«Бумага в клетку и ручка.
Телевизор, стол, сотик, сигарет пачка. Портмоне, купюра скрученная.
Как с таким багажом взрослеть?
Забей, садись в тачку!
Ночью как бы не уснуть… Какой твой путь? Хочешь прокачать свою круть — решаешь дуть. Духов фарта и удачи — чтобы не спугнуть,
Стоит своим принципам и совести
шагнуть на грудь.
Руку на пульсе… Друг на пути? Да хуй с ним. Есть только сильные и слабые!
Помни напутствие.
Легче с выбором желания. Вдруг сбудутся?! Премия на улице одна — пуля от полицера. Все ломаются, все гнутся пред королем. Пламенные чики палят крылья новым огнем. Головой качают под твой бит под твоим рулем, Сыпя соли на их рваные раны, текут ручьем. Но однажды тихим днем… может, в воскресенье, В отражении зеркал в себе увидишь зверя. Мир покажется пустым. Ты спросишь: «А где я?» Жаль, но не вернуть уже те старые сильные звенья».
Прочтя накаляканное, я решил, что мне это нравится, и позвонил типу на студию. Уже через пол-часа оказался в той самой комнате, где мы обычно записывались. Употребили часть привезенного мною гостинца и стали колдовать… Правда, я слегка борщанул с дозой, и меня прибило сильнее обычного, отчего язык был будто клеем приклеен к небу, и губы вяло шевелились, выдавая слова, завязанные в узел… Что поделать, чувак… это рэпчик.
Импульсивность никогда не шла мне на пользу. Отрицательные и положительные эмоции порой вспыхивали так быстро, что я не успевал понять, как и с какой отправной точки я перешел к этой мысли… к этой поставленной задаче, которая теперь горела внутри меня пионерским костром. И хуже всего получалось, когда этот запал трансформировался в гнев, злобу… ненависть.
Причиной большинства таких случаев были долги, а точнее, должники. Торчавшие мне денег люди бесили очень сильно. «Этот гондон должен мне бабок и мозги ебет! — кричал голос внутри меня. — Нужно показать этому уроду, что он не с тем связался». Я сам позволял им изначально расслабиться, а затем распылялся в своей голове на темы, чего бы такого сделать с эти-ми сволочами, чтобы они перестали кормить меня байками.
Должников было немного… В основном мне зависали по мелочи. Но пара ишаков, потерявших всяческий стыд, в моем списке были… И одним из таких мудил был мой давний приятель — Сергей. Серега, Серый… Серьга. Он имел польские корни и фамилию Мельцаж, доставшуюся ему от отца, чем он где надо и где не надо козырял. И вел себя во дворе как поляк на оккупационных землях Чехословакии.
С Серьгой мы познакомились еще в раннем детстве. Не скажу, что мы с ним прям закадычные друзья. Нет. С ним у нас всегда были иные взгляды на вещи… разные характеры. Еще с самой школы он умел залезть в какую-то задницу, полную приключений. Он так же талантливо тащил с собой в эту задницу и других. А потом, когда неожиданно ситуацию накрывало медным тазом, успешно линял одним из первых, оставляя остальных разгребать.
Когда мы уже были совершеннолетними, у Сереги случилось горе… от рака скончалась его мать. Отец, давно ушедший из семьи, не горел желанием возиться с сыном, вечно ищущим на свою задницу приключений. Пытался помочь… дать тому работу. Не раз занимался педагогическим промыванием мозгов, но особых плодов это не приносило.
При любой удобной ситуации, когда тема в разговоре затрагивала печальное благосостояние Серого, его безнадегу и всяческие неудачи, он любил вспомнить тот факт, что всему виной, по-видимому, кончина его матери. Мол, утрата любимого человека так сильно его подкосила, что у него просто опустились руки.
В первые годы я еще мог с ним согласиться, уверенно кивать башкой и приговаривать: «Да, друг… Так и живем… Сочувствую… Я все понимаю!» Но чем больше лет проходило с момента трагедии, тем больше его причины походили на бред. Вряд ли мать ему являлась во снах и шептала: «Пей, сын… будет легче. Забей хер на все. Скитайся по хатам друзей. Клади на свое будущее, и мне на том свете будет легче».
Мы стали с ним видеться реже с того момента, как я занялся организацией концерта. Поменялся круг общения, одни интересы уступили место другим… Встречая наших общих знакомых, я периодически спрашивал за него, на что почти все в один голос отвечали подобными короткими историями: «Да… машину взял у отца девушки покататься. Разбил. Восстановлению не подлежит…» — или: «Слышали, что они какую-то тусовку устраивали, там дочка судьи малолетняя оказалась. Ее там трахнули. Теперь их всех ищут…» — или: «Они с приятелем залезли в магазин ночью и вытащили ящик вискаря…» С одной стороны, думаешь — ну надо же, у человека жизнь бьет ключом! Всегда в движении… Смотрите, сколько энергии… Все то же, только помноженное на гораздо более крупный масштаб, совершают чиновники и сидят себе спокойно на своих местах… А мы тут к пацану придираемся. Но с другой… обдумывая все перечисленное, я задавался вопросом: «Будет ли когда-то дернут стоп-кран у этого сумасшедшего локомотива?! Или он однажды, сойдя с рельс на крутом повороте, улетит с обрыва?!» Лишь время покажет…
Не помню уже как, но мы встретились с Серым. Он не раз говорил, что, судя по тому, как выгляжу, скорей всего, у меня все получилось в жизни и я хорошо устроился. Мы выпили, и он снова затянул свою песню: — Да, братан. Я же тоже старался. Реально старался. Что у меня, руки из жопы?! Нет! Я же все, за что ни берусь, пиздато делаю. Ремонты друзьям… заказы всякие. Съезди, посмотри… Все довольны… Я раньше другим был, братан. Спорт-хуерт. А потом мамка… Все изменилось. Все отвернулись. Заебал их всех Серега… Устали они от меня. А отец?! Считай, что его и нет. Новая семья ему дороже сына… — роптал он.
У меня же всегда была идиотская манера помогать всем. Как хренов меценат, постоянно вникал в окружающие меня сопли и ждал своего часа, чтобы вставить свое (излечите меня когда-нибудь от этого) предложение помочь.
— Давай помогу чем-нибудь, — предложил я. И с тех пор стал ему помогать… Серый сказал, что, по слухам, от наших общих приятелей, знал, что я барыжил, и давно хотел со мной законтачиться на этот счет. Поначалу, как и у многих, дела у него шли ров-но. Даже очень. За первые пятерку и десятку он от-дал деньги довольно быстро. Как и подобает любому с ушлым характером, он шкульнул с возвратов в счет долга по пятьсот-тысяче рублей, но с учетом неожиданно позитивного и мягкого старта я не придал этому значения. «В следующий раз докину, нужны были срочно!» — меня это вполне устроило.
Серега пел про людей, которые увозят товар в соседний городок и берут регулярно, и что эти разы были лишь проверкой качества. «Они просят сотку, братан. Я скину им двадцатку. Если все будет ровно с их стороны, то будем общаться за серьезный вес», — накинул мне Серый при очередной встрече. Мне казалось, что для бедолаги-Сереги, к тому же регулярно пьющего и дербанящего себе из пакета процентов пять-десять веса, он вел дела достаточно четко. Даже ровнее многих трезвых. «Делает и делает, че еще надо…» — думал я.
Двадцатка была продана тоже быстро. Уже через пару дней Серега объявился и предложил перейти к сделке на сто грамм. Он вернул деньги с последнего веса и докинул взятые в долг полтора рубля с прошлых партий, чем нереально порадовал меня. Мы обсудили с ним бонусный скидос для него, помимо и так уже комфортной изначальной цены, по которой уходил ему вес. Ведь я же здесь был для того, чтобы помогать, а не навариваться втридорога. Меценат же, епта… Филантроп… Слуга народа. Опора и защита. Если б еще нимб не так сильно подпекал мой лоб, вообще б все круто было…
Сотка ушла Сереге в руки, и наступило молчание. В это же время назрел вопрос, который мы давно обсуждали с Пахой, — вес, который нужно было передать нашему веселому молочнику, чтобы запустить схему с артелью. Встреча была быстрой. По словам Пахи, все было в силе, и первая волна должна пойти уже в ближайшую неделю. Я передал ему полку «скорости», а так-же дал пятьдесят грамм синтетического каннабиноида. — Короче, вот новая тема. Недавно получил, — сказал я.
— Эйфоретик какой-то? — спросил Паха недо-вольно.