— Вернусь, скорей всего, поздно. Спать я все равно сегодня не смогу. Отвезешь меня завтра в аэропорт? — сказал я, пока одевался в коридоре.
Она кивнула, а я выдавил из себя кривую улыбку, которая, как я надеялся, могла ее успокоить, и вышел из квартиры.
Если бы я мог, то улетел бы прямо сейчас. Прямо с этой лестничной площадки… Или с крыши… Мне бы крылья или капельку смелости, тогда я смог бы ото-рваться от края и улететь птицей ввысь. Скрыться далеко за облаками, воспарить выше неба и, облетев земной шар, упасть на яркий и разноцветный необитаемый остров. Если бы я только мог…
Находясь во все том же эмоциональном вакууме, я обзвонил своих друзей с просьбой о помощи и встретился со всеми, кто согласился дать мне деньги. Перед этими разъездами я замутил фирменный Пахин коктейль и вскоре был уже внулину. Я не хотел и не мог ничего рассказывать, раскрывая свои планы и причины отъезда. Друзьям детства это знать было не нужно, а Паха, к которому я заехал в самом конце, краем уха уже кое-что слышал.
— Все забрали? — спросил он, сделав пару глотков из бутылки.
— Да… почти, — я закурил. — Дай мне сотку авансом. Я прилечу и дам тебе адрес схрона. Там больше.
Остальное отдашь потом. У меня все с этим городом.
— Без проблем. Есть кому тебя отвезти завтра? — Паха пошел в комнату за деньгами.
— Да, Лиза отвезет. Не нужно тебе сейчас со мной светиться, — я отхлебнул из бутылки.
Паха вернулся с деньгами.
— Ну ты замутил, конечно. Весь город на уши поднял.
— Высоко летать — больно падать… — я встал из-за стола. — Поеду … Еще билеты брать.
— Давай. Не пропадай, — Паха приобнял меня. — На связи, — я вышел из квартиры. В кошельке за картами всегда лежала заначка. Ей
я и воспользовался, чтобы взбодриться и привести себя в чувства. Спать я все равно не хотел, да и не мог.
Положив часть денег на карту Лизы, я вернулся домой еще с одной бутылкой коньяка. Подруга к моему приходу привела квартиру в порядок. Помогла мне купить билеты онлайн и приготовила поесть, хотя в меня ничего уже не лезло.
Всю ночь я долбил дороги и пил, смотря по телевизору всякую всячину, которая могла меня хоть как-то отвлечь от той печали вперемешку со злобой и гневом, которые окутывали мое сознание. Образ Васи не выходил у меня из головы. И чем чаще я склонялся со скрученной купюрой к журнальному столику, на-деясь, что это хоть как-то поможет расслабиться, тем отчетливее видел перед глазами его лицо. Закрывая глаза, я будто падал с ним в ту самую прорубь, снова и снова… снова и снова. Сигарета… дорога… стакан. Сигарета… дорога… стакан. Больше… жирнее и чаще… Но эта комбинация уже не работала… Руки дрожали, как у больного паркинсоном на последней стадии, пепел летел по всему столику, окропляя рассыпанный небрежно порошок. Злыми глазами, горящими и красными как стопари на стареньком скае, я смотрел на свое отражение в столе. Словно чувствуя эти переживания, кот пришел ко мне на колени и громко заурчал. В свойственной кошкам манере он пытался меня успокоить, заставляя настроиться на гипнотический лад. Он старался как мог, но в какой-то момент, видимо, почувствовав мой гневный настрой, все же ушел спать под крыльями Ангела.
Начало светать, предметы уже плавали перед глазами, а лица и тексты на экране троились и перемешивались, создавая разноцветную кашу. Я откинулся на подушку подлокотника дивана. Пара пожилых, но отчаянно молодящихся ведущих вещали мне что-то про то, как лучше всего начинать утро. Под красноречивое описание полезного завтрака я долил остатки коньяка в рюмку и опрокинул залпом.
— Доброе утро! — восторженно и слегка наигранно кричали мне с экрана.
— Доброе!.. — буркнул я. — Если оно доброе! ***
Продолжалось то самое утро. Для одних это было начало нового дня, для меня — продолжение предыдущего. Видимо, я все же, изрядно укушавшись, уснул, и меня разбудила Лиза. Склонившись надо мной и слегка прикоснувшись к моему плечу, она легонько трясла меня, пытаясь вывести из состояния сна:
— Просыпайся. Нужно собираться, чтобы не опоздать, — шептала она мне на ухо.
— А? — выкрикнул я и подскочил, не понимая, где я и что происходит.
— Уже почти одиннадцать. Нам еще ехать долго… Я с трудом продрал глаза. Телевизор продолжал
показывать свои гипнотические картинки. На столике красовался привычный для моего быта натюрморт. Сотовый с поцарапанным экраном и следами белого порошка. Перевернутая рюмка и стоящая рядом с ней пустая бутылка. Зип-пакет с остатками дури на дне. Почти пустая пачка сигарет и несколько потушенных окурков в кружке из-под чая. Скрученная купюра, банковская карта и портмоне, валяющееся под столом.
— Я подумал, — тяжело глянул я на Лизу, — не стоит тебе везти меня в аэропорт. Хер знает, что у них сей-час на уме. Будут там меня караулить или не будут… Не нужно, чтобы нас теперь в этом городе видели вместе…
— Хорошо, — ответила Ангел без малейшей обиды. — Кто тогда отвезет?
— Никто. Такси… — я встал с дивана и пошел в ванную.
Привел себя в относительный порядок, позавтракал банкой пива, проверил еще раз сумку и вызвал такси. Мой последний час с Лизой перед отъездом напоминал немое кино. Не было слов… Одни лишь слезы… Следы моих деяний паводками растеклись по всей нашей квартире… улицам… и городу. Она тихо ходила по дому и плакала… Сидела и плакала… Перепроверяла, все ли я взял, и плакала… Казалось, за тот час она вылила все слезы, что копила годами. Мысленно со мной уже прощалась, не зная, увидимся мы еще когда-нибудь или это наш последний час. Старалась на меня даже не смотреть, чтобы не разреветься еще сильнее. Я же, как и обычно, был в этот момент совершенно в другом месте. Одной ногой в самолете, другой — в столице. Одной рукой держал за горло сволочей, другую тянул другу, склонившись над прорубью. Мысленно вбивал: «Гаспар с большой буквы через доллар, ноль-семь, ноль-пять, две тысячи десять», — на новом ноутбуке. Но в остальном был лед…
Такси привезло меня в аэропорт. Захудалое серое здание, больше напоминающее производственный склад какого-то советского завода. Одни люди заходи-ли внутрь на смену, другие же, отработав, выметались на улицу.
Топая к зданию, я смотрел по сторонам, пытаясь понять, приехал ли кто-то на меня поглазеть. Кто-то из тех, что глумились тогда над нами с Васей… Но не было никого, кто привлек бы мое внимание. Простые люди с такой же, как у меня, целью покинуть город шли рядом со мной. Я практически уже зашел в здание аэропорта, как за спиной услышал:
— Андрей?!
Голос был женский. Я обернулся назад и увидел Васину маму. Поняв, что она не ошиблась, женщина улыбнулась мне и сделала пару шагов вперед. «Т р и д ц а т о е », — как молнией ударило меня. И вместе с этим ударом я только сейчас по-настоящему осознал, что же произошло днем ранее. Я смотрел на нее и не мог вымолвить ни слова. Я пытался, но не знал, что говорить. Как объяснить человеку, что она оста-лась теперь одна?! Как объяснить тому, кто недавно снова начал радоваться жизни, что ему опять придется страдать?! Будет ли она считать себя виноватой, что ее сын в попытке сделать ее хоть капельку счастливей угробил свою жизнь?! Пока я, зависнув, стоял, изображая мертвый одинокий камень, она подошла ко мне ближе.
— Привет. Я Васю жду уже час. Вчера утром созванивались, обещал встретить. Но телефон недоступен. Вы не виделись? — она пыталась улыбаться, но глаза выдавали тревогу.
— Добрый день. Не виделись. Простите, но мне нужно бежать, — произнес я единственное, что смог ей сказать, и, развернувшись, направился ко входу.
— Андрюша! Подожди! Случилось что-то? — кричала женщина мне вслед.
Но я мог лишь крикнуть:
— Я, правда, на рейс опаздываю! — и прибавил ходу. Не знаю, сколько времени она смотрела мне вслед, словно искала последнюю надежду, за которую можно было бы ухватиться… Но ее не было, как не было той надежды у Васи, когда он тонул в проруби, пытаясь зацепиться за лед… Он боролся за жизнь, но будет ли бороться она, когда узнает, что лишилась последнего родного ей человека?
