7
Критики мне написали, что у меня, мол, плоховато с пунктуацией и в моём произведении якобы много пунктуационных ошибок. И я сначала подумал — ну хорошо, наверное, это так, небось действительно уже пунктуацию с тех пор, как писал «Тотальный диктант» почти без малейших пунктуационных ошибок ещё в универе. И уже готов был извиниться за то, что приписал себе абсолютную грамотность (критикам же виднее, нежели тем, кто меня из-за неё в редакцию работать принял), но… Но вспомнил один случай. Искал гамму для вычитки и одна альтернативно одарённая пишет, мол, да тебе прежде того бета нужна, у тебя там столько пунктуационных ошибок, что йоманый стыд для филолога! Я удивился, но, думаю, ладно, бетам же виднее… Открыл ей редакцию текста и лёг спать. Утром встал — и уху ел от количества запятых, расставленных вообще где попало! Сцуко, да у меня глаза вытекли от запятых, напиханных, например, в каждый фразеологический оборот, когда я ещё чуть ли не в первом классе знал, что в них запятые вообще не ставятся! И ещё она возмутилась, когда я высказал неодобрение, пришлось лезть в «Яндекс» и доказывать, что никогда они там не ставились! В общем, я тогда заипался всё исправлять обратно и с тех пор от бет шарахаюсь как от огня. И, когда мне теперь пишут, что, мол, у меня до фига пунктуационных ошибок (кстати, больше ни одного примера почему-то не приводят в доказательство, с чего бы это?), я не то что на два, на три это делю!
А ещё я понял, что никогда не поеду в параллельную Вселенную критиков. Ибо если они мне на вопрос, а как же это я тогда КОММЕНТЫ без ошибок пишу, мне отвечают, что, дескать, да, есть у меня грамотность, но посредственная, то боюсь тогда даже представить, а какая же в их Вселенной ОТЛИЧНАЯ, а не «посредственная»…
******
БАНДА ИВАНА МИТИНА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
- Доброе утро, товарищи! Передаём последние известия. В Москве поставлен новый трудовой рекорд. Бригада оборонного завода номер тридцать четыре под руководством бригадира Ивана Митина…
При звуке включившейся роботочки Чекист резко обернулся и быстро протянул руку, выключив её, чтобы не отвлекала. Я согласно кивнул. Да вообще, пора уже свои передачи выпускать наконец, не такие, как у людей. А то вроде у нас уже давно свои радиостанции, а один хрен, всё то же самое передают — выиграли, собрали, выплавили, установили новый трудовой рекорд… И зачем нам тогда вообще собственные-то станции, спрашивается?..
А Чекист тем временем снова обернулся к нашему пленнику.
— Ну так что, может, всё-таки расскажешь, как ты настолько моральный облик советского гражданина-то потерял, что даже девочек насиловать начал, а?
Да, вот насчёт «морального облика» — это он верно. При всей моей ненависти к совку, я не мог не признать, что детство-то в этой стране всё-таки уважали! И где вот этот гад тогда такого нахватался, спрашивается?!
А вот насчёт признания — это он зря, делать ему нечего. И дураку понятно, что этот урод девочек насиловал не из спортивного интереса, так нет, самому, видишь, хотелось это услышать! Хотя, по-хорошему, пачек ему хотя сначала не мешало бы хороших дать, а потом уже разговоры разговаривать!
А Чекист-то этот ещё МЕНЯ невесть каким злодеем выставлял! Да пока двадцатый век не наступил, когда кругом нравы распустились, КОГО я там за четыреста лет убил-то вообще? Петрушку одного только с Орловыми за компанию и всё?
А уж чтобы девочек малолетних насиловать — да мне такое и присниться вообще не может!
Да у нас, блядь, убивали в лагерях на хрен за это! Хоть и рассказывают всё, что там, мол, звери одни сплошные сидят…
— Ну так что, может, всё-таки расскажешь? — тем временем спросил Чекист бесконечно терпеливым голосом. Но я аж вздрогнул, увидев его глаза.
— Ничего я тебе не скажу, фашист проклятый! — напустил на себя бахвальство извращенец.
И в следующий миг уже не было никакого мороя с каменным лицом и ни разу не по-человечески ледяными сними глазами. А был только самый обыкновенный советский милиционер Алексей Котовский, вообще ни разу не похожий на Другого.
Но если, сука, я точно решил вообще никаких дел никогда в жизни с ним больше не иметь, то это именно в тот момент. Потому что ТАКОЙ хлеборезкой он куда больше обычного пугал, зараза!
— Не понял… — рассмеялся он. — Это ты вот сейчас МЕНЯ, заслуженного работника МВД, «фашистом» назвал?
Я покачал головой. Да, баран, зря ты это сделал… Ну, теперь пеняй на себя!..
— Так что, нет? — голосом вежливее некуда осведомился Чекист. — Или всё-таки да?
— Хорошо, я расскажу! — чуть не выплюнул в ответ развратник. Хотя ему самому плюнуть бы в рожу не мешало…
— Тогда рассказывай, — широким жестом пригласил его Чекист и уселся в кресло.
— Да, давай, скотина, рассказывай, как это чёртово насилие над детьми совершал! — с плохо скрываемой яростью выпалил я.
— Так а не было никакого насилия, — вдруг улыбнулся самодовольной улыбкой этот гад, откинувшись в кресле.
— То есть как?! — в изумлении вытаращил глаза Чекист, явно думая, что ослышался.
— А вот так! — отрезал развратник, кивнул на меня. — Не было никакого насилия, вон хоть у скреннера этого своего спроси, если не веришь!
— Да по какому, на хрен, «согласию»?! — чуть не зорал во весь голос Чекист, услыхав такое. — Им же ещё в куклы играть, сволочь!
— По такому! — с возмущением ответил этот хрен, вскакивая. — Я тебе говорю, вон хоть скреннера этого своего спроси, он подтвердит! Никакого насилия не было, всё было добровольно!
— Да ты же врёшь, гнида! — взвился было Чекист. Но я движением руки остановил его.
— Погоди, — перебил я его. — Не врёт он, сволочь!
— Это как?! — вытаращился Чекист теперь уже на меня.
Эх, как же не хочется вслух-то такие вещи рассказывать, а…
— Он свой дар использовал, чтобы они добровольно с ним шли, — с ненавистью глядя на нашего пленника, процедил я. — А потом память им стирал, чтобы не рассказали кому!
И КТО ему только должность председателя-то доверил? Смотреть-то на него просто и то неприятно!
Да-а, товарищ председатель исполкома, ну такого я я даже от вас не ожидал… Вот расскажи кто, первым бы не поверил…
— Ах ты ж скотина… — аж задохнулся от услышанного Чекист. — Вот уж не думал, что в Советской стране, а не где-нибудь на загнивающем Западе, может такое быть!
А уж как я-то не думал по возвращении с войны такое вот увидеть в мирное время, кто бы знал…
— Ну вот скажи, Цыган, — с горечью в голосе спросил Чекист, повернувшись ко мне, — ну вот КАК всё-таки советский гражданин мог пойти на такое, а?!
— А что ты у меня-то, ты вон у него это спрашивай! — кивнул в ответ я на нашего пленника.
— Ну?! — резко обернулся к нему к нему Чекист, сжав кулаки.
— А что, спроси, — заулыбался тот в ответ гаденькой улыбочкой. — А я отвечу, что им же всё равно придётся через это пройти, когда вырастут. Так уж лучше я, чем какой-нибудь плохой дядя! Да и пионеры ведь должны помогать старшим…
Этого Чекист выносить больше не мог. Издав какой-то булькающий звук, он резко вскочил с кресла, сжав кулаки. И я обрадовался — наконец-то этот урод получит по заслугам!
Но зря я только разохотился, как выяснилось. Ибо в следующую секунду никакого урода в комнате уже не было. А были только мы двое с Чекистом. И слова в собственный адрес у меня в голове тоже были, но озвучивать их я бы не стал.
Чекист, судя по лицу, подумал примерно то же обо мне и моём даре, не сумевшем даже за даром этого хрена разглядеть ещё один. Затем он с побелевшими от ярости глазами издал рык, только чудом не перебулгачивший весь дом, и мы понеслись на улицу, прыгая через три ступеньки.
У подъезда трое рабочих парней избивали стилягу. И надо отдать должное Чекисту — как он ни был увлечён погоней, но человеческие глаза вернул себе за секунду. И правильно, нам ещё только открываться сейчас перед кем-нибудь не хватало.
Мы пробежали мимо ряда сталинок и ринулись в соседний двор. Ну хорошо, гад, бегает, даром что на атлета и близко не похож, прямо хрен его догонишь!
