Вообще история с Атлантик мансли вышла довольно забавная.
Как я уже сказала Гертруда Стайн отправила в Атлантик мансли кое-какие рукописи, не то чтобы в надежде что они их примут, но если бы каким-то чудом приняли, ей было бы приятно и Милдред Олдрич радость. Пришел ответ, подробный и достаточно аргументированный ответ от кого-то из членов редакции. Гертруда Стайн подумала что в бостонской редакции есть некая весьма неглупая дама, и написала очень развернуто по всем позициям обращаясь к мисс Эллен Седжвик. И тут же получила ответ тоже подробный по всем позициям и с признанием что тексты не лишены интереса но о рецензии не может идти и речи поскольку это оскорбило бы вкус читателей Атлантик мансли, но может быть имеет смысл дать их кому-нибудь из постоянных авторов на отзыв под рубрикой, если я ничего не путаю, Авторский клуб. В конце была приписка что редактора зовут не Эллен а Эллери Седжвик. Гертруда Стайн понятно была в восторге что Эллери не Эллен[148] и дала согласие на Авторский клуб, но все равно естественно никто на рукописи никакого отзыва не дал даже под рубрикой Авторский клуб.
Мы стали постоянно с кем-нибудь знакомиться.
(Далее следует перевод с английского, выполненный составителями) Кто-то сказал нам, уже не помню кто, что в нашем квартале некая американка открыла частную библиотеку и дает под залог английские книги. Нам в тогдашние безденежные дни пришлось отказаться от Муди, однако Американская Библиотека немного нам помогала но Гертруда Стайн хотела большего. Мы поискали и обнаружили Сильвию Бич. Сильвия Бич отнеслась к Гертруде Стайн с большим энтузиазмом, и они стали друзьями. Она первой оформила годовую подписку у Сильвии Бич, и Сильвия Бич была соответственно горда и благодарна. Ее небольшое местечко находилось на улочке недалеко от Ecole de Médecine. Американцев там было не очень много. Там был автор Beebie the Beebeist, и племянница Марселя Швоба, и несколько бездомных ирландских поэтов. Мы наблюдали расцвет Сильвии в те дни, она захаживала к нам домой и разъезжала с нами по стране на старенькой машине. Мы встречались с Адриенной Монье, она приводила с собой Валери Ларбо, и обе были весьма заинтересованы в Трех Жизнях, и таким образом мы поняли, что они задумались о переводе этой книги. Это было время, когда Тристан Тцара впервые посетил Париж. Адриенна Монье была очень взбудоражена его появлением. Пикабиа нашел его в Швейцарии во время войны и они вместе изобрели дадаизм, и после дадаизма, после упорной борьбы и ссор пришли к сюрреализму. Тцара также пришел в дом, я полагаю, что Пикабиа привел его, но я не вполне в этом уверена. Мне всегда казалось сложным понять его рассказы о собственном беззаконии и насилии, отчасти потому, что Тцара, после того, как он появился в доме, сидел рядом со мной за чаем и говорил со мной как приятный и не очень восхищенный брат. Адриенна Монье хотела, чтобы Сильвия переехала на улицу Одеон, и Сильвия колебалась, но в конце концов переехала, и это было причиной, по которой мы виделись уже не так часто. Они устроили вечеринку, чтобы отпраздновать новоселье; мы там тоже были, и там Гертруда Стайн впервые обнаружила, что у нее в Оксфорде есть молодые последователи. Там были какие-то юноши из Оксфорда, они были страшно рады с ней познакомиться и спросили, не может ли она дать им какие-нибудь рукописи и опубликовали их в том же девятьсот двадцатом году в Оксфорд мэгэзин. (Конец перевода)
Время от времени Сильвия Бич приводила в дом целую кучу народу, всяких молодых писателей и с ними женщины постарше. Именно тогда и появился Эзра Паунд, хотя нет его кажется привел кто-то другой. Потом она перестала к нам ходить но известила нас о том что в Париж приехал Шервуд Андерсон и хотел бы повидаться с Гертрудой Стайн и можно он придет. Гертруда Стайн передала в ответ что ей будет очень приятно и он пришел с женой и с Розенфельдом, музыкальным критиком.
По каким-то причинам теперь уже точно не помню меня при этом не было, скорей всего поссорились, во всяком случае когда я вернулась домой Гертруда Стайн была так тронута так рада как мне редко доводилось видеть. Вообще в то время Гертруда Стайн была немного не в духе, никто ее не публикует, и никаких надежд на публикации и на серьезное признание. И тут пришел Шервуд Андерсон и очень прямо и просто как это вообще за ним водилось сказал ей что он думает о ее творчестве и какую роль оно сыграло в его собственном становлении. Он ей тогда сказал об этом и что еще более ценно все то же самое высказал вскоре в печати. Гертруда Стайн и Шервуд Андерсон всегда были близкие друзья но мне так кажется он даже и сам не сознает как много его тогдашний визит для него значил. Именно он написал потом предисловие к Географии и пьесам.
В те времена можно было познакомиться с самым неожиданным человеком в самом неожиданном месте. Были такие Джуэтты американская чета у них был замок десятого века неподалеку от Перпиньяна. Там мы с ними и познакомились во время войны а когда они приехали в Париж мы стали ходить к ним в гости. И там познакомились сперва с Ман Реем а потом с Робертом Коутсом, как эти двое туда попали я понятия не имею.
Когда мы пришли там уже была целая толпа народу и вскоре Гертруда Стайн разговорилась с маленьким человечком который сидел в углу. Когда мы уходили она договорилась с ним о встрече. Она сказала что он фотограф и вроде человек интересный, и напомнила мне о Жанне Кук, жене Уильяма Кука, та хотела чтоб с нее сделали снимок отправить родителям Кука в Америку. Мы все втроем пошли к Ман Рею в гостиницу. Это был один из маленьких просто крошечных отелей на рю Деламбр и у Ман Рея там был номер из самых маленьких, но я ни разу не видела чтобы в одну комнату, даже в корабельную каюту, столько всего уместилось да еще так восхитительно суметь все расставить. У него была кровать, у него были три больших фотоаппарата, у него были всякие разные подсветки, у него был экран, и маленький чуланчик в котором он проявлял снимки. Он показал нам фотографии Марселя Дюшана и множества других людей и спросил нельзя ли ему прийти и поснимать студию и Гертруду Стайн. Так он и сделал и еще снимал меня и фотографии нам всем очень понравились. Время от времени он делал и делает серии снимков Гертруды Стайн и она всегда восхищалась тем как он выстраивает свет. Домой она всегда возвращается в полном восторге. Однажды она ему сказала что сама себе на его фотографиях нравится больше чем на каких-либо прочих за исключением одного моментального снимка который я недавно сама с нее сделала. Ман Рей забеспокоился. Через некоторое время он попросил ее прийти к нему позировать и она пошла. Он сказал, двигайтесь как вам будет угодно, глаза, голова, не важно, это будет поза но мы сохраним всю прелесть моментального снимка. Позировать пришлось подолгу, она, как ей и было велено, двигалась, и результат, то есть его последние снимки, получился необычайно интересный.
С Робертом Коутсом мы тоже познакомились у Джуэттов в то же самое время сразу после войны. Я помню тот день как сейчас. День был холодный, сумрачный, в гостинице на верхнем этаже. Там было множество молодых людей и вдруг Гертруда Стайн сказала что забыла включить у машины габаритные огни а штраф платить она больше не хочет, мы только что платили штраф за то что я сигналила в клаксон пытаясь согнать с дороги полицейского который мешал нам ехать а ее оштрафовали за то что не с той стороны объехала столб. Ага сейчас, сказал какой-то рыжий юноша и тут же исчез и тут же вернулся обратно. Горят, объявил он. Но как вы догадались которая машина моя, спросила Гертруда Стайн. Вот так и догадался, ответил Коутс. Нам всегда нравился Коутс. Когда гуляешь по Парижу так редко встречаешь знакомых что даже удивительно, но мы постоянно наталкивались на Коутса рыжего и без шляпы в самых неожиданных местах.
Было это приблизительно в эпоху Брума, о котором я еще расскажу, и Гертруда Стайн очень заинтересовалась текстами Коутса как только он их ей показал. Она сказала что у него у единственного из всех молодых есть индивидуальный ритм, его слова звучат глазу, а у большинства не звучат. А еще нам нравился адрес Коутса, Сити-отель[149], на острове, и вообще все в нем нравилось.
