Тата повалилась на кровать и заливисто хохотала:

— Агапи, не обижайтесь, ради Светлого, но у вас такое лицо было, когда перья улетели, такое лицо. Ой, не могу!

Ну да, растерялась. Хотела же по-другому сделать, а получилось… Весело получилось, и я тоже с хохотом повалилась на кровать.

Насмеявшись, вытерли набежавшие слёзы и вернулись к насущным делам. Как на родине говорят: «Делу время — потехе час».

Тата отпарывала у бирюзового платья шлейф — он на полметра тянулся по полу за рискнувшей надеть наряд женщиной.

— А если наступит кто на эту красоту? — задала я закономерный вопрос, но ответом было красноречивое движение плечами.

Повертев в руках покалеченный берет, пришла к выводу, что вещица симпатичная к платью подходит идеально, но с дырой такое не наденешь.

Повернулась к вороху лент и кружев, сваленных на кровати, — оказывается, пока мы от смеха валялись, немного их помяли. Но решив, что это не критично, вытащила из пёстрого завала моток подходящей отделки. Тут и на платье хватит, и берет починить смогу. Ещё бы пуговицу красивую или брошь небольшую, композицию завершить.

Аккуратно отделяя шлейф от платья, Тата временя от времени поглядывала, как я мастерю кружевную заплатку на берет в форме упорхнувших пёрышек.

— Вот смотрю я на вас, Агапи, и диву даюсь. Такая молоденькая, но жизненной мудрости и навыков разнообразных у вас столько, что иной поживший позавидует. Откуда всё это, если не секрет?

— Ах, Тата, у меня только тело юное, а так-то живу долго, в жизни бывало всякое, вот и научилась многому, — спокойно ответила я, не желая вдаваться в подробности.

Женщина поняла, что распространяться на эту тему я не желаю и тактично прекратила расспросы. Отошла за ширму, где переодевалась, и зашуршала тканью.

— Ну, вот, — разочарованно протянула она, глядя в отражение.

Согласна, не красит хозяйку платье, хоть и в тему нашего замысла. Поблекла она в нём, посерела кожа, глаза потускнели. Как всё же цвет одежды меняет людей. Подходящий сделает ярче, привлекательнее, оттенит все достоинства. Зато неудачный цветовой нюанс легко «потушит» любую красотку.

— Спокойствие, только спокойствие, — хотела я рассмешить Тату, словами мультгероя.

Но шутка была непонята и настроение не улучшила. С сожалением взглянув на своё отражение, приятельница повернулась, чтобы за ширмой сменить одежду на повседневную. Ну, нет!

— Стоять! — шутливо приказала я. — Сейчас будем исправлять.

— Как тут исправишь, если я не подхожу для всех этих нарядов? — без особого интереса спросила разочарованная и уставшая от переодеваний модель.

— Тата, вы недавно заявили, что хотите исполнить мечту отца. А у вас своя цель есть?

Женщина грустно усмехнулась.

— Не скажу, что это цель. Мечта. — Она посмотрела мне в глаза и без каких-либо эмоций ответила. — Семью хочу. Чтобы муж любил и уважал, а не прислугой бесплатной держал. Деток своих, а не чужих нянчить.

Женщина говорила с такой устоявшейся безысходностью, что я, не сдержавшись, порывисто обняла её и горячо зашептала:

— Таточка-лапушка, всё будет: и муж, и детки, и счастье. Верь мне!

— Верю, — просто ответила моя подопечная. — Вам, леди Агапи, верю больше, чем себе.

Ух! Даже мороз по спине пробежал. Ну, да, мы в ответе за тех, кого приручили. Ещё немного постояли обнявшись, но понимая, что время безвозвратно утекает, а дела не закончены, вернулись к платью.

— Смотри, — после недавнего эмоционального взрыва мы, не сговариваясь, перешли на «ты», — на этом платье тоже глубокий вырез. Не такой, как на изумрудном, но всё же. Давай закроем его шарфиком. Заодно уберем неподходящий оттенок от лица.

На спинке стула висела серебристая косынка нежнейшего ажура. Спустив угол в нескромное декольте, а концы закрепив на спинке платья, попросила Тату потерпеть ещё минуту и не смотреться в зеркало.

Серо-коричневый карандаш для бровей, розовая помада, которую нанесла не только на губы, но и кончиками пальцев размазала по скулам. Что ещё? Волосы чем-то прикрыть необходимо. Ещё одна чалма? Не хочется повторяться. Подвинула шляпные коробки, рассыпанные по полу, и увидела то, что искала. Шапочка простейшего фасона из серебряной парчи. Расправила и примерила на Тату.

— Теперь смотри! — подтолкнула замершую в ожидании женщину к зеркалу.

— Это не я, — не отрывая взгляда от отражения, пролепетала она.

— Ты, моя хорошая. Запомни навсегда, что это твое истинное лицо, — обвела рукой комнату. — Это твоя спальня. А ты хозяйка своей жизни. Всё будет так, как сама захочешь. И никак иначе.

— Дамы, вы где? — донесся снизу голос выспавшегося Виктора.

— Мы наверху. Поднимайся сюда, — громко позвала я друга, а Тате прошептала: — Сейчас проверим, как твой новый образ на мужчин действует.

— Ну вы и забрались, — ворчливо пробормотал парень, заходя в комнату.

Мазнул по мне взглядом и зачарованно уставился на хозяйку дома. Опомнился, поклонился, кажется, даже ножкой шаркнул:

— Хорошего дня, леди.

Тата со сдержанной улыбкой молча ответила лёгким наклоном головы. Виктор смущённо косил на меня, желая понять, кто это появился в доме, пока он спал.

— Витя, это Тата. Ты не узнал?

Не видела я своего лица, когда перья сорвались с берета в неожиданный полёт, но, судя по смеху хозяйки дома, выглядела примерно так же, как мой спутник — недоумённо вытаращенные глаза, приоткрытый рот.

Короче, полное изумление.

Без обеда нас Тата отпускать не желала:

— Не по вежеству такое, гости дорогие, чтобы на пустой желудок уезжать. О вознице вашем и охраннике переживать не надо. Оба хорошо в сеннике отдохнули и накормлены сытно. Не обижайте меня, отобедайте.

Есть и вправду хотелось. Когда тот завтрак был и чай с румяными творожными пирожками, которыми хозяйка угощала нас при встрече? Несмотря на то, что список запланированных на день дел не был закончен, мы остались. С удовольствием и аппетитом съели и сливочно-тыквенный суп-пюре, посыпанный хрустящими чесночными сухариками, и тушёного в сметанном соусе кролика, и картофельный салат с молодой зеленью. Запили сытный обед кофе с пышной шапкой взбитых сливок.

— Уф! — отдувался слегка объевшийся Виктор. — Нас так и в королевском дворце не кормили. Суп выше всяких похвал. Я такого сроду не едал. Очень вкусно!

Зардевшаяся от похвалы Тата махнула ладошкой:

— Скажете тоже, лэр Виктор. Во дворце небось не такие разносолы подают.

Мы с другом переглянулись и засмеялись.

— Так вышло, что не знаем, чем там кормят. Ни разу не обедали. Только завтрак, да иногда перекус лёгкий. Во дворце мы только ночуем, — объяснила я подруге.

— Ага. Вот такая гостиница, — весело добавил мой сопровождающий, — с завтраком.

Но шутка была не понята. Женщина никогда не выезжала дальше Горска и ничего не знала о питании в гостиницах.

Провожать нас Тата вышла на террасу. По пути делилась планами:

— Сегодня мы с Нуцей платья ушьём и отутюжим. Завтра с утра начнём сыр резать и в бумагу упаковывать. Вот только целых головок мало осталось. Четыре всего. Я тогда почти все на плесень проверяла. Теперь не знаю, так оставить или тоже разрезать.

— Оставь на последний день. Порезать всегда успеешь, а у меня идея одна есть. Посмотрим, как получится.

Тата согласно кивнула и спросила:

— А с прилавком как быть? Строить уже времени нет, да и не хочется такой, как у всех.

— У тебя особенный будет, — пообещала я и повернулась к огромному буфету, стоящему в обеденной зоне террасы. — Этот монстр тоже память о предках?

— Бабушкино приданое, — фыркнула наследница старинной мебели, — едва место нашли куда поставить. Неубиваемая вещь. Даже в зимние дожди не разбухает.

Подведя приятельницу к посудному шкафу, я рассказала свою задумку. Буфет поставить вглубь выделенной торговой площадки. На фоне потемневшей от времени древесины нарядные платья хозяйки будут смотреться гармонично. Верхние дверцы снять, чтобы открыть полки, заполненные сыром, для всеобщего обозрения. Нижняя часть — кладовка, откуда Тата будет пополнять выкладку.