— Что же теперь будет? — испуганно приложила пальчики к губам Глафира.
— Не знаю, cher ami, — вздохнул Николай Иванович. — Но я свой долг выполнил.
Мы долго ещё сидели в гостиной, глядя на мерцающие угли в камине. Говорить не хотелось, да и не о чем было.
— Почивать пора, — поднялся граф и приглашающе протянул руку Глафире. — Утро вечера мудренее.
На другой день, едва сели завтракать, в столовую вбежал дворецкий с известием о нарочном из дворца.
— Пакет принесли, Ваше Сиятельство.
Аппетита от волнения и так не было, а тут ещё неведомое известие. Мы с Глафирой, ожидая возвращения деда, замерли. Что нас ждёт?
Но сияющий вид Николая Ивановича, успевшего прочитать письмо, заставил выдохнуть напряжение.
— В ссылку! Голубки мои, приказом Его Императорского Величества нам надлежит немедленно отправиться в ссылку! — радостно возвестил он. И, видя непонимание на наших лицах, пояснил. — В поместье на Гиримском полуострове, сроком на три года. А там видно будет…
Поражения в правах или в благосостоянии не последовало. Запрета на производство и торговлю тоже. Переписка разрешена, гости тоже. Условие наказания одно — не покидать полуостров.
— Милость Триединого! — взвизгнула я. — Можно я напишу благодарственное письмо императору за столь восхитительное наказание?
Глафира осуждающе покачала головой, Николай Иванович погрозил пальцем, но видно было, как расправились их плечи и улеглось волнение.
— Немедленно — это значит без промедления, — резюмировала бабушка и велела слугам, взволновано заглядывающим в двери: — Быстро собираем вещи. Мы возвращаемся к морю.
Глава 6
Выйдя из портала, я первым делом, помчалась в вольер с тёплой будкой, построенный в отдалении от лавандового производства специально для Дружка. Пес сильно сдал ещё до нашего переезда в столицу, а тоскуя по мне долгих два с половиной месяца, совсем ослаб. Об этом во всех письмах из усадьбы писал Абяз.
Будь моя воля, давно бы уже украдкой смоталась навестить пса, но дед был непреклонен.
— Роксана, нарушать приказ члена императорской семьи бесчестно! Пусть даже Его Высочество не справедлив, но мы не имеем права…
М-да, немного разные у нас понятия о чести и отношение к правящей семье тоже разное. Не являясь поклонницей революционного террора, я осуждала расстрел семьи отрёкшегося от престола царя и его близких слуг. Но и канонизацию понять не могла. Если причислять к лику святых, руководствуясь критерием мученической смертью, то у нас в стране сотни тысяч таких святых. Если не больше.
«В моей бывшей стране, в моём бывшем мире», — уточнила я для себя, открывая дверь в вольер.
Пес дремал, чего никогда за ним ранее не водилось. Он всегда слышал, когда к нему кто-то подходил ближе, чем на пятьдесят метров. Присела рядом и положила руку на побелевшую морду.
— Дружок, — тихонько позвала я и увидела, как слабо шевельнулся хвост, но глаза по-прежнему оставались закрыты. — Старина, прости, что меня долго не было. Я очень по тебе скучала, но меня не пускали.
Осторожно подвинулась так, чтобы голова собаки легла ко мне на колени, запустила пальцы в поредевшую шерсть и слегка раскачиваясь, стала рассказывать псу, как я его люблю, как благодарна за то, что он был моим другом, что в самые трудные годы находился рядом, охранял и подкармливал лесной дичью нас с бабушкой.
Слёзы текли по щекам, а я только сильно сжимала веки, чтобы немного осушить глаза, но ни на секунду не разжимала рук, убаюкивая своего самого первого друга в этом мире. Укачивала на самый последний и продолжительный сон. Моё ведовство безошибочно определило, что старый пёс держался за жизнь по одной причине — он ждал меня. И теперь, убедившись, что я в порядке, он облегчённо выдохнул, тело его вздрогнуло, вытянулось и замерло.
— Пусть там, за радугой, у тебя будет много тёплого солнца, мягкой травы и охотничьих угодий, мой друг, — прошептала я.
Слезами, что катились по щекам, я оплакивала умершую собаку, прошедшее детство, погибшую бабушку и нечто неосознанное, живущее в душе. Взрослеть трудно, даже если делаешь это уже не в первый раз.
Похоронили Дружка в самой дальней части лощины. Башар погрузил тело пса, завёрнутое в простыню, на тележку, положил туда же лопату, и мы с Глафирой и Николаем Ивановичем пошли следом за ним по узкой дорожке — мимо сада, кустов тёрна, причудливо изогнутых стволов и ветвей граба.
В Москаграде уже наступила сырая осень, а здесь, на полуострове только-только лето начало сдавать свои права. Кое-где листья золотятся, кизил соком налился, но ещё не созрел до конца, в тени уже не так тепло, птицы перелетают с ветки на ветку молча, без весёлого щебета. Всё это отмечала я на ходу, следуя за поскрипывающей тележкой Башара.
— Друзей терять нелегко, — положил мне ладонь на плечо дед на обратном пути. — Но закон природы таков, что живые должны жить дальше. И ты, Роксана, должна быть готова к тому, что потери ещё будут. Научись отпускать умерших, не держи их слезами и скорбью, чувством вины или мыслями, что надо было бы ещё что-то сделать для ушедшего.
Кивала, показывая, что услышала совет, благодарно погладила сухую ладонь мудрого друга и ушла вперёд. Мне хотелось побыть одной.
Как я мечтала, сидя на дальней скамейке в саду графа, о счастливом и радостном возвращении в поместье. Как начну с вручения подарков, которые тщательно выбирала в столичных магазинах. Как буду слушать новости, гулять по парку, заглядывать в мастерские и лаборатории, как побегу в деревню…
«Узнаю прежнюю Роксану Петровну и приступ раздражения из-за несбывшихся планов», — фыркнула я на своё настроение. Только в чём виноваты Глафира и Николай Иванович, и так разделившие со мной горе по потере Дружка, за что я продолжаю им нервы мотать?
Сходила к морю, посидела у воды, вдохнула солёного воздуха, успокоилась и пошла в дом. Прав граф: «Живые должны жить дальше».
Уже через два дня мне было не до хандры и скуки. Сожалела только о том, что в сутках всего двадцать четыре часа и как минимум семь из них необходимо потратить на сон.
Трактат по артефакторике, найденный мною в библиотеке графа, я выучила едва ли не наизусть. И теперь в лаборатории, к уже известным мне рецептам и технологиям, добавляла новые штрихи и свойства. Это было как наработка навыков умения игры на музыкальном инструменте. Можно бегло читать ноты, легко воспроизводить авторские пьесы, а можно достичь того уровня мастерства, когда начинаешь импровизировать.
Правда, я постоянно одёргивала себя. Моего опыта ещё недостаточно, чтобы браться за очень сложные, многогранные изделия. Например, само заряжающиеся гаджеты. В книге я о таких читала, но на запрос, как такое чудо сделать, ответа не получила.
А ещё я узнала о том, что артефакторику изучают только в личном ученичестве. Встал вопрос: где на полуострове найти мастера-наставника или как такого умельца заманить в поместье?
Посещение Рыбачьего меня огорчило не только напоминанием о погибшей бабушке Даре, но и тем, что переработка рыбы без крепкой руководящей руки зачахла. К кому обратиться с вопросом по восстановлению производства, я не знала. У Константина Васильевича своих дел выше крыши. Прасковья хоть и в семье вся, но находит время, чтобы помочь Кариме улучшать рецепты мыла и кремов.
— Далась тебе та рыба, — отмахивалась от моих вопросов подруга, внимательно следя за подросшей Марией и поглаживая округлившийся живот. — Одна вонь от неё. Тебе денег не хватает, что ли?
Денег хватало. Пусть не полноводными реками текли орланы на счет в банке, но весенними звонкими ручейками — с продажи косметики и вина, от производства миндального печенья, и с запатентованных механизмов, которые принципиальный Феденька оформлял на нас обоих.
Но рачительные привычки, выработанные в прошлой жизни, не давали спокойно спать, зная, что мимо рыбными косяками проплывает прибыль.
