— Такое и мои делать умеют. Зайди сейчас в деревню — всё скисшим молоком пропахло. Мне другой мастер нужен.
— Друго-о-ой, — задумчиво протянул кинолог, легко шлёпая себя указательным пальцем по губам. — Другой… Не могу обещать, но, если позволите почтовой шкатулкой воспользоваться, напишу одному человеку. Может, он чем поможет. А сейчас позови собак, учёба продолжается!
Учёба продолжалась целыми днями. Время от времени, отодвинув за пределы восприятия человеческих учителей, за меня бралась природа. Чаще всего это случалось во время медитаций. Я не осознавала, как это происходило, но, через часа полтора-два приходя в себя, по жуткому приступу головной боли понимала, что в меня загружен очередной файл знаний. Разархивация проходила постепенно, часто по мере необходимости. Вдруг понимала, какими свойствами обладает то или иное растение, как из него сделать настойку или отвар, какая часть более эффективна и когда заготавливать надо. Или внезапно приходило осознание — срочно необходимо укрыть всё под навесы и крыши, потому что через час налетит внезапный шторм с шумным ливнем.
В таких случаях я давала распоряжение не только слугам в усадьбе, но и срочно писала в Рыбачий Прасковье и в деревню Глебу. Эти двое верили мне беспрекословно. Они действовали, не задавая лишних вопросов, без уточнений «а не показалось ли тебе, девочка?»
Моё ведовство позволяло чувствовать сады и виноградники настолько хорошо, что я подсказывала Абязу, когда и чем лучше подкормить или опрыскать наши плантации, когда начинать обрезку лозы и лишних ветвей или приниматься за сбор урожая.
Из столицы письма от Таира не сказать, что сильно радовали, но хотя бы не расстраивали. Парни, как им показалось, нашли хорошее место, где можно было бы открыть магазин. Но я его забраковала.
«Таир, наш магазин особенный. И в одном ряду с другими, торгующими колониальными товарами, он потеряется. Мы же не собираемся выставлять диковинки. Наши продукты не для ежедневного употребления. Поэтому и само здание, и торговый зал должны стать запоминающимися. Люди будут планировать визит к нам, а не забегать между прочим», — писала я в ответном письме.
Мне хотелось, чтобы парень сам проявил инициативу, поэтому советы давала пространные, хоть и виделось мне, как мог бы выглядеть наш магазин.
Хан о своем желании участвовать в моём бизнесе больше не напоминал, а я не торопилась давать согласие.
На очередном уроке по артефакторике мэтр попросил меня показать что-то из «поделок». Аристарх упорно не желал называть меня по имени, обращаясь просто «барышня», и так же упорно не признавал сделанные мною вещицы артефактами. Поняв, что именно я выложила на стол, наставник чуть не упал с облюбованного им высокого стула.
— Да ты никак вознесла себя вровень с Триединым? — взвизгнул он, резко перейдя на «ты». — Какое ты имеешь право решать, кому жить? Ты! Ты… ты не понимаешь ценности жизни. Это преступление — делать такое! Чёрное колдовство — вот что это!
Я слушала, не понимая отчего Аристарха так понесло. Вдруг на особо высоком звуке непроизвольно выставила вперёд открытую ладонь и мысленно приказала: «Стоять!» Да, так я останавливаю своих собак, но, похоже, посыл был настолько сильным, что подействовал и на мэтра. Мужчина резко замолчал.
— Наставник, я не понимаю вашего возмущения. Что плохого вы увидели в артефакте, предохраняющем от беременности? Напоминаю, что ни одну свою… хм… поделку я не продала. Дарила в деревне, как оберег от духов, только женщинам, родившим не менее пяти детей. И часто детки эти чуть ли не все погодки. То есть несчастная каждый год ходит непраздной. Вы можете себе представить, какая это нагрузка на организм? Бедняжке двадцать пять лет, а выглядит древней старухой. Ну помрёт она очередными родами, а куда сирот прикажете девать? — Мэтр порывался что-то сказать, но я только отмахнулась. — Так кто из нас не понимает ценности жизни, господин учитель? И в чём моё преступление?
Высказалась, а потом подумала, что в моём мире тоже есть поборники запрета контрацепции. Но тут Аристарх опомнился и смог ответить:
— Вот к чему привело ваше дилетантство, барышня, — обвинительно ткнул он в меня пальцем. — Вы тут такое намудрили, я было подумал, что это — мэтр брезгливо ткнул пальцем в амулет, лежавший на столе, — создано для прерывания беременности.
«Здрасти, приехали! Он не понял, а виновата я», — потёрла я лоб. И, решила, что пора завести дембельский календарь, в котором отмечать дни, оставшиеся до окончания обучения у умного, знающего, но такого вредного и капризного магистра артефакторики.
— Мэтр, а у вас случайно сыровара знакомого нет? — вдруг спросила я. Словно что-то за язык дёрнуло.
Завойский, никак не ожидавший такого вопроса, вытаращил на меня глаза.
— Какое отношение к теме нашего разговора имеет сыр? — возвращаясь на любимый стул, спросил он.
— Никакого. Просто ассоциативный ряд. Амулет для деревенских, в деревне излишки молока, я мечтаю построить там сыроварню. А специалиста нет… — наводя на столе порядок, объяснила я. — Уже всех этим вопросом озаботила. Даже тренера моих собак.
Аристарх смотрел в большое окно, устремив взгляд куда-то к горизонту, и вдруг шлёпнул ладонью по столу.
— Есть такой человек! Он у меня артефакт поддержания температуры заказывал. Точно! — И мэтр так обрадовался тому, что вспомнил кого-то, что впалые щёки вспыхнули румянцем.
— А как с ним связаться можно? — направила я разговор в нужное мне русло. — Где он живёт?
Веселье тут же слетело с мужчины, и я поняла: рано обрадовалась. Как найти бывшего заказчика, Аристарх не знал.
*Курт — калорийное кисломолочное изделие кочевников Центральной Азии, высушенное в естественных условиях, нечто среднее между солёным сушеным творогом и твёрдым молодым сыром в форме шариков разной величины.
Глава 13
— Роксана, давай съездим в Ялду? — как-то за завтраком предложила Глафира, поверх чайной чашки глядя на бирюзовую воду бухты, расцветающий парк и развалившихся в тени собак.
Погода радовала теплом настолько, что трапезы и чаепития к удовольствию всех домочадцев перенесли на террасу. Благодаря артефактам назойливые насекомые, наполнявшие парк и жужжащие с раннего утра до самого заката над цветами и травами, не мешали еде на свежем воздухе. Не было больше опасности, что налетевшие на вазочки с мёдом и вареньями пчёлы и осы кого-то укусят или плюхнутся в чай.
Правда, мне некогда было расслабленно наслаждаться погодой и природой. Быстро съев предложенные заботливой Надиёй блюда, чмокала бабушку в щёку и мчалась по делам, которые никак не хотели заканчиваться.
Моя старая записная книжка с рецептами артефактов всё больше разбухала от правок и дополнений. Аристарх решил подробно разобрать все совершённые мною ошибки, дабы я не повторяла их в новых работах. Одно огорчало меня — я никак не могла выбрать время, чтобы аккуратно перенести записи в новую тетрадь, потому что после занятий с мэтром мне необходимо было бежать дальше.
Например в деревню, контролировать строительство.
Посовещавшись, мы с Глебом решили построить дом для сыровара, которого пока не было. Словно сыр в мышеловку подкладываем, усмехнулась я, глядя, как споро строится просторная мазанка.
Архитектурой в деревне мало кто заморачивался. Белостенные домишки под камышовыми крышами вполне устраивали местных жителей. И то… Зимы редко бывали холодными, а печи, сложенные умелым Власом, полностью прогревали избушки. Летом же слоистые стены хорошо сохраняли прохладу. Если вдруг излишняя сырость начинала подтачивать угол, то отремонтировать его было проще простого. Набрал глины, смешал с навозом или травой и плотно залепил брешь. И́звести для поддержания чистоты стен снаружи и изнутри тоже хватало. Потому хозяйки, красуясь друг перед другом, подбеливали запачкавшиеся места чуть ли не каждую неделю.
— Что будем делать, Роксана? — озабоченным вопросом встретила меня Алия, когда я зашла в цех навестить её. — Мука миндальная к концу подходит, а до нового урожая ещё почти полгода. Побили заморозки в прошлом году цвет, недобрали мы орехов, не хватило до нового урожая.
