Сознавая всю неприспособленность современного общества для подвигов, Эрнст Юнгер в эссе "Рабочий" выдвинул концепцию "романтического пространства", которое противостоит "бюргерскому миру" и которое есть, собственно, область стихийных, не смягченных цивилизацией опасностей. Однако Юнгер вполне сознает всю недоступность романтического пространства для современного человека. "Романтик, - пишет Юнгер, - пытается ввести в действие ценности стихийной жизни, о значимости которой он догадывается, не будучи к ней причастен, и поэтому дело не может обойтись без обмана или разочарования. Он видит несовершенство бюргерского мира, но не умеет противопоставить ему никакого средства, кроме бегства от него" 138). Разумеется, есть различные формы такого бегства, но все они имеют характер негативный, т. е. отталкивающийся от окружающей обстановки: "Если романтическое пространство раскрывается как отдаленное, наделенное всеми признаками миража в пустыне, то романтическая позиция раскрывается как протест. Есть эпохи, когда всякое отношение человека к стихийному выступает как романтическая одаренность, в которой уже намечен надлом. Тогда всякое отношение человека к стихийному - дело случая, обнаружится ли этот надлом как гибель в отдаленном краю, в опьянении, в безумии, в нищете или в смерти. Все это формы бегства, когда единичный человек складывает оружие, не найдя выхода из круга духовного и материального мира" 139).

Однако, перечисляя различные способы разрушения привычной обстановки от опьянения до гибели - Юнгер (возможно намеренно) забывает о таких привычных альтернативах повседневности, как фантазия и ее систематическая форма - фантастика (хотя Юнгер и сам писал фантастические произведения). Если окружающая среда не годится, нужно создать альтернативную доступными человеку средствами. В этой связи обратим внимание, что Юнгер упоминает "опьянение", это слово, употребляемое как в буквальном, так и в фигуральном смысле, очень часто используется при разговорах о романтике и романтизме. Причем "опьянение" связано именно со способностью создавать фантазийные альтернативные миры и затем верить в них. В данном пункте творческое воображение может выполнять те же функции, что и химический возбудитель. Психологи свидетельствуют: "Человек, не способный найти реальный выход из трудной ситуации (фрустрации), начинает прибегать к помощи иллюзий, вымыслов, верить в которые помогают алкогольное опьянение и наркотики, облегчающие решение внутренних конфликтов и освобождающие от запретов и ограничений" 140). Как известно, алкоголь и наркотические вещества делают человеческие фантазии гораздо ярче и реальнее. Происходит это, во-первых, потому, что наркотики снимают "оковы" с фантазии и подсознания, а во-вторых, потому, что снижают критическую активность рефлексии, позволяющую отличать вымысел от реальности. Но фантастика выполняет те же функции, хотя делает это и на уровне условности, игры, в которую играет читатель с автором. Сама по себе фантастика не "снимает оковы с подсознания". Но фантастика представляет образцы чрезвычайно свободного, специально натренированного воображения, которое выработано специальными усилиями "профессиональных фантазеров" - авторов фантастики, причем в рамках литературного процесса действует целенаправленный и доходящий до профессиональной методичности поиск новых и оригинальных фантазийных образов. Таким образом, в рамках фантастики читатель-зритель попадает как бы в поле раскованной фантазии, и недаром образы некоторых фантастов часто сравнивают с образами галлюцинаций и снов, а в отношении иных писателей даже строят предположения, что они специально пользовались галлюциногенами для получения новых образов.

Что же касается снижения критичности рефлексии, то эта цель достигается через жанровую условность. Если читатель готов прочесть фантастическое произведение, если он сознает, что оно фантастическое - значит, он сознательно временно отказывается от рефлексивной критики, также как человек в наркотическом экстазе отказывается от нее бессознательно.

Но какой альтернативный мир следует построить, чтобы обеспечить поле действия героям и чтобы их деяния воспринимались в ареоле романтики? Отвечая на этот вопрос, хотелось бы привести фрагмент из опубликованной в Интернете статьи современного радикально-антизападного мыслителя Константина Крылова. Статья называется "Волшебство и политика" и посвящена анализу причин популярности жанра фэнтези. Крылов пишет: "...человек чувствует себя униженным потому что лишен даже самомалейшей власти над тремя вещами: над собственной судьбой, над природой и над себе подобными. Современный "успех" настолько зависит от слепой случайности, от "удачи" в худшем смысле слова, что одно это может испортить всякое удовольствие, а самоуважения уж точно не прибавляет... Главный секрет современного мира как раз в том и состоит, что нами управляют отнюдь не Первые Лица Государств, - но, увы, и не Тайные Ордена, но и не Сионские Мудрецы, и даже не капризы Природы (все-таки не так обидно), - а ОБСТОЯТЕЛЬСТВА. Рынок, Техника, Политика - все эти абстракции, безличные "процессы", эти слепые и безжалостные из-за своей слепоты Мойры нашего мира. Нами управляет даже не Сатана, как надеются некоторые оптимисты. Нам не дано даже последнее утешение - представить себе эти абстракции в виде могучих и злобных существ и покориться им... Современный мир в этом смысле оскорбляет воображение: в нем не осталось ничего, вызывающего уважение и трепет... Вот теперь понятно, что все очарование Средиземья в том и состоит, что там такого не бывает. Жители Средиземья свободны от власти анонимных сил. Если что-то случилось (хорошее или плохое), значит, это кто-то сделал. Зло и несчастье - равно как и добро и благо - всегда результат чьих-то деяний..."

Итак, важнейшая задача остросюжетной - и, в особенности, остросюжетной фантастической - литературы заключается в том, чтобы вернуть индивиду ответственность, значимость и достоинство, не дать ему окончательно раствориться в массовых процессах. Сегодня только в фантастических романах одиночка может буквально спасти мир или выполнить иную важную миссию со столь же важным результатом. Героическое деяние - лишь частный случай ситуации, в которой человек может распоряжаться собственной судьбой, а самое главное - может реализовывать свои намерения. Собственно, героизм есть как бы милитаристический вариант романтической ситуации. Последняя может воплотиться как в рыцаре, способном бороться со злом, так и в возлюбленном, способном соединиться с предметом своего обожания. При этом совсем не обязательно, чтобы могущество романтического героя позволяло ему обязательно добиться своей цели, но оно должно давать шансы на победу и в случае неблагоприятного стечения обстоятельств - должно позволить добровольно выбрать гибель. Фантастика наделяет субъекта средствами, которые позволяют ему преодолевать инертность анонимных массовых процессов и самому влиять на исход событий. Фантастическое могущество возвращает человеку достоинства в обществе и окружающем мире - он становится существенным фактором их судьбы. Быть может, квинтэссенцией этих упований является монолог одного из персонажей повести Сергея Лукьяненко "Танцы на снегу":

"Тебе известно, Тиккерей, почему в Средние века на Земле, в докосмическую эру, рыцарство исчезло как явление? ...Если кратко... отдельный человек перестал быть серьезной боевой силой. Мастерство, подготовка - все пасовало перед примитивным огнестрельным оружием или даже хорошим арбалетом. Ну чего стоил рыцарь, друг мой Тиккерей, если тупой и грязный наемник мог убить его из засады, даже не дав приблизиться? Рыцарство возможно лишь в той ситуации, когда подготовленный человек-одиночка и впрямь является мощной боевой силой... История идет по спирали, Тиккерей. Сейчас развитие науки и биотехнологии привело к тому, что один единственный человек снова становится значимым фактором. Не нужны многочисленные экипажи и дорогостоящие космические корабли - маленький дешевый корабль с одним пилотом на борту способен уничтожить планету. Развитый в определенном направлении, прошедший определенные положительные мутации и соответственно тренированный человек способен противостоять тысячам противников"141).