Мрачно и с нажимом, обводя присутствующим твёрдым взглядом, закончил я свою речь. Требовалось проявить жёсткость и волю, что бы на корню пресечь малейшие поползновения к недовольству, или возражениям. Несмотря ни на что, ещё ничего не было закончено.

— Шериф, берите этого преподобного идиота и посадите в камеру, пусть подумает хорошенько над своим поведением! И усердно молится! Надо будет отписать епископу, пусть разберется, по какому такому дьявольскому наущению он подбивал людей на кровавую баню и гибель! И не связан ли он сам с потравами и порчей. Довелось мне слышать о таких перевёртышах, предавшихся тьме!

Священник только что собиравшийся разразиться новыми проклятьями и призывами к толпе, в удивлении и возмущении уставился на меня хватая ртом воздух. Я же злорадно ухмыльнулся ему в лицо. Что старый хрыч, думал ты один способен в демагогию и работу с толпой?

Для всех, сколько то образованных людей была очевидна моя правота. Да даже и в толпе уже это поняли. Возможно, кто то бы и хотел отыграть назад, судя по хмурым взглядам остальных священников и судьи, но, они уже сами, своим обращением признали за мной право командовать. Теперь, если они захотят что то изменить, им уже не получится всё свалить на неуправляемую толпу, придётся брать ответственность на себя. Но, настолько решительных, или отмороженных, среди них не нашлось.

Под моим требовательным взглядом сначала судья, а потом шериф, кивнули своим людям с большой неохотой двинувшимся к священнику, что бы препроводить его в камеру. Вот только этот, явно много возомнивший о себе поп, оказался совсем другого мнения. Руки священника полыхнули ослепительно белым светом. Направившиеся к нему стражники мгновенно отпрянули в стороны. А в мою сторону устремился поток белоснежного пламени.

— Умри, исчадье ада! — С безумно выпученными в мою сторону глазами, прокомментировал свою атаку священник.

Крыша у старикашки явно протекла от усердного служения и чувства собственной значимости. Глупо, но могло бы сработать, будь я слабее и не готов к такому. Заранее почувствовав концентрацию энергии с его стороны, я привычно выставил на пути святого огня энергетический щит. Секунда потребовалась что бы убедиться в прочности защиты, а потом, я шагнул к нему навстречу вынув из ножен меч.

Будь священник более искушён, или встречай он хоть иногда сопротивление, возможно, он был бы более осмотрителен, что бы кидаться на мага продемонстрировавшего силу. Кидаться сырым священным огнём, не потрудившись сплести его хоть во что то более серьёзное и убойное? Мой щит уверенно держал потоки белоснежного света и хоть я чувствовал ощутимое давление, но оно было не достаточно, что бы меня замедлить. Было очевидно, что этим меня не остановить, но поп исступлённо вливал и вливал в мою сторону чистую, убийственную силу постепенно наращивая плотность по мере того, как до него начинала доходить бесперспективность этого занятия. Однако, это не стало для него основанием, что бы сдаться, а в иррациональном безумии надеяться что вот ещё немного, вот ещё чуть — чуть и мой щит лопнет, а торжество окажется за ним. Будь у нас несколько больше времени, час или два, так, может быть и случилось. В отличии от меня, сильно ограниченного в запасах маны внутренним резервом, внешний приток был слишком мал, для подпитки и им можно было пренебречь. За священником же были огромные запасы алтаря его храма, с которыми мне было не равняться. Единственное что его ограничивало, пропускная способность собственного организма. Насколько я смог рассмотреть ранее, пятый уровень. Будь я даже четверкой, я смог бы отразить его атаку, пусть и не долго — за меня был совершенно иной уровень знаний и умений.

Приблизившись к попу почти вплотную, я остановился. Просто так убивать, пусть и напавшего на меня священника, было бы не слишком красиво с моей стороны. Вроде как духовное лицо, пользующееся не малым авторитетом среди присутствующих. Раз уж мне хватало сил, следовало сначала хоть немного дискредитировать его в глазах окружающих. А то мало ли. Кто его знает, какие тараканы бродят в головах здешней паствы. Не станет ли убийство, пусть и явно безумного, но всё таки священника, спусковым крючком к новому противостоянию с окружающими. Мне бы этого очень не хотелось.

— В тебе нет истинной веры поп! — Продолжая играть на публику голосом воскликнул я обвиняюще. — Одна гордыня, самомнение, властолюбие и жестокость! Это совсем не те качества, что хотел бы видеть в своих служителях Спаситель. Ты погряз в грехе!

Мои слова, по произведенному на священника эффекту превзошли мои самые смелые ожидания. Нас разделяло чуть больше шага и концентрация бушующей стихии белого огня бьющего в щит, почти полностью заслоняла от меня лицо попа. Но, я всё же смог разглядеть как ещё больше исказилась гримаса ненависти на его лице, а поток чистой силы бьющий из его рук резко усилился заставив меня, в первый момент, даже занервничать. Сполохи полыхающего огня огибали щит и опаляли огнём лицо и тело, создавалось ощущение, как будто находишся под ярким, тропическим солнцем опаляющим не защищенную кожу жёстким ультрафиолетом.

Однако, это последнее, запредельное усилие священника, что то надорвало в его организме. Тело в нарядной рясе внезапно вспыхнуло ослепительным светом засветившись изнутри, словно под кожу залили жидкое золото, а ещё через мгновение, выдав последний, мощный импульс в мою сторону, от которого я даже покачнулся и едва удержал щит, тело в рясе мгновенно посерело и осыпалось невесомым пеплом с кружащимися в нём, догорающими искрами огня. Что интересно, нарядная ряса, бывшая на священнике, осталась целой.

— Господь справедлив, не дав мне обагрить меча. В благодарность за это, я готов лично взять на себя исцеление семерых жителей этого селения сегодня и столько же завтра совершенно бесплатно. Пусть шериф и уважаемые люди поселка выберут страждущих. Я остаюсь в гостинице до прибытия моей дружины!

Все были настолько поражены и обескуражены необычной развязкой противостояния, что никто не нашёлся что возразить. Даже священники, явно понимавшие больше остальных, выглядели подавленными. Не стал больше вступать в пререкания, а вернулся к всё ещё прикованной к столбу ведьме.

В полной тишине освободил пленницу от оков, благо цепь висела на крюке, а кандалы были затянуты проволокой, а не клёпками. Народ с интересом наблюдал за моими действиями, не решаясь ни помочь, ни воспрепятствовать. Гибель священника произвела на людей такой эффект, что теперь, я надеялся, любой сто раз подумает, прежде чем станет баламутить воду и подбивать других на бунт и противостояние со мной. Да и впечатлений толпа получила уже столько, что снова раскачать её будет уже не просто.

Подхватил бесчувственное тело ведьмы на руки и велев принцессе позаботиться о лошадях, направился обратно к гостинице, благо она была рядом, на площади же. Народ по мере моего движения молча расступался.

Едва я оказался перед гостиницей, передо мной возник хозяин распахивая дверь.

— Приготовьте лохань с водой и всё для мытья! — Распорядился я и зашел внутрь направляясь в оставленный совсем недавно номер.

Всё это время девушка оставалась без сознания и я не торопился приводить её в чувство. Вся одежда на ней сгорела, частично прилипнув к коже. Последняя, после исцеления, отваливалась кусками, отшелушиваясь и смешиваясь с пеплом, но в целом, ведьма вся была измазана в саже и пепле.

Принцесса, всё время, пока мы были не одни, благоразумно молчавшая, стоило нам оказаться наедине, тут же завалила меня вопросами.

— Слава, ты почему вмешался? Это было очень опасно! Что такого сказала ведьма, что ты бросился её спасать?

Задумчиво глянул на заинтригованную принцессу. Что ей отвечать, я пока даже не думал. Хотя она, верно заметила, именно проклятье ведьмы заставило меня отбросить сомнения и вмешаться. Было действительно опасно, но, нам, можно сказать повезло. Не знаю, как бы я справлялся, если бы все три священника решили сопротивляться моему решению. К счастью, этого не произошло, в людях возобладал разум, или осторожность, теперь уже не важно. Но, я прошёл по краю. Всё могло закончиться не так благостно, ударь в меня священники втроём, или примени они негаторы, предварительно заведя толпу.