миронович Николай.
– Вот, Коля, получай аппарат, – я указал ему на вторую машину, – залезай, смотри, знакомься. Через пять минут трогаемся. Задача понятна?
– Понятна.
– Товарищ сержант, вот возьмите, – хмурый Сашка протянул мне офицерский планшет, бинокль, часы, удостоверение и сердито засопел.
– Саня, ты кончай дуться. Война идёт. Жестокая мясорубка. Часа не прошло, как ты в рукопашной гансам лопаткой головы рубил, а тут раскис.
– То в драке оружного завалить, а то пленного раненого заколоть.
– И что с того? Он пришёл за нашими жизнями, значит должен был готов отдать свою. Всё, разговор окончен. По-быстрому грузим трофеи. Через пять минут уходим. Ступай, поторопи бойцов.
Пока Сашка шумно подгонял красноармейцев, я залез в кабину Опеля и раскрыл планшет. В нём помимо блокнота, карандашей, перочинного ножичка и всякой мелочи лежала склеенная из четырёх листов карта-двухвёрстка района Слонима, Ивацевичей и Барановичей. Я поводил пальцем по карте, проверяя отметки и направления. Всё соответствовало моим послезнаниям, и это был поистине шикарный бонус. И хотя в целом ситуёвина складывается страшненькая, но в частностях мне пока неслыханно везёт, наверно, кто-то на меня ворожит.
