Но Глафира не унималась.
— А вдруг обстрел и ядро влетит в дом?
— А вдруг молния или ураган? — не выдержала я. — Ба, невозможно обезопаситься от всего. Даже в далёком от войны Москограде каждую зиму несколько десятков человек погибают от сосулек, падающих с крыш.
Увидев, как от моего резкого ответа нахмурились бровки графини, а глаза повлажнели, я подошла и обняла её. За последние четыре года моё тело вытянулось, обрело кое-какие формы, и я больше не смотрю на опекуншу снизу вверх. Мы с ней почти сровнялись в росте.
— Прости за резкость, родная! — поцеловала я Глафиру в щёку. — Но ты знаешь не хуже меня, что от судьбы не скроешься. А работу свою я никак бросить не могу. Очень значимый артефакт должен получиться для безопасности нашего поместья и Рыбачьего. Поэтому и должен он вызреть здесь, а не в столичном доме деда. Ещё неизвестно, как переходы повлияют на устойчивость задуманного. Поверь, что при первом признаке реальной опасности мы немедленно эвакуируемся. Дед, скажи.
Николай Иванович, после женитьбе на бабушке ставший нашим вечным третейским судьёй, привычно хмыкнул, закатил глаза и потряс головой, даже не стараясь скрыть ехидную усмешку.
Тренькнула почтовая шкатулка, и я, чтобы как-то разрядить обстановку, бросилась к ней.
— Что там? — поинтересовалась Глафира.
— Письмо от царевича Андрюши, — сморщив нос, пробормотала я, но бабушка услышала.
— Роксана-детка, невместно так называть члена императорской семьи, — строгим голосом попеняла она мне, но, скорее, по привычке. — Что-то серьёзное?
От Андрюши серьёзное?
После той встречи на именинах у Николая Ивановича Его Императорское Высочество стал оказывать мне некие знаки внимания — десятилетней девчушке от почти совершеннолетнего, без двух месяцев двадцатидвухлетнего парня. Он пару раз в месяц присылал вкуснющие шоколадные конфеты, умильных плюшевых зверушек, приличествующие барышням яркие книжки о букетах-рассветах с пожеланиями здоровья и поклонами Глафире Александровне. Когда бабушка с графом поженились, то и деду передавал тоже. Ми-ми-ми, сахарный сироп…. Бе-е-е-е.
Как об этих ухаживаниях прознал Таир, я не знаю.
Но не мог же он вдруг на пустом месте тоже начать демонстрировать своё внимание ко мне. Правда, его ухаживания были другими. На Новый Год из ханских конюшен мне прислали изумительной красоты лошадку. И был бы этот подарок крайне неприличен по стоимости своей, если бы не наша помолвка. Так бабушка сказала. Жениху можно. Пришлось учиться ездить верхом. Правда, я категорично отказалась от дамского седла. И так страшно, а тут ещё и невнятное нечто под попой. Для того чтобы выглядеть более-менее уместно, в три руки сшили мне юбку-брюки. Я — дизайнер-вдохновитель, бабушка — модельер-закройщик, Надия — швея. Получилось отлично. Встречные веерные складки скрывали штанины до того самого момента, когда надо было сесть в седло. Да и в положении верхом ноги были прикрыты пышностью сборок. Учителем верховой езды стал Николай Иванович.
Честно говоря, подарку я не обрадовалась. Времени и так не хватало — общеобразовательные уроки, музыка, работа в лаборатории, ежеутренние занятия спортом — теперь ещё и выездка добавилась. Вечером, едва добравшись до постели, я засыпала на лету. Но отказаться ни от одного из занятий я не могла. Необходимо соответствовать.
Но через год, когда в седле я держалась легко и уверенно, а поездки в Рыбачий стали еженедельными, подарок оценила. Как и ненавязчивое внимание жениха. Его подарки были уместны и полезны. То почтой пришлёт редкий алхимический ингредиент, совершенно необходимый для моей работы, то предложит непродолжительную прогулку. Благодаря Таиру я всё же побывала на тех самых развалинах на горе, о которых мечтала Ульяна. Ничего таинственного в руинах не было. Остатки древней сторожевой башни, одной из множества, расположенных вдоль побережья. В подзорную трубу я рассматривала такие же фрагменты строений на соседних горах. А вот в окрестностях Багчасарая, куда принц пригласил нашу семью на прогулку, в горах мы посетили древний действующий храм, нашедший приют в пещерах. Что меня удивило больше всего — святилище не было посвящено какому-то конкретному богу. Жрецы в нем служили Всевышнему, не называя имени.
Как раз там и прошла следующая моя инициация. Старик в хламиде до пят, подпоясанный вышитым кушаком, поманил за собой. Я, словно опоили чем, послушно пошла за ним. Путаный коридор с множеством поворотов, скрипучая дверь, тёмная комната с лавкой у стены. Прошла, села, и всё… Ничего больше не помню. Вернее, то, что помню иначе как бредом назвать нельзя. Странные лики, глухие монотонные звуки не то молитвы, не то песнопения, яркий свет, сменяющийся густой тьмой, и забытьё.
Пришла в себя, стоя у входа в храм, вдыхая свежий прохладный воздух и не понимая, как я здесь очутилась. Самым удивительным было то, что никто из моих сопровождающих не заметил моего отсутствия. Глафира, встретив меня у входа, спокойно спросила:
— Нагулялась? — удовлетворившись моим кивком, подхватила меня под руку, и мы пошли к повозке.
Но ночью поднялась температура, и я три дня провалялась с жаром почти в беспамятстве. Вновь перед внутренним взором мелькали те самые лики, а в ушах повторно звучали странные молитвы.
Прасковью, которой со дня на день было рожать, ко мне никто не пустил. Они с Константином после скромного венчания жили в Рыбачьем и с нетерпением ждали прибавления в семье.
Позвали Амину. Как знахарка с первого взгляда поняла моё состояние, я не знаю. Но она выгнала из комнаты всех, распахнула окна, впуская свежий воздух, позвала Акима, и они вдвоём принялись меня выхаживать. Чем-то поили, что-то втирали в ладони и ступни, какие-то слова шептали с двух сторон.
На четвёртый день я проснулась, чувствуя себя лёгкой, как белое облако, пролетавшее над морем в ярко-голубом небе. Амина спала на моём необъятном ложе в ногах. Услышав, что я пошевелилась, мгновенно проснулась, поднялась и протянула чашку с питьём. Которое я, несмотря на неприятный вкус, выпила до дна — жажда мучала страшно.
— Вторая ступень ведовства пройдена, — без предисловий и объяснений сказала знахарка. — Третья будет, когда мужчину познаешь.
— И снова вот так валяться в беспамятстве стану? — прохрипела я. — Дай ещё попить.
— Как будет — это от тебя зависит. Если мужчина будет люб и желанный, то даже не заметишь. А коли нет, вновь болеть станешь… Заранее позови знахарку или ведунью. Целители тебе мало помогут.
— Но инициация в любом случае будет? — на всякий случай уточнила я.
Амина кивнула и, не слушая мои благодарности, засобиралась домой.
— Устала сильно. Скоро Прасковье рожать, отдохнуть надо.
Глафира с графом подумали, что я простудилась, и вновь назначили мне облегчённый режим дня: бегать нельзя — только гулять; лабораторию заперли на ключ — музицируй, читай, беседуй, размышляй; лошадку навещать можно, но и только — никаких скачек.
А через неделю пришло известие, что в семье Франк родилась очаровательная девочка, которую нарекли Марией. Рид приезжал к новорождённой и одарил благословением Триединого. Крёстные матери и отцы в этом мире не были приняты, как и пышные чествования новорождённых. Мы послали родителям Машеньки подарки: от Глафиры чудный белоснежный комплект, лично связанный княгиней, от графа малюсенькие серебряные серьги, а я вложила в коробку артефакт от насекомых. Чтобы малышку не кусали комары, не кружили над ней мухи и не пробрались в колыбельку муравьи.
Вот так чудно и безмятежно жили-не тужили — и вдруг османская флотилия, как и предвещал Константин Васильевич в подслушанном мною разговоре, появилась у брегов Гиримского полуострова, перепугав мирное население и мою бабушку Глафиру.
Глава 2
Как ни странно, но на сей раз письмо Великого Князя было серьёзным и адресовано не мне, а отставному действительному статскому советнику коллегии иностранных дел графу Горонцову.
