Делая все необходимые оговорки и понимая, что любой фантастический роман - в первую голову лишь развлекательное чтиво, следует все же признать - в подобной "философии истории" воплотился вполне определенный тип исторического мышления. Россия разорена оттого, что огромное количество материальных и людских ресурсов было украдено темными силами. Причину российского разорения знают лишь те немногие, кто был осведомлен о тайной деятельности этих темных сил. Следовательно, публицисты зря переводили бумагу на изучение "измов", вся общественная мысль ничего не стоит, если она не стала причастной Сакральной Осведомленности. Таким образом, бессмысленной оказывается деятельность экономистов с их статистикой, социологов с их теориями, историков с их архивами - все эти специалисты обобщают второстепенные факты и не знают главного. Статистические таблицы не содержат Тайны. А Тайна хранится за завесой, куда доступ разрешен лишь трем категориям лиц: Посвященным (с большой буквы), высшим чинам КГБ и начитавшимся Стругацких и Кастанеды фантастам. Объяснение российской истории начинает напоминать сказку про Буратино - суть ее сюжета кроется в тайне секретной Двери, что находится в каморке у шарманщика Карло и о которой знают лишь "карабасы", принадлежащие к сообществам осведомленных. Впрочем, такие сообщества - это тоже разновидность "тайной ключевой реальности".
Конечно, "магическая" или "криптоисторическая" парадигма проявляется в дискуссиях об истории и политике далеко и за пределами фантастики. Она может, например, принять форму снобизма отставных разведчиков в отношении штатских ученых и философов. Что эти "шпаки" могут сказать интересное, они ведь не знают наших тайн! Анализу социологов и историков противопоставляется осведомленность и посвященность. С точки зрения социальной философии, такие романы, как "Одиссей покидает Итаку" или "Гиперборейская чума", - это победа дискурса осведомленности над дискурсом анализа: чтобы понять исторические события в России, не важен никакой социологический анализ многих тенденций и фактов, надо лишь с таинственным видом узнать некую страшную тайну, и болван, который посвящен в эту тайну, будет лучшим социологом, чем Дюркгейм и Макс Вебер вместе взятые. Кстати, в "Гиперборейской чуме" главного противника "Асгарда" почему-то зовут именно Максимом Вебером. Это некий "шведский инженер-электрик" (хорошо еще, не назвали его прямо "немецким историком"), ставший сотрудником КГБ и разоблачивший (правда, без особых последствий) всю антигосударственную деятельность Асгарда. Но это совершенно ложная аллюзия: Макс Вебер никогда не выявлял концентрированные компактные заговоры, а обобщал рассеянные факты.
В этом противопоставлении компактности и рассеяния - главная причина, почему оккультисты и фантасты находятся в оппозиции к науке и философии причем, Истина и Тайна истории некий компактный предметный регион, который можно подсмотреть и засекретить, оградив стенами эзотеризма, или эта тайна рассеяна в миллионах фактов и подробностей, которые можно обобщать до бесконечности?
Впрочем, согласимся с тем, что для того, чтобы понимать общество и историю, надо иметь в руках нечто компактное. Вопрос в том, какой природы будет эта компактность: компактность концепции, обобщающей разрозненные социальные факты, или компактность факта, признанного ключевым?
Добавим аргумент сторонникам "осведомленности": никто не осмелится утверждать, что все великие социологи и социальные философы, все Карлы Марксы, Максы Веберы и Толкоты Парсонсы дали нам в руки теории, которые позволяют понимать и предвидеть общественное развитие. И это закономерно: ведь в реальной действительности факты существуют в рассеянном виде, и их концентрация в социальных теориях и категориях будет неизбежно их искажением, сделанным для нужд слабого разума, неспособного оперировать разрозненными сведениями. Сомнительный капитал социологии не идет ни в какое сравнение с блеском Буратино, который в школе не учился, азбуку продал и потому никаких "фактов" не знает и знать не хочет, но зато он знает один, главный, золотисто-ключевой факт - тот, что находится в каморке у папы Карло за нарисованным на холсте очагом.
Слабость науки всегда оказывается капиталом в руках криптоисториков. Можно вполне согласиться с мнением Андрея Шмалько, утверждающего, что неизвестные, малоизученные либо недостоверные зоны истории являются наиболее благодатной почвой для криптоисторической фантастики. Поскольку последние минуты жизни комдива Чапаева достоверно не отслежены, то в принципе можно предположить, что он не утонул в Урале, а выжил и уехал во Внутреннюю Монголию, как это утверждается в романе Пелевина "Чапаев и Пустота" 203). Но нужно осознать, что криптоисторики говорят не просто о тайных фактах, а о "тайных пружинах" событий. В обычных - не фантастических исторических романах, очень часто придумываются события, которых не было, но которые могли бы быть. Но криптоисторики - даже когда действуют в указанной Валентиновым области неизвестного - не просто додумывают неизвестные факты, а додумывают их более значимыми и влиятельными, чем они могли бы быть в принципе. В криптоистории даже нефантастические факты оказываются фантастически значительными.
Всякое оккультное или теософское истолкование истории, любые разновидности "теории заговоров", всякое преклонение перед могуществом тайных обществ или спецслужб, полагаемых главными двигателями истории, всякая привязка истории к астрологии неизбежно находится в оппозиции к "обычным" социальным наукам, поскольку они исходят из совершенно несовместимых методов истолкования исторических процессов. Говоря это, мы имеем в виду вовсе не ту несовместимость, о которой говорили в XIX веке, когда рассуждали о несовместимости научного и религиозного подходов к истории. Тогда речь шла о несовместимых содержательных предпосылках: одни говорили о божественных влияниях, другие - о влиянии экономических факторов. Мы говорим совсем о другом, более формальном и в то же время - более радикальном различии. Вкратце суть этого различия заключается в следующем: криптоисторический взгляд на историю есть дискурс осведомленности, в то время как социология - дискурс анализа. Одни пытаются обобщать реальность, у которой, говоря словами Гете, нет ни ядра ни оболочки, другие - знают Ядро и могут со спокойной совестью игнорировать оболочку. О том, насколько распространены в современной социальной мысли такого рода криптоисторические концепции, может свидетельствовать нижеследующий критический пассаж, направленный Славоем Жижеком против современной западной леволиберальной мысли: "Если традиционные культурологические исследования критикуют капитализм, то делают они это в соответствии с типичными кодами голливудской паранойи: враг - это "система", скрытая организация, антидемократический заговор, а не просто капитализм и государственные аппараты. Проблема этой критической установки не только в том, что она подменяет конкретный социальный анализ борьбой с абстрактными паранойальными фантазиями, а в том, что - в совершенно паранойяльной манере - она без необходимости удваивает социальную реальность, как если бы за "видимыми" капиталистическими и государственными органами стояла тайная Организация. Нужно признать, что нет никакой необходимости в существовании "организации в организации", заговор уже присутствует в самой "видимой" организации, в капиталистической системе, в том, как функционируют политическое пространство и государственные аппараты" 204).
Вполне возможна и религиозная философия на почве дискурса анализа. Такова, например, историософия Бердяева. Бердяев признает наличие в истории мистической тайны, но подойти к этой тайне он считает возможным лишь исходя из исторических фактов, и в смысле опоры на факты Бердяев ничем не отличается от "светского" социолога. Бердяев, писавший о религиозном смысле либерализма и метафизическом смысле коммунизма, очень бы удивился, если бы ему сказали, что изыскиваемый им исторический ноумен весь без остатка заключается в нескольких розенкрейцеровских обрядах да еще в нескольких проведенных чекистами тайных операциях. "У ноумена, - сказал бы философ нет конкретного места, его надо уметь увидеть сквозь феномены, то есть через известные исторические события". Так что, повторим, борьба социологии с оккультизмом, истории с криптоисторией - это вовсе не борьба материализма с религией, а борьба обобщающего разума с концепцией, в соответствии с которой имеются компактные ключевые реальности, и с помощью них историей можно управлять, как кораблем с помощью штурвала. Дискурс осведомленности считает общество уже обработанным некой разумной силой так, что в нем, как в рукотворной машине, выработались управляющие подсистемы, в то время как дискурс анализа считает общество феноменом, более близким к природе и в историческом масштабе неуправляемым.
