Николай Иванович аккуратно разрезал край конверта тонким костяным стилетом, достал лист дорогой гербовой бумаги, увенчанный замысловатыми вензелями, и, надев очки, пробежал глазами послание. Потом закусил губу и вперился взглядом в морской пейзаж.

Откуда в нашей семье появилась эта привычка — в затруднительных ситуациях смотреть на море — я не знаю, но и Глафира, и я, и присоединившийся к нам граф в сложных или неловких ситуациях направляли взгляд в сторону водного простора, расстилавшегося за скалами, что обрамляли нашу бухту.

— Друг мой, что-то случилось? — Глафира чётко научилась отслеживать настроение мужа и никогда не была равнодушна к печали или расстройству любимого.

— Случилось… — дед протянул ей письмо. А мне просто передал краткое содержание. — Приказано срочно переехать в Москаград.

— Но ты же уже не служишь, — начала было я, но под строгим взглядом графа умолкла.

Всё верно: приказ Императора для всех подданных, в каких бы статусах, титулах и рангах они ни были — всегда приказ.

Глафира же, прочитав письмо, кажется, выдохнула облегчённо. И, сдерживая радость, сказала:

— Пойду собираться.

А я, некоторое время сосредоточенно покусав сгиб указательного пальца, бросилась в кабинет писать письма.

Первую записку с приглашением на срочную встречу господину Франку. Не случилось Константину Васильевичу увезти семью на юг Франкии в матушкино поместье, как планировал. Прасковья ждала второго ребёнка, на сей раз сына.

— Троих подряд рожу, и хватит, — объясняла она мне. — Пусть растут компанией. Дружить проще, когда разница в возрасте минимальная.

Хотела было привести для примера семью её мужа, где старшему Игорю почти пятьдесят, среднему Константину сорок, а младшему двадцать пять, но братья дружны несмотря на то, что видятся редко — да не стала. Прасковья упряма, и её трудно сдвинуть с принятого решения.

До последнего времени я втайне радовалась тому, что семья подруги осталась по соседству. Кариме, которую целительница подготовила на замену себе, не хватало опыта и знаний для безупречного развития нашей косметической линии, и она нет-нет, да ехала к наставнице за советами. Или та, не усидев дома, приказывала запрячь лошадку и, уложив Машеньку в переносную колыбельку, приезжала к нам на чай и поработать в лаборатории.

Но теперь, когда корабли врага могут в любой момент подойти к берегу, мне было стыдно за эгоизм и расчётливость.

Вторую записку я написала Глебу.

С легкой руки приглашённых строителей в мою деревню потянулись русские. Селились они не вперемешку с гиримцами, а чуть поодаль, поближе к мельнице. Как-то само собой получилось, что Глеб поначалу стал посредником между мной и вновь прибывшими, а потом принял нелёгкую обязанность старосты русской части деревни. Опыт работы руководителем артели помогал успешно решать многие вопросы самостоятельно или в союзе с Хайдаром. Я была очень довольна его работой, а когда узнала, что он ухаживает за Ульяной, а та мужчину не отвергает, только порадовалась за них.

Новосёлы разбивали огороды, разводили живность, организовывали небольшие мастерские, по осени собирали и обрабатывали миндаль. Женщины работали на производстве солёного и сладкого печенья, ставшего модным не только при дворе хана, но и в столице. Детвора по строгому указу старосты, отлично понимавшему, что ученье — свет, ходила в школу, где учила наравне с местными ребятишками и гиримскую грамоту тоже.

Казалось бы, селились пришлые поодаль, но через год сыграли одну смешанную свадьбу, потом другую. Первые молодожёны, не желая обижать родителей, поклонились старостам, чтобы выделили им участок на пустующей границе, а те и с радостью — новая семья, новое хозяйство. Так и повелось — смешанные семьи строились в центре, объединяя два народа.

Третью записку я написала бабушке Даре. Добрая женщина, услышав мое предложение организовать небольшое дело по переработке рыбы, ухватилась за идею без раздумий. И не корысти ради, а для того, чтобы у нас больше поводов для встреч было. Общее дело объединяет. Так и я Дорой Марковной вскоре сблизилась, незаметно для самой себя. Все же иметь двух любящих бабушек намного лучше. Вот только называть её привычным коротким «ба», я так и не смогла. Нашла лучший вариант из возможных, возродив данное ей родителями имя. Баба Дара не возражала и даже немного всплакнула, когда я в первый раз так её назвала.

Четвёртому участнику совещания писать нужды не было. Он и так внимательно наблюдал за моими действиями через широкий дверной проём, сидя на диване в гостиной.

— Что задумала, Роксаночка? — немного склонив голову к плечу поинтересовался Николай Иванович.

— Если нам необходимо согласно приказу покинуть поместье, то у людей наших должен быть командир и согласованные действия, — объяснила я свою задумку. — Попрошу Константина Васильевича стать главой нашего побережья. Обсудим способы экстренной связи и помощи друг другу в случае необходимости.

Граф, глядя на меня с доброй улыбкой, покачал головой.

— Не устаю удивляться тебе, девочка. Вместо того, чтобы с писком и визгом бежать собирать панталоны и платья, ты печёшься о безопасности своих людей.

Эх, деда Коля, да было бы мне действительно лет четырнадцать, скорее всего, так бы и сделала, но моё взрослое сознание, опыт прошлой жизни и советское воспитание предписывают, что высокое положение — это не только власть, но ещё и ответственность.

— Разве может быть иначе? — удивлённо вскинула я брови. — Милостью Триединого возложена на меня опека над людьми, живущими на моих землях. Как я могу уехать, не подумав об их безопасности. Эх, жаль, что нельзя отъезд отложить. Мне бы ещё пару-тройку дней, и куда как лучше стало бы.

— Да что за артефакт такой чудесный у тебя зреет? — не сдержал любопытства дед.

— Усиленный щит, напрямую запитанный от Источника. Он мог бы надёжно прикрыть наш участок берега, не позволяя кораблям приблизиться к суше ближе чем на полмили. Рыбаки смогут выйти в море. Путь недалеко, но с голоду не помрут. Безопасность опять же. Не пленят их, в рабство не уведут.

— И что? — кажется, граф был удивлён невероятными свойствами волшебного предмета.

— И ничего! — с досадой отозвалась я. — Царевич Андрюша, как Змей Горыныч, решил своё сокровище в подвалах спрятать, чтобы не досталась случайно султану. Думает, наверное, что тому без меня баб в гареме мало.

Николай Иванович вздохнул.

— И всё же ты ещё глупенькая девочка.

Тренькнула почтовая шкатулка, останавливая нашу дискуссию. Константин обещал прибыть через час с Дорой Марковной. Глеб, должно быть, тоже скоро прибежит — ему тут недалеко.

Пора распорядиться накрыть стол, дабы гостей угостить. Война войной, а обед по распорядку.

А ещё хочу написать Таиру. Невежливо будет просто уехать в столицу, оставив друга в неведении. Соперничество двух принцев меня когда смешила, когда раздражала. При этом я прекрасно понимала, что Андрею важен всего лишь мой необычный дар, а Таир во мне и человека видит. Молоденькую девушку, которая ему нравится. Он придумывал поводы для встреч, и подарки его были не дежурными, а душевными и полезными.

Конечно, я понимала, что на его информированность работает всё семейство управляющего. Ни одно моё слово не остаётся без внимания. Уже проверено. Как-то в конце зимы задумчиво протянула:

— Как хочется яблока. Такого яркого, красного… — знала, что у нас в усадьбе яблони не уродили прошлым летом, а те, что закладывали на хранение, уже закончились.

На другой день забрызганный грязью курьер доставил корзинку яблок, заставив меня посмеяться и погрозить пальцем Надии, при которой я высказала своё желание, от чего та чуть было не лишилась чувств.

Никто царевичу Андрюше не запрещал узнавать мои желания и капризы, вместо того чтобы дежурно отмечаться конфетами и игрушками. Но он этого не делал.

— Надо бы Петруше отписаться, что мы в столицу переезжаем, — вошла в кабинет Глафира. — Дабы не беспокоился.