Первые сведения о битве на Марне которые дошли до кого-либо из наших английских знакомых дошли через посредство Гертруды Стайн в письме которое она получила от Милдред Олдрич. С этого письма в общем-то и начинается ее книга, Марнское взгорье.
Мы так радовались когда его получили, радовались что с Милдред все в порядке и что все так обернулось. Письмо переходило из рук в руки и его тогда прочитала буквально вся округа.
Позже когда мы вернулись в Париж еще два человека рассказывали нам о битве на Марне. У меня была старая школьная подруга, Нелли Джекот, которая жила тогда в Булонь-сюр-Сен и я очень за нее беспокоилась. Я послала ей телеграмму и получила весьма характерный для нее ответ, Nullement en danger ne t'inquiete pas, опасности никакой не беспокойся. Это Нелли в свое время говорила про Пикассо что он красавец мужчина жаль что на углу ботинки чистит а про Фернанду говорила, она конечно ничего но вам-то до нее какое дело. И это именно Нелли вогнала как-то раз в краску Матисса устроив ему перекрестный допрос по поводу разных способов видеть мадам Матисс будучи мсье Матиссом, какой она видится ему в качестве жены, и какой в качестве картины, и как он умудряется переключаться с одного на другое. И это именно Нелли рассказала Гертруде Стайн ту историю которую она потом так любила цитировать, о молодом человеке который как-то раз сказал ей, я люблю вас Нелли, вас ведь Нелли зовут, я не ошибся. И это именно Нелли после нашего возвращения из Англии в ответ на нашу фразу что все к нам были так добры, сказала, ну да конечно, этого добра у них хватает.
Нелли рассказала нам о битве на Марне. Видите ли, сказала она, я всегда раз в неделю приезжаю в город за покупками и всегда беру с собой служанку. Приезжаем мы всегда на трамвае потому что поймать такси в Булонь очень трудно а вот обратно едем на такси.
Ну вот мы и приехали как обычно и ничего такого не заметили а когда мы обошли все магазины и попили чаю мы пошли на угол ловить такси. Мы остановили несколько машин подряд и как только водители понимали куда нам надо они тут же от нас уезжали. Я знаю что некоторые водители не очень любят ездить в Булонь и я сказала Мари пообещай им хорошие чаевые если они согласятся. И вот она останавливает очередное такси и водитель такой старенький и я ему говорю, если вы отвезете нас в Булонь получите хорошие чаевые Ах, говорит он мне в ответ прижавши палец к носу, мне очень жаль мадам но это никак невозможно, сегодня ни одно такси не имеет права выехать за городскую черту. Почему, спросила я. Он только подмигнул мне в ответ и уехал. Нам пришлось возвращаться в Булонь на трамвае. Конечно, потом до нас дошло, когда мы узнали про Гальени и про такси[106], сказала нам Нелли и добавила, вот вам и битва на Марне.
Еще один человек который рассказал нам о битве на Марне когда мы вернулись в Париж был Элфи Морер. Я сидел в кафе, сказал Элфи, и Париж был бледен, если вы конечно понимаете что я имею в виду, сказал Элфи, он был бледен как абсент Так вот я там сидел и вдруг заметил огромное количество лошадей и они волокли повозки множество больших таких повозок медленно и там были солдаты а на ящиках было написано Banque de France[107] Вот так вот просто они и вывезли из города золото, сказал Элфи, перед самым Марнским сражением В долгие и мрачные дни ожидания пока мы были в Англии конечно же много всего случилось. К Уайтхедам приезжало множество всякого народа и о чем они только не говорили Во-первых там побывал Литтон Стрэчи[108] Он жил в маленьком домике неподалеку от Локриджа. Он зашел как-то вечером проведать миссис Уайтхед. Это был худой болезненного вида человек с шелковистой бородой и высоким срывающимся голосом. Мы познакомились с ним годом раньше когда нас пригласили на встречу с Джорджем Муром[109] в доме у мисс Этель Сэндс. Гертруда Стайн и Джордж Мур, который более всего был похож на преуспевшего в жизни младенца с рекламы «Меллинз фуд», друг другу сразу не понравились. А мы с Литтоном Стрэчи поговорили тогда о Пикассо и о русском балете.
В тот вечер он зашел к миссис Уайтхед и они обсуждали саму возможность вызволить из Германии застрявшую там сестру Литтона Стрэчи. Она предложила ему обратиться к такому-то и такому-то человеку. Но я же, сказал срывающимся голосом Литтон Стрэчи, я же с ним совсем не знаком. Ну конечно, сказала миссис Уайтхед, но вы можете написать ему и попросить его назначить вам встречу. Нет, все таким же срывающимся голосом ответил Литтон Стрэчи, не могу, ведь я же с ним не знаком.
Еще один человек объявившийся на той неделе был Бертран Рассел. Он приехал в Локридж в тот самый день когда Норт Уайтхед отбывал на фронт. Он был пацифист и великий спорщик и несмотря на то что они были друзьями с доктором Уайтхедом миссис Уайтхед совсем не хотелось выслушивать его взгляды прямо здесь и сейчас. Он приехал и Гертруда Стайн, просто для того чтобы отвлечь всеобщее внимание от скользкой темы войны и мира, заговорила о проблемах образования. Рассел попался на удочку и тут же принялся разбирать основные слабости американской системы образования, и главное в чем провинились американцы так это в нежелании изучать древнегреческий. Гертруда Стайн ответила ему что конечно Англии которая сама расположена на острове Греция которая тоже по большому счету островная страна просто необходима. По крайней мере греческая культура в своей основе культура островная, Америка же по самой своей сути тяготеет к континентальной культуре, то есть именно к латинской. Этот аргумент буквально вывел мистера Рассела из себя, и он стал очень много говорить. На что Гертруда Стайн по простоте душевной также выдала целый доклад о ценности всего греческого для англичан, даже если не брать в расчет островов, и отсутствии всякой ценности греческой культуры для американцев с особым упором на то что психологические особенности американцев в корне отличны от психологических особенностей англичан. Она тоже стала очень много говорить о тяготеющем к развоплощенной абстракции американском характере и привела в пример кучу цитат, мешая автомашины с Эмерсоном, и все это чтобы доказать что греческий нам не нужен, так что Рассел заводился все больше и больше и все были как-то заняты а потом все пошли спать.
В те дни вообще много спорили. Однажды к ланчу приехал епископ, брат доктора Уайтхеда, с семьей. И они все только и говорили о том как Англия вступила в войну чтобы спасти Бельгию. Я слушала слушала а потом у меня сдали нервы и я наконец взорвалась, о чем вы говорите, почему бы вам просто-напросто не признать что вы воюете за Англию, я не вижу ничего позорного в том чтобы сражаться за свою собственную страну.
Миссис Епископ[110], то бишь епископская жена вообще вела себя очень забавно. Она сказала Гертруде Стайн на полном серьезе, мисс Стайн вы насколько я поняла в Париже весьма влиятельная фигура Мне кажется было бы вполне уместно если бы какой-нибудь нейтрал вроде вас убедил французское правительство в необходимости отдать нам Пондишери. Нам это было бы как нельзя кстати. Гертруда Стайн вежливейшим образом ответила что к ее большому сожалению влиянием она пользуется исключительно среди художников и писателей но никак не среди политиков. Ну и что, сказала епископша, какая в сущности разница. Мне все-таки кажется вам стоит попробовать убедить французское правительство отдать нам Пондишери. После ланча Гертруда Стайн спросила меня вполшепота, а где оно к черту находится это Пондишери.
Гертруду Стайн приводила в ярость английская привычка рассуждать о немецкой организованности. Она все время пыталась убедить их в том что никакой организованности у немцев нет, есть метод а организованности нет. Неужто вы не понимаете разницы, с некоторой даже злостью говорила она, любые два американца, или двадцать американцев, или сколько угодно миллионов американцев могут сорганизоваться для какого-нибудь дела но немцы ни для чего сорганизоваться не в состоянии, они в состоянии сформулировать метод и применить этот метод к самим себе но это не есть организация. Немцы, настойчиво повторяла она, нация не современная, это отсталая нация которая сумела сформулировать метод чего-то такого что мы принимаем за организацию, как вы этого не поймете. И по этой самой причине они ни при каких обстоятельствах не могут выиграть войны просто потому что они не современная нация.
