Глаша права: чайки на наших скалах не жили. Залетит какая по глупости, присядет на утёс, потопчется, покрутит головой недоумённо, заорёт нечто бранное на своём птичьем языке и летит прочь.

– Дочь, у нас нечем кормить птиц, – предприняла я попытку отговорить девочку от сомнительного развлечения.

Но целеустремлённую Глафиру такая малость не остановила. Она уже давно косилась на парнишку лет десяти, который отламывал куски от большого каравая и подкидывал их в воздух. Рядом с мальчиком стояли двое: мужчина с недовольным выражением лица, похожий на гувернёра, и лакей, двумя руками держащий булку так, чтобы юному господину было удобно.

– Мальчик, вы могли бы поделиться со мной хлебом? Я тоже хочу покормить чаек, но мы не захватили с собой на прогулку ничего съестного, – девочка выпалила эту тираду скороговоркой, проскользнув мимо братьев, мимоходом сунув в руки Кирима свой зонт и подойдя достаточно близко к счастливому обладателю еды для чаек.

Таир недовольно заозирался, отыскивая взглядом гувернантку Глаши. Девушка стояла за его спиной, не решаясь протиснуться между нами к воспитаннице. Я сделала ей знак оставаться на месте. А сама пошла следом за дочерью.

– Охотно, барышня! – тем временем ответил парнишка и потянулся за хлебом.

Слуга тут же разломил горбушку на две части, и Глафира с радостью забрала одну из половинок. Дети отошли поближе к ограждению, а ко мне с поклоном обратился гувернёр мальчика:

– Ваше Высочество, не стоит волноваться. Василий Андреевич умеет бросать корм так, чтобы птицы не кружились над головами.

Кивком дав понять воспитателю, что он услышан, всмотрелась в мальчика. Было что-то знакомое в ребёнке, но я наверняка знала, что вижу его впервые.

– Это старший сын Великого Князя Андрея Васильевича, – тихо сказал муж, остановившись за моей спиной.

Надеюсь, на сей раз императорские безопасники не станут спрашивать, как так случилось, что наши дети познакомились на прогулке.

Несмотря на то, что пять лет назад Дмитрий Васильевич сменил отошедшего от дел отца, политика Империи по отношению к полуострову не изменилась. Особо во внутренние дела гиримского ханства не вмешивались, при великой нужде помогали и благосклонно приняли в дар обширный земельный надел на берегу моря для постройки летней резиденции.

– Это будет лучшей мотивацией помогать нам блюсти безопасность полуострова, – шепнула я на ухо Таиру, предложив сделать такой подарок на трёхсотлетие монаршего дома. – За свою собственность душа сильнее болит.

Шептала потому, что не было уверенности в отсутствии во дворце императорских шпионов. А знать причину, по которой хан, дороживший каждым клочком земли, такой щедрый подарок делает, монарху не след.

Гиримского наместника приглашали на все более-менее значимые мероприятия, проводимые Императором, но личной дружбы между нашими семьями не сложилось. И вот «здрасти, приехали». Глафира, поправ все правила этикета, знакомится с племянником Дмитрия Третьего. А зная свою дочь, мы с Таиром понимали, что одним кормлением чаек дело не закончится. Вот она уже машет братьям, чтобы составили ей компанию, и те, покосившись на нас, присоединились к весёлому занятию.

– Что делать будем, твое высочество, – сохраняя на лице самую благодушную улыбку, чуть слышно спросила я мужа.

– Первым делом уволю гувернантку, что не справилась со своими обязанностями. Элементарным правилам вежества не научила девочку! – рассерженной змеёй прошипел хан, с улыбкой кивая дочери, которая приветливо помахала нам рукой.

– Хорошо, когда знаешь, кто виноват, – качнула я зонтиком.

– Вторым делом отправлю вас в небольшое путешествие. Ты же не будешь против морского круиза? Скажем, в Одеоссис и обратно. Отдохнёшь, развеешься, детей от нового знакомства отвлечёшь…

Хотела было напомнить хану о том, что у меня морская болезнь, но, взглянув, как Василий Андреевич соловьём заливается, что-то увлечённо рассказывая Глафире, а та поощрительно ему улыбается, согласилась.

Нам таких знакомств не надо. Это только кажется, что детки слишком малы, чтобы сторониться ненужных знакомств, а на деле не успеешь обернуться, как родители мальчика предложат помолвку объявить.

Не хочу я дочери судьбу придворной магини. Пусть подрастает, а там сама путь жизненный выберет.

Глава 9

Пока мы с Таиром тревожились за будущее дочери, дети развлекались.

Забыв о том, что несколько минут назад выговаривал сестре о недостойном поведении, Кирим весело смеялся, подбрасывал кусочки хлеба и радовался, когда особо проворная чайка хватала угощение на лету. Азат, склонив голову к плечу, следил то за полётом птиц, то за разыгравшимися мальчишками.

Глафира, пару раз кинув в стаю корочкой, быстро потеряла интерес к новому развлечению, отошла в сторону и стряхивала крошки, попавшие на платье. К ней тут же, предлагая помощь, поспешила гувернантка.

Я же, наблюдая за детьми, ощутила гордость за своих чадушек. Достойное продолжение двух древних родов получилось у нас с Таиром.

Кирим одарён даром управлять огнём и, как все огневики, горяч, вспыльчив, любит командовать, но уже прекрасно осознаёт – прежде чем отдавать приказы, необходимо самому научиться дисциплине и исполнительности. Оттого и запросился в школу кадетскую. Сам захотел. А там помимо основных дисциплин записался ещё и на дополнительный курс углублённого изучения владения даром.

– Отец, мама, иначе нельзя! – горячо объяснял он, когда мы с Таиром навестили его после Йольской ночи. – Боевая магия трудная наука, мало навыки иметь, необходимо и силу дара прокачивать. Чем раньше начну – тем больше резерв будет.

Муж одобрительно приобнял сына, я, благословляя, поцеловала в макушку, про себя моля Триединого о том, чтобы никогда моему мальчику не пришлось применять боевую магию на полях сражений.

Азат едва ли не с младенчества удивлял непроходящим желанием рисовать. Проведя мелом по грифельной доске, висящей в детской, он внимательно изучал получившуюся линию, словно наблюдал в ней что-то крайне интересное. Став старше, мальчик начал подходить к своему занятию более осознанно, пытаясь изобразить то, что видит вокруг. Года в три рисунки у сына стали получаться очень даже неплохо. Посоветоваться позвала Ульяну.

– Я тебя, Роксана, понимаю, – рассматривая художества Азата, говорила Уля, не признающая никаких авторитетов и не собиравшаяся обращаться ко мне как к высочеству. – Я тоже мать, и мне кажется, что каждый мой ребёнок гениален. Рано ещё судить о том, что выйдет из твоего среднего. Задатки, на мой взгляд, есть, а там посмотрим. Если хочешь, могу с ним пару раз в неделю заниматься. Заодно и пробежаться повод будет. Засиделась я в деревне.

Ульяна давно уже не жила в закутке при школе. Для любимой жены Глеб выстроил большой дом. Хоть и саманный, как все деревенские постройки, но с тёплыми полами во всех жилых комнатах и с большой светлой мастерской, стёкла для которой бывший артельщик, сговорившись с шурином, доставил грузовым порталом из империи. Уля была настолько неординарна, что даже детей родила своеобразно. Две пары близнецов. Первыми были мальчишки, через три года – две очаровательные девочки.

Иной раз, устраивая в поместье детские праздники и рассматривая веселящихся деток, я тщетно пыталась найти различия между близняшками.

– Роксана Петровна, не старайтесь понапрасну. Это может сделать только Ульяна, – смеялся Глеб, когда я спрашивала его о том, как он детей различает.

Художница, занимаясь с Азатом, признала, что мальчик талантлив, и посоветовала лет через пять пригласить для него более сведущего учителя живописи.

– Азы я, конечно, ему дам. Руку поставлю, но не более того. Если не заленится мальчишка, то может из него прок выйти. Ты же понимаешь, что гениальность – всего лишь десять процентов таланта и девяносто процентов каторжного труда, – гордясь учеником, объясняла мне Ульяна. И тут же горестно вздыхала: – Мои вот не заинтересовались ни живописью, ни рисованием. Мальчишки за отцом хвостиками бегают по стройкам. А девчонки всё с нитками возятся. То плетут, то вяжут. Хотя, вроде бы, тоже творчество…