Мужчина подошел ближе к своему противнику. Тот ловко отполз в сторону и поднялся на ноги.

– Зря ты так, – угрожающе заявил тот и с силой выбросил вперед кулак.

Валентин отклонился назад, затем перехватил его запястье, а второй ладонью прикрыл нападавшему нижнюю часть лица с такой силой, что тот не мог пошевелиться. Перед ним оказалось свободное от одежды плечо, и он понял, что адски голоден. Мужчина посмотрел в полные ужаса глаза своего противника, а затем вонзил зубы в мускулистую руку.

– Я в тебе не сомневалась, – без тени страха сказала Алла, когда затих истошный, заглушенный крепкой ладонью крик. – Ты справишься.

Она поднялась, поправила платье и немного отряхнулась, а потом направилась в сторону кафе, оставив Валентина наедине со своим обедом. Тот оторвался от еды. Замерев на некоторое время, он тупо смотрел на стену. Шла внутренняя борьба между остатками самообладания и истинными желаниями. И голодом.

Когда цокот каблуков по тротуару затих вдали, Валентин уже не сомневался, что держит в своих руках свой самый вкусный ужин.

Профессор Подбельский осторожно поправил галстук и вытянулся за кафедрой. Его небольшой рост не позволил сделать это максимально грозно, поэтому в придачу он нахмурил кустистые брови и внимательно посмотрел на аудиторию.

– Повторите, что вы сказали, молодой человек. Я не расслышал ваш вопрос.

Разумеется, этот вопрос он уже слышал. И слышал не раз. За все двадцать пять лет, что он преподает на кафедре современную историю, не проходило и года, чтобы кто-то не спросил…

– А что было бы, если бы революционное движение в стране взяло верх?

Подбельский внимательно посмотрел на студента, что задал вопрос. Совсем еще юный мальчишка, первый курс. И хотя в университете с неодобрением относились к таким личностям, профессор считал нужным дать ответ. Пусть лучше знают, чем фантазируют, чертовы романтики.

– Вы же знаете события двадцатого века, правда? – слегка прищурился он, провоцируя любопытного мальчишку.

– Да, разумеется, – с жаром подхватил тот, вскочив с места, и начал тараторить: – В начале двадцатого века вспыхнула Первая Мировая Война, когда правители основных государств Европы разделились на две группы. Одна поддерживала агрессора, а вторая им противостояла. Во время этой затяжной войны родилось множество революционных движений, которые за несколько лет слились в общее антивоенное и антигосударственное. Результатом стало свержение многих правительств Европы.

– Прекрасно. – Подбельский улыбнулся, провокация удалась. – А знаете ли вы, как эти события называются по ту сторону границы, в странах победившей революции?

– Борьбой за свободу, народную власть и еще как-то… – здесь студентик смутился и немного спрятался за парту.

– Вы же отлично все помните, – профессор-провокатор широко улыбнулся, сверкнув зубами. – То, что это слово не в чести в нашей империи, еще не значит, что вам запрещено его произносить. По крайней мере, в этой аудитории. Ну же?

– Антиимпериалистской, – последовал робкий ответ.

– Да, действительно. – Подбельский выдержал театральную паузу, наслаждаясь тишиной, которая повисла в аудитории. – Похоже, вы действительно хорошо знаете этот период. Не желаете ли рассказать о событиях, которые последовали после тысяча восемнадцатого года? Как вас, простите?

– Николай.

– Слушаю вас очень внимательно.

Профессор облокотился на идеально чистую кафедру. Он терпеть не мог, когда его дорогой пиджак регулярно покрывается пятнами от пыли или мела. Современные технологии позволяли транслировать изображение на экран, но у него болели глаза и потому видеотрансляторы применялись крайне редко.

– В двадцатому году, к моменту, когда закончилась Великая Война, большая часть европейских стран была разорена. Правительства не могли поддерживать экономику и путем революций власть перешла в руки восставших. Наша империя менее других пострадала в результате военных действий, поскольку сражения велись в приграничных зонах.

– Но и у нас были потери, – вставил свое слово профессор. Остальная аудитория затихла.

– Да, территориальные. На землях Украины и Польши тоже было мощное движение, однако в двадцать четвертом и двадцать восьмом соответственно эти страны вернулись в нашу империю.

Николай осторожно замолчал, ожидая реакции преподавателя. Глаза остальных были устремлены на него. Историю двадцатого века знал весь курс. В конце концов, это был один из самых известных университетов Империи, поэтому сюда не брали людей, которые не имели должного базового образования.

– Давайте не будем забывать о причинах этого возвращения и о том, что вернулись не только эти страны. Хотя, если государство просуществовало всего несколько лет, можно ли называть его государством? – Подбельский посмотрел на студентов и улыбнулся. – Итак, к двадцать восьмому году к Империи на западных границах присоединились…

– Польша, часть бывшей Австро-Венгрии, вернулись украинские земли и кусочек северной Германии.

– И весьма хороший кусочек, скажу я вам, Николай. Садитесь. Ваши знания базового курса весьма и весьма качественные. Давайте я расскажу вам о причинах, и вы сами получите ответ на свой вопрос.

Николай сел, слегка вспотевший от волнения. Сосед сбоку ободряюще ткнул его локтем в бок и показал большой палец.

– Что ж, друзья мои, – профессора слегка повысил голос, чтобы все его слышали. – Кто из вас назовет три причины, по которым революционеры снова обернулись в сторону Российской Империи?

Повисло тягостное молчание. Подбельский ухмыльнулся. Такие знания в школах не дают, а родители старательно уберегают головы своих детишек от такой информации. До поры до времени. Ну что ж, на то и существует высшее образование, чтобы не просто давать факты, но связывать их между собой, показывать систему и учить видеть причинно-следственные связи. Не то что там, на западе.

– Не знаете? Даже вы, Николай?

Юноша в ответ покачал головой, но взгляда не отвел.

– Первая причина, – еще немного повысив голос, начал Подбельский, – Экономика. Не все страны смогли за столь короткий срок фактически с нуля создать собственную экономику. Не на чем, нечем и некем было ее восстанавливать. Об этом более подробно мы будем говорить на следующей лекции. Вторая причина – люди. Не все поддерживали смену власти. Традиции были опорой, но их разрушили до основания, поэтому те, кто оказался вне системы, были недовольны. И их было много. Ну и, в третьих, влияние более крупных стран, к которым тяготели регионы.

– Профессор!

– Да? – с легким недовольством ответил Подбельский. Он не любил, когда его прерывали.

– Но если люди так хотели равенства и справедливости, – продолжал студент из третьего ряда. – Почему они не смогли это сохранить? Ведь война шестьдесят девятого года между Францией и Германией, попытка переворота в Британии в семьдесят первом, мелкие стычки на границах Югославии и Румынии…

– Я понимаю, о чем вы, – профессор расплылся в улыбке. – Но люди всегда остаются людьми. Давайте сыграем в очень простую игру. Мне она нравится своей наивностью. Выходите сюда.

Студент неторопливо встал из-за длинного стола, и, подвинув нескольких своих сокурсников, двинулся к преподавателю под негромкие приободрения: «Давай, Макс!», «Вперед!» и прочие.

Тем временем Подбельский открыл ящик и достал оттуда пять свежих яблок. При всей своей тучности он обожал хрустеть свежими фруктами между занятиями. Мужчина выпрямился и прищурился – через окно аудитории ему в глаза било низко висящее зимнее солнце. Яблоки он зажал предплечьем на уровне груди.

– Смотрите, что у меня есть, – громко объявил профессор. – Пять спелых, сочных, красивых яблок. Всего два столетия тому назад на склонах Кавказа невозможно было выращивать такие сады, какие есть сейчас. Но поскольку территории к югу от гор тоже принадлежат нашей империи, эти благодатные почвы наконец-то приносят пользу! Хотите угоститься? – предложил он студенту яблоко, потерев его платком так, что ярко-красный бок сиял на солнце.