Пришла весна, а с ней и Пурим, это праздник в память о спасении евреев, проживавших на территории Древней Персии, от истребления Аманом-амаликитянином, как объяснили Ите. Ну, сначала был пост Эстер, когда кушать нельзя, но Иты это правило не касалось, потому что она ребенок. Тем не менее девочка решила провести этот день вместе со всеми, поэтому ее поили бульоном, чтобы она не сделала себе плохо. Иногда Ита упиралась и переубедить ее было совершенно невозможно. А после поста был веселый праздник с карнавалом и чем-то похожим на концерт для детей. Десятки детей собрались, и Ита шагнула к ним. Как ни странно, ее сразу же приняли в свой круг, отчего стало так радостно, так весело, что девочка весь день и не запомнила. В этот день ребе говорил немного иначе и еще была молитва «Мегилат Эстер», показавшаяся Ите очень красивой, но детский праздник, конечно, сделал девочку счастливой. Спустя месяц или около того наступил Песах…24

В самом конце мая наступил этот день. День Памяти. Ита не знала ничего об этом дне, но женщины общины рассказали девочке, что это память об убитых евреях. Еще его называли Днем Катастрофы. Ребецин усадила большую уже девочку себе на колени и принялась рассказывать о том, как одни люди убивали других людей только за то, что они есть.

Все в этот день были понурыми и очень грустными. А потом, уже после службы, ребе показывал на большом экране кадры из старых фильмов, называвшихся «кинохроника». Младших детей не пускали, потому что там было слишком страшно, но Ита, знавшая все закоулки в синагоге, пробралась и, усевшись почти у самого экрана, принялась смотреть и слушать.

– Концентрационные лагеря, газовые камеры, расстрелы… – на экране были показаны люди – почти скелеты, смотревшие, казалось, с немым вопросом: «За что?».

– Внешне такие же люди, как и мы, они… – взгляд девочки прикипел к одной фотографии, крупно показывавшейся на экране. Там был кто-то очень похожий на герра Вольфа.

– А-а-а-а! – от нестерпимой боли закричала Ита, упав на пол. Девочку били судороги, отчего показ остановили, но Лев, уже знавший, на что так реагирует ребенок, вгляделся в демонстрировавшуюся последней фотографию, на которой был запечатлен эсэсовец с хлыстом, замахивавшийся на кого-то.

В себя Ита пришла уже в кровати. Она прерывисто дышала, с ужасом глядя вокруг. Девочке казалось, что сейчас в комнату войдет герр Вольф и тогда… Но все было спокойно, ее гладила ребецин, уговаривая успокоиться. Иту быстро осмотрел врач, дав какую-то микстуру в стаканчике, отчего глаза начали вскоре закрываться.

Рахель, грустно улыбаясь, гладила испытавшую много страшного в своей жизни девочку. Спокойно спавшую, благодаря лекарству, а идише мэйделе.25

Уже понявшие, что именно ищут, очень специальные люди, прибывшие из далекой страны, активизировали поиски, но пока результата не было, а время шло. Пролетело лето, началась осень, и Ита пошла в школу. Ее охраняли, конечно, двое из тех самых людей охраняли девочку по дороге в школу и из школы, но ничего не происходило, как не давали результата и поиски.

Едва удалось что-то нащупать, как девочка пропала. Возвращаясь из школы, Ита бесследно исчезла. Это был обычный пятничный день, синагога готовилась к празднованию субботы, давно уже должна была вернуться девочка, но ее не было. Забеспокоившийся ребе уже поднял трубку, когда в синагогу вошли полицейские. Сердце ребецин, ждавшей девочку, екнуло. Она поднялась навстречу сотрудникам полиции.

– Чем мы можем вам помочь? – поинтересовалась женщина.

– Скажите, Ита Кац вернулась из школы? – поинтересовался старший из полицейских, на что женщина покачала головой.

– Что случилось? – поинтересовалась она.

– Неподалеку от школы обнаружен автомобиль с двумя мертвыми мужчинами, – ответил второй полицейский. – Насколько нам известно, они сопровождали вашу…

– Дочь, – закончила за него ребецин, сердце которой ныла от предчувствия катастрофы. – Я могу их увидеть?

Девочку объявили в розыск немедленно, полиция, подстегнутая чуть ли не из Берлина,26 принялась рыть землю, но все было без толку – от девочки не осталось ничего, она просто исчезла. Никто ее не видел, никто ничего не слышал. Специальных людей стало значительно больше, а державшаяся за сердце Рахель каждый день боялась услышать, что их мэйделе нашли мертвой.

Зеев доложил о своей находке прямо в Берлин, как и о сделанных выводах, на что там схватились за голову. После той войны на такие вещи реагировали сразу, потому дело взяли на контроль на самом верху, но только спустя почти месяц удалось обнаружить и «школу», и… нацистов, наследников давно запрещенной организации. Комплекс зданий был окружен полицейскими подразделениями, обнаружившими такое, что кровь стыла в жилах, но так и не обнаружившими Иту Кац.

– Она… они ее… а она бух и все… – это рассказала обнаруженная в подвалах почти замученная девочка. Что она имела в виду, установить не удалось. Седой ребенок сошел с ума. Шум поднялся от земли до неба, ибо такие вещи в Германии так просто с рук не сходили, а тут еще и вполне законные требования Государства Израиль… Но девочки нигде не было, она будто провалилась сквозь землю.

Для Иты все произошло внезапно. Школьный день закончился очень радостно, ведь она получила целую единицу,27 что несказанно радовало почти одиннадцатилетнюю девочку. Ее, как всегда, встретили, как всегда, посадили в машину, сразу же двинувшуюся с места, а потом вдруг что-то затрещало, кто-то очень страшный рванул дверь автомобиля, и последним, что услышала Ита, было какое-то шипение, после которого все померкло.

Очнулась девочка совершенно обнаженной и привязанной за руки к потолку, отчего могла стоять только на цыпочках. Некоторое время никто не приходил, Ита слышала только «кап-кап-кап» и время от времени чьи-то дикие крики, отчего стало еще страшнее.

Наконец дверь резко раскрылась, и в камеру вошел герой кошмаров девочки – герр Вольф. Он выглядел очень злым, сразу же замахнувшись на Иту. Стало очень-очень больно, девочка кричала, срывая голос, но становилось только больнее. И сквозь эту боль прорывались слова…

– Недочеловек! Омерзительная грязь! – доносилось до бьющейся от боли девочки. – Ты заплатишь за все! – в этот момент все померкло.

Очнулась Ита все в той же позе, только все тело сильно болело, еще, казалось, что по нему что-то течет. Губы девочки зашептали молитву, казалось, что все произошедшее не более, чем сон. Подняв голову, Ита увидела Эльзу, которая висела в такой же позе, но та девочка была… Черные волосы Эльзы сменили свой цвет, став совсем серыми.

– Эльза! Эльза! Что происходит, где мы? – прохрипела сорванным горлом Ита.

– Мы в школе, – просипела седая девочка, ее голос не выражал ничего. – Мы недочеловеки, за это нас надо медленно убить.

– Нет! Нет! – попыталась закричать когда-то Ингрид, но закашлялась, а потом дверь еще раз раскрылась и опять стало больно. Девочка уже не могла кричать, она хрипела, хрипела, задыхаясь от ужаса, а где-то вдалеке наливался белым ярким светом артефакт.

– Ты сдохнешь даже не тогда, когда захочешь, – прошипел в задранное лицо девочки герр Вольф, на человека совсем не похожий. – А когда я тебе позволю это сделать!

И снова накатывала сводившая с ума боль. Их не кормили и почти не поили, но Ита уже потеряла счет времени, плавая просто в океане боли. Что и зачем с ней делают, она не понимала, молясь Ему каждый момент, когда была в сознании и не кричала от невыразимой боли. Девочка дрожала, но продолжала шептать молитвы. Наконец что-то случилось, по крайней мере Ингрид это почувствовала.

– Тебя ищут, – усмехнулся мучитель. – Но они не успеют, ты сдохнешь прямо сейчас!