Я сидел в центре зала на вышитом серебряными нитями кресле и наблюдал за всей этой процессией. Одна из наставниц поймала странное существо с зеленой драконьей кожей и поднесла к моему лицу. Существо пристально смотрел на меня. Она вонзила в его брюхо кинжал. Его лиловые глаза поразила вспышка огня. Пламя разлилось по моим венам. Его глаза потухли. Кровь стекала в золотую чашу под моими ногами. В зале начала играть музыка. Сначала клавишные, как первые капли дождя, потом к ним присоединились струнные, какбудто даму пригласили на танец, затем заиграла восточная флейта и задымились курильницы. Я словно уплывал в туманное пространство за пеленой воздуха. Ужас вплетался в кончики пальцев, они похолодели и изнывали от судорожного страха. Серебряная луна ее глаз приближалась к моей душе. Ее тонкие острые нити тянулись к мне. А музыка все не кончалась, мысли теряли очертания и капали воском с горячих висков на влажный мраморный пол.

Проснулся на предрассветной поляне, один. Шепот деревьев превращался в осмысленную речь. Теплый холод земли согревал тело. Встал и пошел, незная куда и зачем. Огромный менгир стоял на тропинке, окруженной цветущими мудрецами. Сел рядом с ним. Мы проговорили до вечера и я продолжил свой путь.

Китай, как огромный азиатский слон, уплетающий хоботом арбузное золото. Закатное солнце обугливает его глинянную спину, а бабочки рисуют на ней сияющие иероглифы. Экскурсия в зоопарке Хайкоу подходила к концу. 7 дней на острове у берегов южно-китайского моря пролетели в одно длинное мгновение. Вечно-белые волны омывали наш пляж, соленая вода нежно покусывала глаза. Номер нашего отеля не выходил окнами ни на сочную морскую бухту, ни на сад из разноцветных цветов и кокосовых пальм. Балкон, на котором я стоял, смотрел на китайскую гостиницу для птиц (так здесь называли местных китайцев, которые приезжали на этот курорт на 1-2 месяца на лечение). Наши отели отделяли две узкие улочки и метровый забор с фонарями в форме жемчужин. Но меня не волновало ничего на свете более, чем то, что в комнате меня ждал сон моей души: она была русалкой, ее ровное дыхание волнами билось о воздух, и я чувствовал ее присутствие всей кожей. Ее длинные волосы словно бесконечное ночное небо, ее глаза столица царства амазонок, ее руки тропический ливень.

Она подарила жизнь моей тихой безвременной смерти, которой скоро исполнилось бы с десяток лет. Десять лет прошло с тех пор как я ушел из райского сада, и на десятый год я собирался спуститься в ад. Но меня спасло Провидение, я встретил ее в однотонном хаосе, в объятьях фосфорных стен меланхолии.

Она спустилась на меня с гор беспощадной лавиной, молнией взгляда зажгла темнолесье в моей голове, заполыхали ели, колыхнулась под ногами земля, и я оказался в бушующем океане на белой дрейфующей льдине. Ветер подталкивал мой ледяной пароход к Антарктиде. Меня несло к берегу пингвинов, белый мишка загорал под северным солнцем, тюлени прыгали со скал в морозный водную гладь. А я, очнувшись, не мог понять, где я? Почему здесь? И почему мне не холодно? Почему мне здесь хорошо? И даже забавно. Здесь, где я никогда не был, и не собирался быть. Наверное иногда судьба подталкивает нас туда, куда ей одной ведомо.

Я сошел на ледяной берег и пошагал сквозь сотню черно-белых птиц в сторону большой снежной горы впереди, незнаю зачем, только она манила меня к себе, и я почему-то сразу понял, что мой путь лежит туда. Пингвины важно топали по жемчужному жайляу, доли секунды они с любопытством поглядывали на пришельца, и потом вновь принимались за свои пингвиньи дела. Белый медведь пригретый солнечными лучами продолжал дремать на холме, и не замечал того, как я прохожу мимо него, осторожно ступая по жемчугу. Снежная гора приближалась, становилась больше, явственней поднималась изо льда и смотрела на меня голубыми глазницами. Чем ближе я подходил, тем становилось холоднее и темнее, солнце уходило в южные широты, поднимался арктический ветер, метель просыпалась ото сна.

В следующий миг со мной заговорила вьюга, когтистый ветер начал цеплять за одежду, тьма сгустилась, последние солнечные лучи освещали мне дорогу с белого горизонта. У подножья горы виднелся вход в пещеру. Уже в кромешной тьме, я нащупал ее скалистый порог. В следующий момент, над головой моей раздался взрыв, а затем словно сотни конских копыт помчались вниз с горы. Звук нарастал с каждой секундой, будто войско кочевников приближалось к врагу, и они уже были на расстоянии взгляда. Я отошел вглубь снежного лона. В следующий миг, вход в пещеру завалило лавиной. Снег и тьма ослепили меня.

Гдето в глубине пещеры чтото двигалось, и то ли пело, то ли завывало. Я пошел на эти звуки, выбора уже не было. Во тьме появилось синее свечение, я шел на него воодушевленно и нежалея сил, как летит светлячок к своей яркой смерти. Отчетливее слышались песнопения. Снежный лабиринт закончился, и я оказался на краю большого котлована. В центре стояла ледяная статуя снежной королевы, а вкруг нее ходили люди, держа друг друга за руки, они кружились и пели чтото на непонятном мне языке. Вдруг лед статуи раскололся на части, адепты пали ниц, а снежная королева посмотрела на меня. Она была далеко, но мне казалось что мы стоим рядом друг с другом, на расстоянии поцелуя, и она смотрит мне прямо в глаза. Я уже не мог шелохнуться. Все тело, кроме глаз, словно покрылось слоем льда. Но глаза мои все впитывали сок ее взгляда, взгляда королевской кобры на свою жертву, взгляда розы на влюбленного в нее соловья. Я сделал усилие навстречу ей, и сорвался, недвижно, с обрыва. Последнее, что я слышал – звук разбитой ледяной статуи. А потом тишина.

Я проснулся, она была рядом, еще спала и грела меня, околевшего ото сна.

Море кипело лазурью. Наш корабль разрезал расплавленное летнее небо. Я знал лишь то, что мы бросим сети в одном из солнечных заливов, а потом высадимся на необитаемом острове, где растет особый сорт цветов. Это все, что я понял из речи капитана корабля, грузного, маленького , сплошь загорелого человека лет пятидесяти. За солидную плату он выделил мне небольшую каюту, а я обещал не мешать их делу.

В море я чувствовал себя хорошо, также как и с бутылкой рома на суше. Все плавание до острова я вспоминал последний день на моей родине. Я собрал чемодан заранее. За окном кружилась февральская метель. Большие стекла мягко впускали зимнее солнце. Лежа на кровати, я засыпал, наблюдая за монотонным снегопадом, словно каждая снежинка падала мне на веки и смыкала их все ближе друг к другу.

Потом был переезд в эту южную страну. Здесь никогда не было холодно, если только духовно. У меня появились знакомые, соседи, собутыльники, бронзовые, вороные, улыбающиеся, грустные, злые… словом обычные люди, на лицах которых читались привычные раскаты грома. Очень скоро мне все это наскучило. Кроме более свободного нрава, солнца круглый год и прибрежного моря, ничего нового в этой стране не было, ничего не волновало сердца. Здесь было даже хуже, чем дома. Там: злые, эгоистичные, веселые, добрые, глупые, умные, белые, черные…и здесь они были такие же, только чужие. Правду говорят, никому в другой стране мы не нужны. Но и в своей стране нас не очень то нас жалуют. А если нет разницы, тогда зачем все эти путешествия? Может нужно уплыть за грань этой цивилизации, встретиться с иным и только так избавиться от всесильного бога скуки? В полусне, в полумыслях об этом я провел всю дорогу до острова, убеждаясь в своих грезах в правильности выбранного пути в неизвестность. Меня разбудил ктото из команды.

Мы высадились на одинокий остров, окруженный колышущейся дымчато-синей пеной. Команда ушла в джунгли. Я бродил по белому песку, берег медленно переходил в тропическую чащу. Изумрудная бездна словно говорила со мной: шелестом ароматных листьев, покрикиванием загадочной птицы, запахом теплокровного животного, сидевшего на высоких ветках и несводящего с меня темных блестящих глаз. Властный морской прибой толкал меня в спину. Я шагнул на зеленую тропинку, но было ощущение, что это земля задвигалась под ногами и сама несет меня туда. Вокруг, в зарослях неведомых растений сидели каменные истуканы с человеческими лицами. Их глаза и рты были вырезаны самым искусным образом: кричащие, удивленные, смеющиеся, плачущие, безумные, зубы полные дикого экстаза, раскрытые рты в момент последнего вздоха, сжатые губы, готовые излиться рождением огня. Мне казалось – этот каменный танец оживал. Мелькали неуловимые движения. Песок качался под ногами. Крики птиц становились пронзительными, резкими, похожими на внезапный детский смех. Маленькие каменные люди влезали в кору деревьев и деревья начинали двигаться. По древесным складкам расползались десятки лиц. С сотен веток стекали прозрачные капли и было непонятно, начинался ли тропический ливень или все деревья… плачут? Или потеют? Плачут от смеха? Или от счастья? По джунглям разносились всхлипы, вздохи, крики, ахи, охи, несвязное колдовское бормотание. Яркие краски джунглей сгущались, стекали и снова собирались в моих глазах, жар поднимался ко лбу, руки и ноги обмякли, но я почему-то продолжал движение в глубину этих галлюцинаций. Призрачный дождь усилился. Меня несло на большое открытое пространство, похожее на болото, окруженное со всех сторон танцующими влажными деревьями и белыми цветами. Я врезался ногами в горячую топь и остановился. Это последняя цельная картинка, которую я помню, дальше мелькают лишь пьяные осколки сознания.